Черныш

Лиза подбежала к Чернышу.

– Простите меня, товарищ Черныш! Это я во всем виновата. Вы уходите лучше. Не надо драться!

– Уходить?
– удивился Черныш.
– То-есть как же это - уходить? Не представляю, зачем мне от невесты уходить. Это явление неправильное. Я его в раз прогоню!

– Я за вас не иду, - отвечала Лиза.
– Вам отец напрасно это говорил.

– Не представляю, - растерялся Черныш.
– Как же это - "не иду"? В таком случае я, извиняюсь, отказываюсь.

И он пошел к выходу. Никто не удерживал его.

– Вот и отказался, - повторил Черныш и, остановившись, обернулся к Чаплину. Тот молча сидел, не желая вмешиваться. Пусть сами решают, как знают, - ему, в конце концов, все равно: с Чернышем уйдет Лиза или с Йоркой Кащеевым.

Йорка Кащеев, усмехаясь, глядел на Черныша.

– Эге!
– сказал он.
– Личико-то каково! Расскажите: как на том свете хорошо? Вы когда, малахтарь, оттелева приехали?

Черныш заговорил, моргая глазами:

– Это что же выходит? Это за что же вы из меня комедию устроили?

Чаплин молчал.

Черныш озлился вдруг:

– Отказываюсь!
– закричал он.
– Не надо мне этого. Сам отказываюсь. Мне невеста не понравилась: очень некрасива!

– Но-но, - перебил Йорка Кащеев.
– Ступай, ступай. Нечего фасон давить.

– Это не ты, сукин сын, меня гонишь, а я сам по своей воле ухожу! кричал Черныш.
– И всем так представлю: некрасивая невеста. В стихах пропечатаю. Эх, время не то: завертелись бы вы у меня все вьюном!

И он ушел.

– Да, - сказал Йорка Кащеев, - на таком самолете далеко не улетишь. Очень древний самолет, покореженный. И мотор, должно быть, с течью.

И он взглянул на Чаплина.

– Дерьмо. И откуда только такие хари повылазили!

– Действительно, - подтвердил Чаплин.
– Он так себя повел, что я и не ожидал даже.

Йорка Кащеев с ненавистью отвернулся от него и обратился к Лизе:

– Идем ко мне.

– Идем, - отвечала Лиза.

И Чаплин остался один в комнате. Он придвинул к себе тарелку с винегретом и спокойно стал есть: ведь его ни в чем нельзя было обвинить, он вел себя вполне лойяльно.

В эту ночь дворничиха, постояв у двери Йорки Кащеева и послушав, пошла к себе, покачивая головой и бормоча:

– Нет, - видно не сестра. Так с сестрой люди не поступают.

VII.

Узкая улица, пересекающая проспект, была темна. Только в шестом от проспекта доме весь первый этаж был ярко освещен: тут помещался ресторан. Перед рестораном терпеливо ждали извозчики, у подъезда толклись папиросники. А внутри, там, где светло и дымно, оркестр заглушал пьяный гул. Там шумели люди, которых ничто - даже угроза расстрела - не смогла бы заставить отказаться от вина.

Черныш первый раз был в таком большом ресторане. Он, попивая пиво, оглядывал залу и людей с восторгом и недоумением. Он уже допил бутылку, когда за одним из столиков зашумел человек в военной фуражке без звезды и в штатском костюме. Человек кричал:

– Деньги требовать? Да я, может-быть, кровью за это пиво заплатил!

Официант, взяв его за плечи, тихо толкал к выходу. Шумный человек, размахивая руками, не в силах был даже обернуться к официанту.

Бессмысленно выпучив черные сердитые глаза, он выпускал матерную брань в количестве изумительном даже для метрдотеля, который очень любил ругаться и матерился вкусно и со смаком.

Выпитое пиво и дружеские толчки официанта бросали человека из стороны в сторону, и кинули, наконец, к столику, за которым пил инвалид. У инвалида не хватало левой ноги, и недостающую ногу заменял ему костыль, прислоненный рядом к стене. Пьяница схватил костыль и взмахнул им. Официант отпрыгнул, сидевшие за ближайшими столиками вскочили, убегая от ударов.

Инвалид крикнул:

– Костыль сломаешь, сволочь!

Никто не обратил внимания на крик инвалида. Было ясно, что костыль погибнет в драке. А инвалид привык к этому костылю, как к ноге. И как он теперь - и без ноги, и без костыля - вернется к себе в конуру?

– Отберите костыль!
– крикнул он снова, - это мой костыль.

Человек в богатырке и кавалерийской шинели подошел с другого конца ресторана и, вступая в опасный круг, где каждому грозил удар костылем, не замедлил, а, напротив, ускорил шаг. Он схватил скандалиста за кисти рук, - и костыль упал на пол. Кавалерист ткнул человека в грудь кулаком, пихнул в объятия официанту и подошел к инвалиду.

– Это ваш костыль? Получайте.

Инвалид схватил костыль обеими руками.

– Спасибо!... Век не забуду...

Словно ему вернули отрезанную ногу.

Кавалерист сказал:

– Мне фамилия - Черныш. Вот как. Будем знакомы.

Инвалид отвечал:

– Известная фамилия, слышали.

– Где слышали?
– спросил Черныш.

– Да уж слышали, - сказал инвалид уклончиво.

Он никогда не слышал такой фамилии, но просто хотел польстить спасителю.

Черныш внимательно глядел на него:

– Ладно. Тогда давай вместе пить будем. Погоди только - с того столика снимусь.

Вернувшись, он снова стал глядеть на инвалида.

– Вспомнил, - заявил он.
– Это я тебя на полигоне недострелил. Это ты у меня вьюном вертелся! Представляю теперь.

– Извиняюсь, - отвечал инвалид.
– Я в красной армии служил и вот честное слово кладу, что ни разу меня еще не расстреляли.

– Врешь, - отвечал Черныш.
– Ты - генерал.

– Что вы, товарищ!
– испугался инвалид.
– Да разве генералы без ног бывают? Нет, уж никак я не генерал - что вы, товарищ!

– Таишь, - сказал Черныш, - скрываешься. А я без утайки живу, все у меня известно. Моя жизнь как стеклышко. Моя жизнь, - вот она...

И он разжал кулак, показывая очень широкую ладонь. Продолжал неожиданно - тихим голосом:

– А ты мне скажи, отчего бы человеку вертеться, если его пуля на смерть убила?

– Никак не понимаю, - тоже тихим голосом ответил инвалид и даже вспотел от страха.

– А вот представляешь себе, стреляю я - в тебя, например. Ну, выстрелил - а ты не сразу упал, а завертелся. Это зачем же ты вертишься, я тебя спрашиваю? Падай сразу, а не вертись!

Инвалид зашептал торопливо и убедительно, прижимая левую руку к груди: