Черный часослов

«Как это все ужасно», – с отчаянием подумал я. Мне было больно даже представить, каково это было – расти с таким ощущением беспомощности, в таком глубоком одиночестве.

– Вы можете нам сообщить, где сейчас Итака Экспосито? Что с ней стало? Нам нужно очень срочно ее найти. – Эстибалис своим вопросом вернула меня к реальности.

Она расследовала возможное похищение. Я же впервые в жизни слышал настоящую историю своей семьи.

– Где сейчас Итака? Если б я только знал… мне очень хотелось бы сказать ей, что я горжусь ею, кем бы она сейчас ни была. Она была моей маленькой подругой и доверяла мне тайны своей души. Если б вы нашли бы ее, я был бы вам очень благодарен [14] . Но сам я могу рассказать вам лишь о ее юных годах до окончания учебы, – произнес Ласаро, глядя на фотографию из Школы искусств и ремесел. – Вот это, между прочим, закончилось плохо.

14

Намеренная ошибка в предложении.

– Что вы имеете в виду под «этим»?

– Я считал, что Итака должна иметь выход за пределы школы Веракрус – ведь она была заперта в четырех стенах и не видела мира, с тех пор как ее перестали возить на гастроли с выступлениями. В конце концов мне удалось убедить сестру Акилину…

– Сестру Акилину? А кстати, вы не знаете, где можно ее найти?

– Полагаю, на кладбище. Она уже тогда была весьма пожилой женщиной, лет семидесяти – так что нет никаких шансов, что она до сих пор жива.

– Понятно, но, может быть, вы помните ее фамилию…

– Увы, вряд ли вспомню. Но вы можете обратиться в школу Веракрус и запросить там сведения о педагогическом составе тех лет. Сестра Акилина преподавала естествознание и предтехнологию.

Мы с Эсти переглянулись с недоумением, словно услышали что-то на непонятном языке.

– Изобразительное и декоративно-прикладное искусство, рисунок, живопись… – пояснил Ласаро. – Сестра Акилина была для Итаки ее первой наставницей, именно она научила девочку рисовать. Потом я смог убедить ее, что Итака снова вернется к живописи, если ей разрешат посещать занятия в Школе искусств и ремесел. Туда принимали учеников любого возраста. Итаке было тогда уже пятнадцать лет, и все ее окружение составляли около двадцати монахинь и учительниц школы, одноклассницы и я. Мне удалось уговорить ее снова заняться живописью, я пообещал, что буду сам отводить ее на занятия и забирать обратно.

– А почему вы сказали, что это закончилось плохо?

Ласаро посмотрел на фотографию, где юная Итака рисовала карандашом классическую безрукую статую.

– Потому что там она влюбилась.

29. UNA I

1972 год

Рисовать плечи было просто. Намного сложнее было со складками хитона. Целая вселенная ткани струилась, как водопад, по спине молодого человека.

Юноша, стоявший к аудитории спиной, то и дело пытался пошевелиться, с трудом сохраняя неподвижную позу, и все ученики приходили в отчаяние от его постоянных движений.

У него была копна растрепанных темных волос, каких Итака прежде никогда не видела, привыкшая к коротким стрижкам отцов, забиравших из школы ее одноклассниц.

Рисунок с натуры не был ее коньком. Она хорошо справлялась – лучше остальных в классе, насколько можно было судить по их результатам, – но это не шло ни в какое сравнение с тем, что у нее получалось, когда она копировала полотна мастеров живописи.

Дон Хосе Мария, преподаватель живописи, несколько раз к ней подходил. Это был мужчина с тонкими усами, прохаживавшийся по классу и барабанивший пальцами по мольбертам всех учеников.

– Очень хорошо, Итака. А теперь пора создавать объем с помощью теней… если наш натурщик сможет наконец стоять неподвижно. – Преподаватель повысил голос, чтобы юноша тоже его услышал.

Итака никогда не видела его лица. Когда падре Ласаро, немного несобранный человек, несмотря на его добрые намерения, оставлял ее перед входом в здание – каждый раз с опозданием, – она заходила в класс, пробормотав извинения, и занимала место у мольберта в самом последнем ряду – единственное, где еще было свободно из-за плохой видимости.

Итака уже больше месяца посещала занятия в Школе искусств и ремесел и с тех пор подскакивала рано утром по четвергам – в день, когда был урок рисунка с живой натуры. Все ученики выбивались из сил, пытаясь запечатлеть карандашом эту слишком подвижную спину. Итаке нравилось наблюдать за всеми вокруг – это был целый мир самых разных людей, не имевших ничего общего с однообразием монахинь и учениц школы Веракрус.

В тот четверг дон Хосе Мария задержался рядом с ее мольбертом, помогая ей с передачей текстуры ткани. Он показал, как нужно выполнять перекрестную штриховку для получения нужного объема и глубины. Итака совсем не замечала времени, когда находилась перед холстом. Когда она вышла из класса, в холле школы уже никого не было. Отец Ласаро заранее предупредил, что ему нужно будет проводить соборование на улице Хенераль Алава, поэтому он сможет забрать ее несколько позже. Итака села на ступеньку лестницы, приготовившись ждать. В этот момент к ней подошел юноша, чуть старше, чем она сама.

– Привет, – коротко сказал он и уселся рядом, скрестив на груди руки и глядя прямо перед собой, на парк, отделявший школу от здания Совета.

– Привет, – ответила Итака. – Мы с тобой знакомы?

Юноша засмеялся, как будто она произнесла очень смешную шутку. Он откинул со лба свою длинную челку: у него было лицо повзрослевшего мальчишки-сорванца, и на коже еще остались некоторые следы от подростковых угрей.

– Ты должна меня знать, если бываешь на этих занятиях… Ладно, дам тебе подсказку.

Юноша встал, спустился по лестнице и, повернувшись спиной, показал на свои плечи.

– Вот это тебе должно быть знакомо, – сказал он, не оборачиваясь.

– Ты натурщик! – догадалась Итака.

– Точно! – гордо воскликнул юноша. – А что – меня не узнать, если я не в греческом одеянии?

Итака рассмеялась над этим предположением.

– А зачем ты этим занимаешься – ну то есть позированием? Как-то не очень у тебя это получается… – Итака замолчала на мгновение, подумав, что, возможно, была слишком прямолинейна.

Однако юноша, казалось, совсем не обиделся – скорее, даже наоборот.

– Да, греческая статуя из меня никудышная, это я знаю. Но мне за это платят, и еще по выходным я подрабатываю – помогаю отцу собирать урожай в деревне, а в будние дни учусь в Витории.

– И ты приходишь сюда каждый четверг ради нескольких грошей?

– Это для того, чтобы иногда покупать себе романы или эссе, – пояснил он. – Я не хочу просить на это деньги у родителей.

– И какие книги ты читаешь? – спросила Итака, и по коже у нее побежали мурашки.

– Мачадо, Ортега-и-Гассет, Гарсия Маркес… – Юноша улыбнулся. – Мне никогда еще не доводилось ездить в Кастилию, но я уже как будто жил там и знаю, что она «широкая и плоская, как грудь мужчины». Я не бывал в Макондо, но когда окажусь там, все будет мне знакомо и желтые бабочки будут кружиться вокруг меня.

Воображение Итаки впервые нарисовало грудь этого юноши. Впрочем, нет, это был уже не первый раз, когда она думала о нем. Она провела столько часов, рисуя его спину, что, конечно же, не могла не представлять себе и все то, что было скрыто под этой строгой простыней, игравшей роль хитона.