Черное копье

— Поздно, — мертвеющими, не слушающимися губами проговорил Фолко, внезапно останавливаясь возле самого края леса.

Гномы с разбегу чуть не налетели на него, и все втроем поспешно упали ничком в высокую траву, моля великого Дьюрина и Светлую Варду Элберет, чтобы их не заметили, — из леса чуть левее грянул конский топот, а еще миг спустя раздался крик часового. У Фолко пресеклось дыхание — Олмер вступил в лагерь.

Глава третья ОЛМЕР ВООЧИЮ

ак по волшебству, только что мирно спавший лагерь мигом очнулся. Раздуты были тлеющие под золой угли, разгоняя сгустившуюся ночь; вспыхнули факелы; отряд Отона поспешно построился, чтобы приветствовать своего Вождя; тролли, как никогда тихие и робкие, жались кучкой поодаль, не решаясь приблизиться к шатру Отона, где сейчас сидел только что прискакавший Олмер с немногими приближенными. Три десятка охранников Вождя по-хозяйски расположились у огня, в намерении вознаградить себя за долгое и утомительное путешествие. Люди из отряда Отона охотно присоединились бы к ним — многие были друзьями, — но прежде всего нужно было встретить Вождя.

Мало было их, тех, кто начинал поход в Свободной Области, чуть больше двух десятков, троллей сейчас в полтора раза больше, чем людей.

Бойцы ждали, хоббит и гномы стояли среди них; деться было некуда, вырваться они не успели, а теперь любое их подозрительное движение — и бой неизбежен. Фолко видел, как горят глаза у его соседей по строю, какое нетерпение написано на лицах, и понимал, что эти люди умрут по первому кивку своего главного предводителя, умрут, благословляя его имя и его дело.

Торин кусал губу, Малыш просто стоял, словно в забытьи, прикрыв глаза; Фолко изо всех сил боролся с предательской дрожью в коленях; он пытался почувствовать Олмера, разглядеть его своим внутренним взором — и не мог, он помнил запечатленную в его памяти картину — Войско Вождя выходит из-за Серых Гор, и он, зажмурившись, безошибочно ощущает его присутствие — присутствие Силы, теперь ничего этого не было. Как будто тот вновь стал обычным человеком. Или научился держать эту Силу в жесткой узде, не давая вырываться наружу, как Фолко держал в тисках собственной воли, не позволяя растечься, Силу Талисмана? А может, действовало еще что-то, о чем он, хоббит, до сих пор не имел никакого представления. Мир был четок до рези в глазах, хотя Фолко пытался напрячь все свои способности, малопонятные и ему самому; однако ничего не получалось. Мелькнули и исчезли, словно сдунутые неистовым ветром, голубые лепестки — и все.

Во рту пересохло. Да скоро они там, сколько же можно так стоять! Фолко казалось, что земля вот-вот начнет дымиться у него под ногами — так велико было напряжение. Только бы не выдать себя, только бы Торин не лишился рассудка — ведь строй стоит при оружии, в полных доспехах! Но вот полог шатра качнулся, откинулся, и в проеме показались пять человеческих фигур. Идут!

Сердце хоббита, казалось, оборвалось и низринулось куда-то вниз, перехватило дыхание; невольно поддаваясь странному порыву, он даже приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть, хотя и так стоял в первом ряду.

— Слава! Слава! — грянул торжественный и одновременно торжествующий клич. — Слава!

Мечи ударили в щиты. Невольно отшатнувшись — клинок соседа едва не задел щеку хоббита, — Фолко краем глаза увидел, что все тролли валяются ничком, воздев руки к небу, словно в беззвучной мольбе, а Олмер стремительным шагом уже шел вдоль строя.

