Черное сердце

Девушка улыбается в ответ — щеки ее розовеют.

Поднявшись по лестнице, собираюсь войти в дверь, ведущую в гостиную Лилы — но тут из нее выходит Джилл Пирсон-Уайт. На плече у нее рюкзак, в зубах батончик мюсли. Она, почти не обращая на меня внимания, бежит вниз через две ступеньки.

Быстро иду по коридору — потому что если меня заметит смотрительница общежития, мне конец. Пытаюсь открыть дверь в комнату Лилы, но она заперта. На то, чтоб придумать что-то этакое времени нет. Достаю из бумажника кредитку и провожу ею вдоль просвета между дверью и косяком. На моей собственной двери этот трюк срабатывал — мне повезло, потому что он сработал и сейчас.

Ожидаю увидеть Лилу, сидящей на кровати — возможно, завязывающей шнурки ботинок. Или натягивающей перчатки. Или что-то распечатывающей на принтере в последнюю минуту. Но нет.

На миг мне кажется, что я ошибся комнатой.

Никаких плакатов на стенах. Нет ни книжного шкафа, ни тумбочки, ни столика с зеркалом, ни запрещенного в общежитии электрического чайника. На кровати лежит голый матрас — и больше ничего.

Лила уехала.

Вхожу в опустевшую комнату, и дверь за мною захлопывается. Мне кажется, будто время замедлилось, все вокруг словно подернуто туманной дымкой. Меня охватывает ужас происшедшего, захлестывает чувство потери. Ушла. Исчезла, и я ничего не могу с этим поделать.

Мой взгляд прикован к окну, откуда падает свет, порождая причудливые тени. На подоконнике, прислоненный к стеклу одинокий конверт.

На нем рукой Лилы написано мое имя. Интересно, как долго он меня ждет. Представляю себе, как Лила складывает вещи в коробки и несет их вниз по лестнице. Ей помогает лично Захаров — как это делают все прочие отцы. При нем двое громил, с пистолетами, заткнутыми за пояс.

Такая картина должна бы заставить меня улыбнуться — но нет.

Опускаюсь на пол, прижимая к груди конверт. Кладу голову на голые половицы. Где-то вдалеке звенит звонок.

Вставать мне незачем, и я не встаю.

Глава десятая

Когда я в конце концов вскрываю письмо, то не могу удержаться от улыбки. И почему то мне становится еще горше оттого, что Лила уехала.

4/ 8yen6/5/3yen 9/6/8 | 4/ 9yen2yen7// 6|6/ 4yen6/6/3yen 2yen8yen 7//2/4|6/6/5/ — 9yen3|5/5/ 4/6yen 6|6/8yen 4yen6/6/3yen 2yen8yen 7//2yen9/4/6|4yen 4yen6/6/3yen2|9/3 | 3|4/8yen4|3|7/ — 4/ 2yen5/9yen2yen9/7// 5|6|3|9yen 9yen4|2yen8yen 4/ 9yen2yen7// 4yen6/4/6|4yen 8yen6/ 2|3 | 9yen4|3|6 | 4/ 4yen7/3|9yen 8|7yen — 4/ 2yen5/9yen2yen9/7// 5|6|3|9yen 9yen4|6/7//3 | 7//4|6/3|7// 4/ 4|2yen3yen 8yen6/ 3/4/5/5/ — 2yen6|3yen 4/ 6|3|8/3|7/ 7//2yen4/3yen 4/8yen 2|8|8yen 4/ 3|6|8/4/3|3yen 9/6/8 | 3/6/7/ 6|6/8yen 4|2yen8/4/6|4yen 3|8/3|7/9/8yen4|4/6|4yen 2yen5/5/ 7yen5/2yen6|6|3|3yen 6/8|8yen — 4/ 5|6|6/9yen 4/8yen 9yen2yen7//6|8yen 2yen5/9yen2yen9/7// 3|2yen7//9/ — 7yen3|6/7yen5/3 | 3yen4/3yen6|8yen 8yen7/3|2yen8yen 9/6/8 | 5/4/5|3 | 9/6/8 | 9yen3|7/3 | 4/6yen7yen6/7/8yen2yen6|8yen 2|8|8yen 9/6/8 | 9yen3|7/3 | 3/7/3|3|

