Черный часослов

– По крайней мере, эта женщина действительно существовала, и по возрасту она вполне могла бы быть моей матерью. Разве что несколько молода для этого – она должна была родить меня лет в восемнадцать-девятнадцать…

Я вкратце пересказал Эстибалис содержание обеих статей.

– Нужно, чтобы ты поискала кое-что в полицейских базах данных. Где ты сейчас?

– Разгребаю дела у себя в кабинете, в участке Лакуа.

– Отлично. Так вот, под фотографией с площади Вирхен-Бланка имеется подпись, в которой упоминается священник, некий Ласаро Мартинес де Арментиа. Он выглядит очень молодо – вероятно, на тот момент ему не было и тридцати. Не знаю, может быть, нам повезет и он до сих пор жив… Ты можешь поискать его по базам данных?

– Возьмусь за это, как только закончим наш разговор. А ты сейчас где?

Оранжевый диск солнца собирался окончательно спрятаться за гребнем горного хребта. Потом на небе остались лишь разорванные облака, и через несколько минут должна была наступить темнота.

– Я в дороге, через час буду в Вильяверде. Тебе удалось разыскать Лореа?

– Никаких следов, и ее родственники очень обеспокоены. По словам всех, кто ее хорошо знал, эта девушка просто ангел. Что ж, она солгала нам насчет потерянных ключей и времени, когда была в книжном магазине, но… ты можешь себе представить, что она убила своего шефа?

– Между прочим, не просто шефа, а, возможно, также любовника. Тельмо подтвердил мне, что у нее была интрижка с Эдмундо, но вроде все это было уже в прошлом.

Эстибалис помолчала, словно в ее голове шел какой-то мысленный спор.

– Да, казалось бы, так-то оно так, но не забывай, что все заявления Тельмо могут исходить из одного и того же источника: Гойя. И знаешь, я сейчас не могу избавиться от мысли: что, если Лореа вовсе не убийца, а тоже одна из жертв?

– Калибана или того, кто убил Эдмундо и Сару Морган, – закончил я ее мысль, как будто мы с ней были близнецами, читавшими мысли друг друга на расстоянии.

– Честно говоря, я даже не знаю, кого именно мы ищем, Кракен. Беглянку, жертву похищения или труп.

27. Падре Ласаро

Май 2022 года

Наверное, это был самый напряженный и грустный ужин в Вильяверде, когда-либо состоявшийся на моей памяти. Я поднялся по склону при агонизирующем свете одного из немногих фонарей. В деревне царила полная тишина, в будние дни здесь почти никого не было: день за днем этот уголок становился все безлюднее и все меньше походил на обитаемое место.

Мы с Германом уселись за стол, перед блюдом с приготовленными дедушкой черешками листовой свеклы в кляре, а сам он присоединился к нам, налив себе стаканчик красного вина, который выпивал ежедневно с самых незапамятных времен.

Я не утаил ничего – по крайней мере, все, что можно было рассказать, рассказал: они имели право знать. Ведь речь шла о нашей семье.

После моего рассказа дедушка, как всегда, первым нарушил молчание, очищая в то же время яблоко от кожуры, – это была его привычка, завораживавшая меня с самого детства.

– Сынок, я попросил Германа поискать в реестре недвижимости книжный магазин вашего отца.

– Дедушка, эти дела уже не для тебя. Оставь это мне.

Однако я посмотрел в его глаза, с каждым днем становившиеся все более тусклыми. В его взгляде была горячая просьба, даже мольба. Я не мог вынести этого отчаяния и смятения, написанных на его лице.

– Я нашел договор купли-продажи, – сообщил мой брат максимально деловым тоном, – однако это было много лет назад и того покупателя уже нет в живых. Не знаю, может быть, стоит передать эти данные Эстибалис, чтобы она попыталась что-то извлечь из этого?

– Спасибо, Герман. В этом нет необходимости, правда.

– Все это касается меня в той же степени, что и тебя. Ты просил меня поискать информацию о семье Оливьер. Я изучил все, что можно было найти, в торговом реестре и реестре недвижимости. Все имущество, записанное на фамилию Оливьер, было продано за бесценок в семидесятые годы; не осталось ничего, кроме одного объекта недвижимости, числившегося за одной из их фирм, скорее всего из тех, что служили прикрытием для всяких сомнительных дел. Теперь это здание пребывает в плачевном состоянии. И угадай, где оно находится. Это особняк, стоящий на улице Мануэль Ирадьер, неподалеку от Сан-Антонио.

– Тот, что напротив церкви Кармелиток?

– Именно. Муниципалитет хочет его купить, но, по-видимому, имеются некоторые проблемы с тем, чтобы признать его историческим зданием. Там хотят построить бутик-отель, но для этого потребуются долгие бюрократические согласования. Соседи давно жалуются на ветхое состояние дома, на проникающих оттуда вредителей, на возможное обрушение балкона на главном фасаде – ведь, несмотря на установленные подпорки, это рано или поздно произойдет, хотя, конечно, там все обнесено забором, так что никто, скорее всего, не пострадает.

Я посмотрел на брата, доедая свой салат из помидоров с дедушкиного огорода. Они были невероятно вкусны сами по себе, даже без оливкового масла и соли.

– Но ты почему-то улыбаешься… – заметил я, с нетерпением ожидая продолжения.

– Потому что сейчас будут хорошие новости, и всё благодаря дедушке и его легендарной общительности.

– Я знаю сторожа этого особняка, Хустино. Он из Вильяфриа, парнишка из семьи Эрмохенеса.

– Парнишке семьдесят лет, – пояснил мне Герман.

– Ну да, – пожал плечами дедушка, с аппетитом доедая последний ломтик яблока, и продолжил: – Он работает неполный день, так что я зашел к нему в Вильяфриа.

Это было так похоже на дедушку – отправиться пешком в деревню за два километра, чтобы с кем-то поговорить…

– Да, зачем звонить по телефону, правда? – сказал я.

– Если он был внутри дома, то все равно не смог бы ответить, потому что там не ловит связь. А мне ничего не стоило подойти… В общем, я поговорил с этим парнем; завтра мы заберем его на машине и поедем поглядим чуток на этот дом. Не знаю, есть там что или нет, – это уж тебе, как полицейскому, будет виднее.

Я, поблагодарив дедушку, согласился.

Мы закончили ужин молча, с чувством некоторого облегчения. Нами завладело ложное ощущение того, что мы могли что-то контролировать – как будто в наших силах было не допустить, чтобы все, казавшееся нам всегда незыблемым, вдруг ускользнуло от нас, как песок сквозь пальцы.

Мы с Германом поднялись, убрали со стола и принялись мыть посуду, отправив дедушку спать, несмотря на его протесты.

Когда мы убедились, что он уснул и до кухни стал долетать его храп, Герман решился наконец заговорить; я тем временем вытирал полотенцем мокрые тарелки, которые он мне подавал.