К людям Отона присоединились и охранники Вождя. Фолко замер, как очарованный, подобно птичке перед змеей, не в силах оторвать взгляд от Вождя. Было в нем нечто такое, что завораживало, все в нем казалось исполненным особой силы и окутано завесой непроницаемой тайны, которая, однако, обещает неописуемое блаженство тем, кто верно служит ее обладателю. Он действительно знал ответы. Он действительно мог указать путь. Олмер еще не сказал ни слова, а Фолко чувствовал, как в его незримую броню знания ударил могучий таран обаяния, исходящего невесть откуда. Рядом с Олмером шел Санделло, держа в руке факел; отблеск пламени играл на спокойном, суровом лице Вождя, словно высеченном из камня — настолько резки были его черты; и все же Фолко чувствовал, что Олмер изменился. Изменился даже внешне — лицо стало суше, нос заострился, щеки чуть ввалились, заметнее стал выдавшийся вперед подбородок…

Вслед за Санделло шел знаменосец с небольшим штандартом, уже знакомым друзьям: черная трехзубчатая корона в белом округлом поле на черном фоне полотнища; за знаменосцем следовал Отон, за ним — еще двое незнакомых хоббиту. Олмер шел вдоль короткого строя, вглядываясь в восторженные лица воинов и едва заметно улыбаясь; он приближался… приближался… захотелось исчезнуть, скрыться, превратившись в кромешную песчинку или букашку где-то в траве, — хоббит ощутил на лице могильный холод, знакомое дуновение той же древней Мощи, что составляла основу Талисмана; силы изменяли ему, он чувствовал, что вот-вот упадет, но тут Олмер, сделав еще шаг, встретился глазами с Фолко.

На тонких губах Вождя появилась легкая улыбка; он чуть приподнял голову, словно ища кого-то взглядом; и, найдя гномов, стоявших чуть сзади и левее хоббита, вновь улыбнулся. На краткий миг в его глазах сверкнул багровый огонек — а может, это был просто отблеск факела?

Вождь ничего не сказал, он даже не задержался; еще несколько шагов, и обход окончен; остановившись, перед тем как скрыться в уже разбитом для него большом походном шатре, Олмер сказал:

— Благодарю вас, храбрецы. Вас осталось так мало, а это свидетельствует о том, что вы действительно сделали все, чтобы выполнить мой приказ. И не ваша вина, что он все-таки остался невыполненным. Я прощаю вас за то, что вы смогли найти! Спите спокойно, наше дело еще только начинается, и всем вам понадобится много сил для грядущих битв! А вы, — он повернулся к троллям, по-прежнему лежавшим на животах и слабо подвывавшим, — поднимитесь! Завтра вы дадите Клятву — встанете в один ряд с моими испытанными бойцами, ибо делом уже доказали свою преданность! Сейчас ночь, и время спать. Утром я потребую вашей службы. Все! Разойдись!

«И голос… — подумал хоббит, отрешенно вытирая струящийся по лбу пот. — И голос не совсем тот — суше, резче, безжизненней. Да, меняется Вождь…»

Возбужденно и радостно переговариваясь, люди понемногу расходились к своим кострам; Малыш, Торин и Фолко задержались.

— Ну что, сматываемся? — деловито спросил Малыш, косо поглядывая на часового у крайнего огня.

— Нет, — еле слышно ответил хоббит. — Теперь уже поздно. Давай, Торин, у тебя же какой-то план на этот случай.

— Нет у меня никакого плана, — угрюмо ответил гном, опуская голову. — По правде говоря, так хотелось все кончить разом… Ведь рядом стоял! Один взмах…

— Который отбил бы Санделло, — докончил хоббит. — И наше путешествие бы бесславно окончилось.

— Ну, это еще неизвестно, отбил бы или нет, — упрямо набычился Торин, однако их дальнейшие споры пресек повелительный голос — знакомый, холодный, несколько скрипучий:

— Эй, старые знакомые! Вождь зовет вас, хочет поговорить с вами… — Горбун незаметно подошел сзади; однако говорил и смотрел он вполне дружелюбно, скрестив руки на груди. — Я рад видеть вас здесь. Не зря Вождь заметил вас еще в Арноре! Пути наши были извилистыми, но в конце концов они сошлись. Я приветствую вас! — сказал Санделло и протянул руку.

Фолко первым пожал протянутую ладонь. Жесткая, крепкая, бугристая от мозолей — рука опытного воина; время не стерло обиды, которую хоббит претерпел в Пригорье, но эти простые чувства были давным-давно заперты на крепкий и прочный замок.

— Я приветствую славного Санделло! — произнес он, удивившись спокойствию своего голоса, и даже сумел улыбнуться, хотя этот человек был, наверное, главным препятствием для них. — Мы сделали свой выбор. На Западе для нас дела не нашлось — и мы отправились на Восток. Легок ли был ваш путь?