Чёрные крылья зиккурата
Шрифт:
— Никто не просил вас приходить сюда.
Едва договорив Риана мысленно застонала, она вовсе не хотела, чтобы слова прозвучали как обвинение, но такие простые истины срывались с её губ сами собой.
Впрочем, Маркус никакого внимания не обратил на эти слова.
Он отвернулся, посмотрел на огонь и задумчиво поправил подвешенную на вертеле тушку небольшого зверька.
— Храм Времён, — медленно произнёс он. — Так ты его назвала.
Риана медленно кивнула.
— Ты сразу поняла, куда мы попали. Как будто хорошо знала это место.
Риана помолчала. Она понимала, что не стоит говорить даэву то, что хотел узнать патриций. И в то же время ей очень хотелось верить, что он не использует свои знания против неё. Хотелось знать, что поризойдёт, если она всё-таки
Риана подавила вздох.
— Все валькирии знают про этот храм… — тихо сказала она. Подумала и добавила. — Все валькирии, учившиеся в зиккуратах Короны Севера.
Маркус поднял на неё вопросительный взгляд и Риана продолжила:
— До того, как талах-ар стали править нашим народом, валькирии прошли долгий путь, полный войн и катклизмов. Легенды гласят, что мы пришли на этот материк с неба, с небесных островов, которые выше всяких гор. Но это было так давно, что даже самые мудрые не сохранили памяти о тех временах.
Риана покосилась на Маркуса, чтобы узнать, слушает ли он её, и тот в подтверждение кивнул.
— Всего их было четверо — по числу каст. И чтобы продолжить род им потребовалось построить храм.
— Этот храм?
— Нет, ещё нет. Тот храм был совсем мал и служил только одному — это был Храм Рождения, в котором хранилась кровь четырёх предтеч. Первые дети валькирий, рождённые на материке, были похожи друг на друга, как две капли воды. Но время шло, учителя находили всё новые и новые способы влиять на знаки, записанные в крови.
Она снова покосилась на Маркуса, и тот опять кивнул.
— Не всегда то, что они делали, получалось хорошо. Некоторые из детей не желали слушать учителей. Некоторые желали уйти и жить своей жизнью. Так появились дикие валькирии, о которых я говорила тебе.
Маркус снова кивнул.
— Я видел картины… — задумчиво произнёс он. — В истории вашего народа хватало не только любви, но и войн.
— Именно так. Пока однажды нас снова не стало так мало, что несмотря на всё своё оружие мы уже не могли защититься от людей, которых всё больше становилось на материке. Тогда самые мудрые собрались на совет и приняли решение заключить договор. Что бы хоть кто-то остался жить, они признали власть катар-талах. Катар-талах же брали на себя обязательство защитить остальных и не драться между собой. Тогда же было решено ввести в запись кровь последний знак — в противоположность Песни Смерти, что звучала в крови катар-талах в крови каждого эдайн теперь звучала песнь Жизни, которая должна была удержать валькирию от того чтобы убить похожего на неё.
— Почему мне кажется, что это не помогло?
— В каком-то смысле да, в каком-то — нет. История нашего народа продолжалась, и это был лишь один из её эпизодов. Но именно тогда был построен Храм Времён. Все знания народа должны были сохраниться в чертогах самого большого зиккурата за всю историю нашей рассы. На случай, если наш народ будет уничтожен… Храм Времён… — Риана замолкла, не решаясь договорить до конца. Но Маркус понял и закончил за неё:
— Храм Времён — последняя возможность возродить ваш народ.
— Да, — тихо сказала Риана. Помолчала и добавила: — Если такие как Сант и Флавий узнают об этом — шанса уже не будет.
Маркус осторожно положил пальцы на её обнажённое запястье, едва выглядывавшее из-под мехового плаща.
— Положись на меня, — тихо сказал он. — Этого не произойдёт.
Наутро они снова двинулись в путь. Могучие обледенелые купола северных гор постепенно сменялись равнинами, а затем их место заняли чёрные конусы вулканов. Верхушки их тонули за белой пеленой облаков. Драгоценными камнями сверкали в горных долинах жемчужины озёр. А когда путники поднялись на очередную гряду, увидели далеко на юге зеркальную гладь океана.
Облака проплывали так низко, что если бы не та высота, на которой они оказались, ни Маркус, ни его спутница валькирия не опознали бы знакомых мест.
