Чёрное пламя
Шрифт:
Казнь на рассвете? Они точно задумали всё так, чтобы я не смогла из этого выпутаться. Никто не успеет мне помочь, до рассвета всего несколько часов, а потом меня казнят. И Нию… А ведь мы так ужасно поругались, как же так вышло…
Я встала и начала ходить кругами, не зная, куда себя деть. Я не хотела и не должна была умирать. Я не должна была приезжать… И вот к чему меня привели мои же собственные решения — к очередной смерти. И теперь, боюсь, уже окончательной. Маркус просто никак не успел бы добраться, это невозможно… А что, если на это и был расчёт? Что, если Винсент рассказал про
Не в силах больше сдерживаться, я уселась обратно на пол и расплакалась, думая, как мало я жила. Мне не дали быть счастливой, опять. И опять ради власти. Я решительно не понимала, почему моя жизнь мешала стольким людям, почему мне просто не дали жить, чем я заслужила такую судьбу?
Когда слёзы кончились, да и сил плакать не осталось, я погрузилась в оцепенение, наблюдая в окошко, как падают крупные хлопья снега. Мысли метались всё медленнее, пока не исчезли совсем, и я только пялилась на улицу, словно спала и не могла очнуться.
— Амелия, — раздался знакомый голос.
Я медленно обернулась и увидела Аарона, рассматривающего меня через решетку. Он был в смятении, а в глазах отражалась паника. Я отвернулась обратно, не желая с ним говорить.
— Амелия, я не желал этого! — Его голос дрожал. — Я даже подумать не мог, что он такое совершит… Я… я говорил с отцом, но он непреклонен, говорит, ты должна умереть. Прости, я не знаю, как тебе помочь… Как тебе помочь?
— Желаю тебе стать отличным королём, — глухо проговорила я, даже не поворачиваясь, — но опасайся ножа в спину. Те, кто клялся тебе в верности, могут легко предать.
— Амелия… я идиот, знаю. Я был не прав, и с этим венчанием тоже. Мне казалось, что это хорошая идея… Династические браки для королевской семьи норма, да и я не самый плохой вариант, тем более, что ты мне нравишься… но потом понял, что не хочу ни на ком насильно жениться, ты не заслуживаешь такого отношения. Прости, если можешь.
Я так и не повернулась и ничего не ответила, просто молча продолжая рассматривать мерно падающие снежинки. Мне нечего было ему сказать. Поздно раскаиваться и сокрушаться, как он был не прав. Зачем? Это никому не нужно. Это ничего не исправит. Папа хотел трон, и он его получит, а всё это показушное вранье никому не интересно.
— Пойду поговорю с ним ещё раз, — с уверенность в голосе сказал он и быстро удалился.
Рассвет наступил слишком быстро, сокращая и без того крохотные остатки времени. Послышались шаги и звон ключей, а потом стражник открыл камеру и надел на меня наручники. Я шла по длинному коридору, еле перебирая ногами и то и дело спотыкаясь. Меня вывели на улицу в длинный закрытый двор, засыпанный снегом. Крупные хлопья валили, закрывая обзор, и пока мы шли, я заметила стражу в парадном одеянии, стоящую по обе стороны в несколько рядов, словно на празднике.
На деревьях закаркали огромные чёрные вороны, хлопая крыльями и перелетая с ветки на ветку по мере моего продвижения, а впереди меня ждал эшафот. На высоком помосте стоял толстый пень, перед которым я заметила корзину, а около неё,
держа в руках огромный меч, высился грузный палач.Но были тут и знакомые лица в виде половины советников, нескольких чинов королевства, тёмных и светлых магов и Аарона. Он постоянно что-то бубнил отцу, но тот отмахивался. Меня завели на помост и подвели к палачу.
Тут были все, кто голосовал за казнь. И на их лицах я не видела ни грамма сожаления. Наоборот, они торжествовали и улыбались. Харфин окинул меня презрительным взглядом, а потом обратился к стражникам:
— А где рыжая? Вы должны были привести её первой.
— Сбежала. В камере было пусто.
— Как это? — не понял он, — каким образом она смогла сбежать из камеры, вы что, не запирали её?
Стражник лишь пожал плечами.
— Винсент тоже исчез, — сообщил Аарон и многозначительно посмотрел на меня.
Он вывез её? Я испытала хоть какое-то подобие облегчения. Ния не должна была умирать за эти интриги. Я не знала, что будет у них дальше, но надеялась, что она никогда не вернётся в этот рассадник зла.
— Я, как наместник Тирры, снимаю с вас статус королевы, — с нескрываемой радостью провозгласил Харфин, — сегодня вы будете казнены. Приступайте.
— Отец, одумайся!
— Замолчи, Аарон. Если ещё раз начнешь эту тему, я прикажу увести тебя отсюда!
— Ты совершаешь ошибку! — не унимался он.
Но советник кивнул палачу, и отошёл к остальным. Их больше заботила не моя смерть, а присутствие снега летом. Они обсуждали, что следовало бы теплее одеться, а кто-то жаловался, что выпил бы вина для разогрева, ведь у него замёрзли руки. Твари… я ненавидела их всех и надеялась, что им за это воздастся. После моей смерти Маркус зальёт кровью всю Тирру. Что ж… они это заслужили.
С меня сняли наручники и поставили на колени перед пеньком, грубо нагнув и прижав к нему головой. Я дёрнулась, но едва ли моих скромных сил хватило, чтобы хоть что-то противопоставить мужчинам в доспехах.
— Отмени приказ! Ты не понимаешь, что делаешь! — не унимался Аарон.
— Довольно! — Крикнул он на сына, выходя из себя. — Она будет казнена, не мешай мне, ты ничего не сделаешь.
Снег посыпался с новой силой, а я просто не смогла сдерживать слёзы. Они катились по щекам и больно жгли кожу. Я прошла такой сложный путь, была убита, вернулась к жизни, и прожила чуть больше двух месяцев. И где же эти Боги? Где справедливость? Её нет и никогда не было. Слова — ничто, важны лишь действия. И теперь я вижу, что из себя представляли все эти люди. Они ничем не лучше магистра и брата, такие же изворотливые твари, которые готовы убить меня ради своих собственных шкурных интересов. Но эти твари победили.
Я сжалась в комок, насколько позволяло положение и закрыла глаза, прощаясь с теми, кого любила, и кого больше никогда не увижу. Боль и страх поглотили меня, засасывая в бездну безумия. Я надеялась, что Маркус ощутит, как сильно я люблю его и не хочу покидать. Я чувствовала отголоски злости с его стороны, он был в ярости, но в тоже время испытывал животный страх. Неужели он понял, что я в опасности? Или получил письмо от Ирмис? И осознал, что снова потеряет меня, но теперь уже окончательно.