9/6/8 | 7//8yen4/5/5/ 2/2yen6 | 2|3 | 2|8|8yen 9/6/8|7/3 | 4yen6/4/6|4yen 8yen6/ 4|2yen8/3 | 8yen6/ 8yen7/9/ 4|2yen7/3yen3|7/ 4/3/ 9/6/8 | 9yen2yen6|8yen 8yen6/ 7//8yen2yen9/ 8yen4|2yen8yen 9yen2yen9/

— 5/4/5/2yen

Это шифр. И я сразу же узнаю его, потому что мы с Лилой пользовались им в детстве, оставляя друг для друга записки. Он очень простой. Никто, обладающий действительно важной тайной и хотя бы элементарными познаниями в области криптографии не стал бы его использовать. Нужно просто взять телефон и нажать цифры — они соответствуют буквам.

«Л» превратится в 4, «А» в 2. Но поскольку на клавиатуре каждой цифре соответствует не одна, а несколько букв, в коде есть еще один символ. Косая черта или прямая линия обозначает положение буквы на кнопке, например: yen|/. Значит, окончательный код для буквы Л — 4/, потому что Л крайняя справа буква. А вот «А» 2yen, она крайняя слева. А если кнопке соответствует 4 буквы, то добавляется еще одна косая линия, то есть 9/ это Э, а 9// Ю, и так далее.

Само существование этого письма — то, что Лила знала, что я приду сюда и найду его, что она вспомнила наш старый шифр, надеялась, что я его вспомню — от этого у меня сдавливает горло. Больше никто не видит меня таким, каков я на самом деле, без всяких прикрас. Только она. И теперь, и всегда.

Разлаживаю бумагу на полу, нахожу счет из закусочной и ручку и начинаю расшифровывать код.

«Я же говорила, мне трудно учиться. Прощаться мне тоже трудно — но все равно прощай. Я всегда знала, кем стану, когда вырасту. Всегда знала, чье место должна буду занять. Я никогда об этом не говорила, но всегда завидовала тебе, потому что для тебя нет такого строгого плана. Я знала, что это нелегко. Тебя не слишком уважают, но зато ты свободен.

Это по-прежнему возможно, только, чтобы оставаться свободным, тебе придется постараться.

Лила».

Провожу пальцем вдоль зашифрованных строчек, думая о том, как долго Лиле пришлось писать это письмо; представляю, как она лежит на кровати и с трудом подбирает символ за символом. И тут звонит мой телефон.

Подпрыгиваю и пытаюсь его нашарить — вдруг до меня доходит, что я не должен находиться в девичьем общежитии, и что если кто-то услышит звонок, обязательно заинтересуется. Все ученицы, что здесь живут, сейчас на уроках.

— Алло, стараюсь говорить потише.

– Кассель? — Это Юликова. — Это ты?

Встаю, иду через комнату и прислоняюсь к дверному косяку. — Да, слушаю. Простите.

— Скоро начнется операция. Мы заедем за тобой в следующую среду, хорошо? Я бы хотела, чтобы ты никому ничего не говорил, но, похоже, тебе придется отсутствовать в школе несколько дней. Нужна какая-то причина. Родственник в больнице — что-то вроде этого. И собери вещи.

Несколько дней? А когда само событие…

Прости. Я не уполномочена тебе сообщать, хотя мне и очень жаль, что это невозможно.

Можете хотя бы сказать, каков у нас план?

Юликова смеется:

Обязательно, Кассель. Конечно. Нам нужна твоя полная вовлеченность. Но только не по телефону.

Разумеется. Конечно.

Слова человека, который изо всех сил старается меня убедить. Слишком старается.

Ладно,

говорю я. — Значит, на следующей неделе?

Мы заботимся о твоей безопасности, так что веди себя как обычно. Проводи время с друзьями, планируй тайные вылазки за пределы школы. И начни готовить почву для того оправдания, которое по твоему мнению сгодится лучше всего. А если нужна какая-то помощь с нашей стороны…

Нет,

говорю я. — Я все понял.

Они мне не доверяют. Я нужен Юликовой, но она мне не верит. Не полностью. Недостаточно. Может, Джонс ей что-то сказал — хотя, пожалуй, это совершенно неважно.

Я все понял, но это необязательно должно мне нравиться.

Успеваю на послеобеденные занятия и стараюсь не думать об утренних, которые я прогулял. О том, как близок я был к исключению из Уоллингфорда. О том, что мне на это наплевать. Пытаюсь не думать о Лиле.

На тренировке по легкой атлетике бегаю по кругу.