Патриций был в Помпеях всего раз, в раннем детстве, когда война ещё только началась. Мать пыталась увезти его из Галлии на восток, но дороги через горы оказались перекрыты отрядами сопротивления, и на две недели они застряли в подножьях
Везувия.Маркус запомнил зелёные склоны этой давно обжитой невысокой горы, по которым взбирались к вершине виноградники и сады. В узких долинах паслись стада коз, а рядом с ними трудились люди. У подножия Везувия, со стороны моря, раскинулась цепочка богатых и красивых городов — Помпеи были только одним из четырёх. А в заливе по всей акватории Тирренского моря курсировали военные корабли Мизенского флота римлян, охранявшие торговые пути от пиратов.
Глядя на светлые улицы этих городов, на солнце, игравшее на вершинах гор, с трудом можно было поверить, что совсем неподалёку идёт война. Что само это место стало болевой точкой Империи, куда обезумевшие валькирии направляют одну атаку за другой.
Слухи о войне преследовали Маркуса всегда. Она была где-то там, на дальних границах, но никогда не вторгалась в его мир — до тех пор, пока он не повзрослел достаточно, чтобы вести её самому.
— Я там была, — сказала Риана тихо, у самого уха патриция, и тот невольно вздрогнул. За всё время, что он знал Риану, Маркус ни разу всерьёз не задумывался о том, что та была когда-то врагом. Слишком глубоко под кожу въелась мысль, что валькирии много лет как превратились в рабов. «Я знаю», — хотел сказать Маркус, но не успел, потому что Риана заговорила раньше него:
— Я была там трижды. Более ранние атаки не застала. Но видела последнюю — когда нам удалось разбудить вулкан. — Риана облизнула губы, — Мы мирный народ. Мы никогда бы не сделали этого, если бы нам оставили выбор. Но иногда мне кажется, что никакое возмездие не оправдывает этот Ад. Солнце стояло в самом зените небес, когда из сердца вулкана вырвался столб пламени. Он поднимался всё выше и выше, а потом раскололся на множество отростков и отростки эти распороли небо на части. Увеличивался и чернел, пока не накрыл всё небо. В огромной и чёрной грозовой туче вспыхивали и перебегали огненные зигзаги, она раскалывалась длинными полосами пламени, похожими на молнии, убегавшими за самый горизонт… Стал падать пепел. Сначала редкий. Оглянувшись, я увидел, как густой мрак, подобно потоку, разливается по земле. А потом наступила тьма. Со всех сторон звенели женские вопли, детский плач и крики мужчин. Одни звали родителей, другие детей, третьи жён или мужей. Одни оплакивали гибель близких, другие возносили молитвы вашим несуществующим богам. Бесконечный дождь из пепла капал с неба. Сверху падали куски пемзы и чёрные камни, обожженные и потрескавшиеся от жара. А из вершины горы вырывались всё новые языки пламени и поднимались новые столбы огня.
Риана на какое-то время замолкла, полностью погрузившися в те давно прошедшие дни.
— Иногда мне кажется, — сказала он медленно, — что мастер Инаро обезумел. Он сошёл с ума от горя, когда понял, что не сумеет вернуть свою возлюбленную, и решил послать это проклятие на головы своих врагов. В другие дни я думаю… — Риана снова на некоторое время замолкла, — думаю, — после паузы продолжила она, — что если так — это была его месть и его война. Но мастер Инаро был талах-ир. Он не был рождён ни предсказывать последствия своих поступков, ни воевать. Он умел только чувствовать, и даэвы разбудили в его сердце такую ненависть, которую мало кто из его касты когда-либо знал. А орудием его ненависти стали мы — дети войны. Рождённые не беречь жизнь, но убивать. Рождённые неспособными противостоять своему народу, потому что талах-ар накрепко вживили в наши головы и сердца любовь к валькириям. Единственную, какую нам дано было испытать.
Риана замолкла окончательно. Наступила тишина. Только ветер посвистывал между горных хребтов. Потом тронула поводья коня и тот двинулся вперёд.
С каждым часом пейзаж становился всё более суровым и угрюмым. Они въехали в ущелье, и теперь по обе стороны тянулись скалистые карнизы. Солнечный свет почти не проникал сюда, а как только ущелье закончилось, путники оказались на самой седловине перевала. Ветер дул так сильно, что едва не сбивал с ног лошадей. Пришлось спешиться и вести скакунов в поводу. Холод стоял такой, что Маркусу с трудом удавалось передвигать ноги. Он кутался в меховой плащ, но всё равно нестерпимо мёрз.