Черная вдова

– Эх, Виктор Павлович, как же это вы не догадались прихватить снимки с покойников?
– с укором произнес следователь.
– Предъявили бы для опознания...

– Да я и сам пожалел, - снова вздохнул на том конце провода капитан. Завтра Привалова летит в Южноморск, к вам. Помог ей с билетом.

– Ну а приваловский двойник по документам?
– напомнил Чикуров. Выяснили?

– Какой там! Наотрез отказывается давать показания! Задержали, разбираемся.

– Да-а, загадки как из рога изобилия, - раздумчиво произнес следователь.
– Вот и у нас сюрпризец...
– И Чикуров сообщил Журу о неожиданном повороте в деле, вызванном обнаружением в море покойника с огнестрельной раной.

В заключение Игорь Андреевич наказал оперуполномоченному уголовного розыска собрать как можно больше сведений о Привалове и его супруге.

Только он положил трубку, пришел Кичатов. Услышав барнаульские новости, подполковник удивился тому, как много успел сделать Жур за полдня.

– Почему же за половину, - посмотрел на часы Игорь Андреевич.
– Там уже вечер.

– Совсем забыл!
– хлопнул себя по лбу Кичатов.
– Там же другой часовой пояс...

– Ладно, перейдем к здешним делам, - сказал Чикуров.
– Что Великанов?

– Слава богу, кажется, выкарабкивается, - ответил Кичатов.
– Сегодня перевели из реанимационного отделения в палату. Там повеселее, да и Юля рядом.

– Простите, какая Юля?

– О, Юлечка Табачникова - удивительный человек!
– с уважением произнес Дмитрий Александрович.
– Что делает любовь, а? Представляете, сама врач по образованию, а специально перешла из санатория в больницу простой медсестрой, чтобы быть рядом с Великановым!

– Знакомая его, что ли?

– Да нет, просто страстная поклонница. Призналась мне, что влюблена в него с детства, по кинофильмам. Собирала из газет и журналов вырезки о нем, портреты покупала, открытки. Целый альбом! И вот она настояла, чтобы Сашу поместили в палату, окна которой выходят прямо в больничный парк: Юля как-то читала интервью, где Великанов сказал, что он очень любит природу. Она твердо убеждена, что должна помочь ему встать на ноги.

– А допросить его когда будет можно?

– Увы, - развел руками Кичатов.
– Врачи и сами не знают. Но Табачникова обещала: если Великанов заговорит или произнесет хоть бы одно слово, возможно, во сне, а может быть, в бреду, она будет записывать и передавать мне. Вдруг мы ухватимся за какой-нибудь кончик?.. Так что я постоянно в курсе.

– Это хорошо, что у вас есть такой помощник, - улыбнулся Игорь Андреевич.

– Главное - надежный. Мне сказали, что Юля не отходит от Великанова. Даже домой не отлучается, все время в больнице. Вот это преданность! Кичатов вздохнул, помолчал и продолжил: - Теперь о другом... Установлено, чьи отпечатки пальцев на деньгах в "дипломате".

– Из номера Варламова?
– зажегся Чикуров.
– И кому же они принадлежат?

– Блинцову.

– Опять Блинцов!
– Чикуров встал, прошелся по комнате.
– Значит, "дипломат" с деньгами принес заместителю министра он?

– Да. Но не забывайте, - напомнил подполковник, - помимо пятидесяти тысяч там находился перстень. Вещь очень дорогая! И на нем тоже наследил Блинцов... Интересно, кому предназначались эти подношения - самому Варламову или кому-то еще? И вообще, что это - взятка или нечто другое?

– Странная личность этот управляющий трестом. С одной стороны, вроде бы отличный руководитель, всегда в передовиках, на гребне, так сказать, а с другой... Судя по фельетону - самодур и волюнтарист. Выходит, у него еще есть третья ипостась.

– Может, возьмем его в оборот?
– предложил Кичатов.
– Он должен вернуться из Москвы не сегодня-завтра. Вызовем, допросим, а?

– Я бы с этим не торопился, - подумав, ответил Чикуров.
– Что мы ему предъявим? "Дипломат"? А он скажет, что просили передать. От кого? Варламов поручил, мол, принять от неизвестного мне человека... Варламов-то мертв!

– А его пальчики на купюрах и перстне?

– Скажет, что заглянул в "дипломат" просто из любопытства... Нет, по-моему, надо сначала узнать, что за птица Блинцов, и копнуть поглубже. Чует мое сердце, тут будет над чем потрудиться работникам уголовного розыска и ОБХСС. И вот тогда...

– Наверное, вы правы, - согласился Дмитрий Александрович.

Чикуров сел на место, озабоченно обхватил лоб пятерней.

– Чего зажурились, Игорь Андреевич?

– Получается, что в данный момент мы остались здесь без рук и без ног, - невесело улыбнулся Чикуров.
– Я имею в виду наших оперов.

– Латынис прилетит завтра, - сказал Кичатов.
– А может, попросить в группу еще работников уголовного розыска? Дело вон как растекается по городам и весям! Москва, Барнаул, Алма-Ата... И что еще выскочит, неизвестно.

– Да, невод мы забросили во многие места. Но будет ли толк, если наша группа начнет разбухать? Я в этом не уверен, Дмитрий Александрович. Количество не всегда перерастает в качество!
– Чикуров снова встал, подошел к окну.

Дождь сеял и сеял, не переставая, а туман, как показалось ему, еще более сгустился. Игорь Андреевич вспомнил свои размышления на утренней дороге в горуправление милиции и вслух произнес:

– Блуждаем мы с вами, подполковник, в тумане... Понимаете, нет путеводной идеи! Поэтому и мечемся пока, нет целенаправленных действий.

– Зачем так пессимистично?
– улыбнулся Кичатов.
– Я думаю, на вас плохо действует сегодняшний дождь. Безнадегу нагоняет.

"Может, я и впрямь кисну из-за погоды?
– подумал Игорь Андреевич. Ведь это вполне естественно, что нет пока ощутимых результатов: следствие идет всего ничего".

И все же на душе у него было неуютно. Как всегда, когда дело буксовало.

С утра на следователей обрушился шквал звонков из Москвы.

Сначала из правления Союза художников СССР. На фотографии утопленника с бородой, которого обнаружили в море 24 октября, узнали Феодота Несторовича Решилина, художника, вокруг имени которого давно уже бушевали страсти: одни возносили его творчество чуть ли не до небес, другие ругали почем зря. Чикуров тоже о нем слышал, и даже как-то Надежда хотела вытащить его на вернисаж Решилина. Но Игорь Андреевич был очень занят и на выставку пойти не смог.

– Ну, Дмитрий Александрович, держитесь, - предупредил он коллегу. Решилин - даже не замминистра!

И действительно, после сообщения из Союза позвонили из Худфонда, спрашивали, когда и где можно забрать тело знаменитого живописца. Похороны должны были быть очень пышными и торжественными.

Затем зашевелились центральные газеты, информационные агентства. Всем нужны были подтверждения о гибели художника, подробности. Чикуров отвечал уклончиво: идет, мол, следствие, а посему ничего более сообщить нельзя. Прорвался к ним даже работник посольства западной страны. По его словам, Решилин взялся рисовать портрет посла и даже получил аванс. Разумеется, в валюте. Что, мол, теперь делать? Игорю Андреевичу пришлось дипломатничать, заверив в конце концов, что все сведения о художнике тот получит через соответствующие каналы. Хотя и сам толком не знал, что это за каналы и вообще как действовать в данном случае.