Чёрная Вдова, или Королева Смерти

Горела внутри нее.

Внутри Нагайны.

Она разгоняла по венам кипяченную болезненно-сладкую истому счастья и предвкушения, оживляя будто заново мертвое тело.

Мертвое от боли.

Нагайна взяла в руки воды и умылась, чтобы смыть слезы.

Еще раз.

И еще раз.

До того момента пока глаза не стало щипать уже не от слез, а от обжигающей воды, что постоянно касалась век при умывании.

Выключив воду, Нагайна взяла полотенце и медленно вытерла лицо, руки.

И посмотрела на себя.

В зеркало.

В отражении она видела себя.

Наконец, она видела себя, а не свою мертвую копию, что жила вместо настоящей Нагайны все эти четыре года.

Вокруг глаз чуть покраснело от недавних слез, появились небольшие синяки, лицо выглядело немного уставшим и более бледным, чем обычно.

Губы стали ярче на фоне матовой кожи.

Нос слегка заострился.

Ресницы немного слиплись от слез и воды.

Глаза горели.

Глаза горели счастьем.

Глаза горели любовью.

Аро вновь разжег то, что потушил.

Нагайна не переставала его любить, нет.

Просто она не могла гореть, когда в ее огне больше не нуждались.

Поэтому, была кома.

Душа была в коме, также как и болезненное сердце.

Реабилитация сейчас шла в «ускоренном режиме». И все же свершилась.

Поэтому, ее так пробило.

Так пробило от одних лишь строк.

Строк, написанных им.

Написанных для неё.

Она ожила.

Как семь лет назад ожила, увидев его в тронном зале.

Как несколько тысяч лет назад полюбила, остановив агонию его обращения.

Нагайна устало улыбнулась своему отражению.

Такой искренней и легкой улыбкой.

Такой мягкой.

Такой живой.

Отойдя от зеркала, девушка открыла замок и, надавив на ручку двери, отворила ее.

В комнате был полумрак, освещаемый робким серебром луны.

Нагайна вышла из ванной комнаты, взяв с собой письмо и выключив свет.

Подошла к портрету супруга и улыбнулась ему в ответ на его улыбку, изображенную ею на полотне.

Отодвинула картину, за которой был небольшой тайник.

Щелкнув пальцами, она открыла его и, поцеловав еще раз вновь сложенное в конверт письмо, положила его туда.

Легкое прикосновение — и стена вновь стала ровной, «срослась», скрывая за собой тайник с жизненно важным письмом.

Нагайна улыбнулась и вновь задвинула картину.

— Я буду ждать, — одними губами прошептала ведьма, обращаясь к портрету и, простояв еще минуту, отошла от полотна, направившись на веранду, где ее ждала Джейн.

— Гайя…все нормально? — обеспокоенно спросила она.

— Да. Скажи ему «да».

— Что он написал тебе?

— О нашем воссоединении, Джи, — коротко ответила Нагайна, садясь в кресло, рядом с подругой.

Джейн знала, что ведьма большего не скажет. Понимала, что это личное пространство семейной жизни ее подруги и Повелителя, а Нагайна никогда не разглашала о ней какие-либо подробности.

Тем более, письмо.

Джейн привыкла, что Нагайна в этом плане очень скрытна и даже с лучшей подругой не станет делиться вещами, связанными с Аро и их с ним отношениями.

— Я рада, что он…наконец, принял это решение, — без слов все поняв, ответила блондинка.

— Спасибо, Джи, — прошептала Нагайна, — во второй половине дня, первого мая, просьба к тебе, приедь, пожалуйста, я отдам сына тебе. Просьба к тебе познакомить его с нашей семьей. Пусть он поживет два-три дня там, где будет проживать впоследствии всю свою жизнь.

— Хорошо… — сказала Джейн, — Это будет правильно. Удачи тебе… Ты поняла, о чем я.

— Спасибо, — смущенно улыбнувшись, поблагодарила Нагайна и через паузу добавила, — Давай погуляем…

— Погуляем? — вопросительно переспросила блондинка.

— Да, погуляем. Если хочешь.

— А почему бы и нет, — улыбнулась Джейн.

— Где бы ты хотела? Любая точка мира.

— Решай сама, Гайя. Главное, с тобой, — мягко взяв за руку подругу, прошептала девушка.

— Давай погуляем…в Вольтерре, — неожиданно для Джейн констатировала Нагайна.

— В Вольтерре? Решила вернуться в Палаццо уже сейчас? — улыбнулась Джейн.

— Я просто хочу снова привыкнуть к дому…

***

На следующий день. Иордания. Петра. Замок рода Эйлинендж.

Нагайна и Эрик проводили время на озере. Ведьма приобнимала сына, что безмятежно сидел на берегу и болтал ногами в теплой чистой воде.

— Сын, мне нужно поговорить с тобой.

Эрик еле заметно напрягся, и Нагайна почувствовала это кончиками пальцев, что покоились на его плече.

— Хорошо, мама. Что-то случилось?

— Не бойся, все хорошо. Просто… — она сделала паузу, — Первого мая к нам приезжает твой отец.

На и без того тихом озере повисла гнетущая тишина.

— То есть… — неуверенно начал мальчик, — Боже мой…

— Ты не рад? — спросила Нагайна.

— Нет, мама, я рад, но… Я боюсь.

— Реакции…папы? — спросила она, зная ответ, — Ты боишься, что он плохо к тебе отнесется?

— Я ведь никогда не видел его. По сути, и он никогда меня не видел.

Нагайна грустно улыбнулась, понимая, что, на самом деле, сын прав.

Его столь простые суждения были донельзя точны.

Они заставляли задуматься.

Они заставляли вспомнить.

— Но…он же любит тебя, как и ты его… Ты же всегда ждал того, что тот человек, о котором я рассказала тебе еще тогда, когда мы были среди клумб лилий на свадьбе Калленов, наконец, вернется.

— Я жду и сейчас… Но…мне все равно немного страшно. Ведь я знаю его только по твоим рассказам. Но…я все равно жду встречи с ним, хочу узнать, какой он…я хочу, что бы он мной гордился, мама. Я боюсь, что он разочаруется во мне.

— Не думай так. Ты его сын, единственный любимейший сын…он очень любит тебя, не сомневайся. Он писал мне о том, что хочет видеть тебя, потому что скучает, потому что любит. Твой отец никогда не бросает слов на ветер. Не беспокойся…тебе может быть непривычно. Но ведь когда-то Джейн ты тоже воспринимал как чужого человека. Но сейчас же ты относишься к ней как к родной тете и совершенно не боишься ее. То же самое будет с Аро, но…Знаешь, Эрик, ты очень похож на своего отца…даже внешне. Когда мой муж увидит в тебе маленькое отражение себя, от его холодности не останется и следа, даже если таковая будет. Не беспокойся. Мы твои родители. И мы любим тебя. Аро сам захотел видеть тебя, сам захотел вернуться, понимаешь?