Чертовка для безопасника

Странно так и жутко.

Отец сидел рядом и плакал.

Я тогда, помнится, решила, что умерла.

Потому что в той жизни, в моей прежней реальной жизни, отец просто не мог этого делать.

Он не кричал даже никогда, голос не повышал, говорил спокойно , растягивая гласные, что выдавало в нем уроженца Поволжья. И, когда тон становился суше, а взгляд острее – его сотрудники очень серьезно напрягались. И предпочитали сливаться со стенками или прятаться под веником.

Тогда, после моего второго рождения, которому я опять была обязана отцу, я видела его слезы в первый и последний раз.

Заметив, что я смотрю на него, отец торопливо сморгнул влагу с глаз, встал, что-то глянул на экране присоединенного ко мне компьютера, потом перевел взгляд на меня:

— Моргни, если помнишь, кто я.

Я хотела сказать, что помню, что это все глупость… Но не смогла. Губы банально не шевелились, звук не рождался в горле.

Поняв, что не смогу ничего выдавить из себя, моргнула послушно.

— Отлично. Как тебя зовут, помнишь?

Моргаю.

— Что случилось, помнишь?

Не моргаю. Не помню.

— Ладно. Поспи пока.

Он что-то щелкнул на клавиатуре, затем протянул руку и неожиданно мягко погладил по пальцам.

И мои пальцы дрогнули в ответ.

Конечно, потом была боль, дикая, жуткая, невыносимая. Много, много боли. И много всего другого.

Но вот тот момент первого пробуждения в новом для себя мире, осознания, ужаса, что умерла, потому что ничего не чувствую…

И зрелища плачущего отца…

Это всегда во мне будет.

Я просыпаюсь в поту от сильного испуга и не сразу понимаю, где нахожусь.

Лежу на полу, на мягком, плотном, упругом меховом покрывале. В камине - чёрные угли на белом пепле. В окно бьет радостный солнечный луч весеннего солнца. Он пробирается сквозь верхушки сосен, скользит по кровати и заставляет меня жмуриться с улыбкой. Под моей головой подушка, укрыта я одеялом, и спину приятно подогревает пол.

А ещё мне невероятно хорошо после секса. Приятная тяжесть, лёгкие потягивания внизу живота.

Неловко двигаюсь, ощущая неудобство внизу. Оно и не удивительно. Тяжеловат анальный секс, но финал… Боже мой... Я запомнила. Мне понравилось.

Кирилла в спальне не наблюдается, поэтому я вначале закидываю покрывалом кровать, а затем отправляюсь в душ. Встаю под воду и долго моюсь, отходя от приснившегося кошмара и заменяя его приятными воспоминаниями вчерашнего вечера.

Невероятно. Никогда бы не подумала, что принуждение может быть таким восхитительным. А ведь он меня принуждал, брал с напором. Опять. Как в тот, первый раз, когда и слова не дал сказать толком…

Самое забавное, что, несмотря на мою язвительность, на желание уколоть его побольшее, я в глубине души прекрасно знала, чем все завершится. От себя скрывала, но , если быть объективной… Ну понятно же все было.

И ему, и мне.

Провожу пальцами по плечу, которое тоже пострадало от клыков зверя.

Хорошо бы нам познакомиться, что ли... Поговорить по душам.

Нужно себе признаться, что Кирилл мне нравится. Я бы с таким мужчиной… да куда угодно с таким. Немного бесит своей солдафонщиной, плоскими непонятными шутками, но только чуть-чуть.

Да и забывается это все, стоит нам в постели оказаться.

Просто такого любовника нужно хватать и держать в надёжном месте, вытаскивая для употребления каждый вечер перед сном.

Усмехаюсь своим мыслям, выключаю воду, долго разглядываю себя в зеркале ванной комнаты. Интересное преображение…

Больше двадцати не дашь, ну объективно. Похорошела прямо! Кожа белая, щёки румяные, губы опухшие от поцелуев алые.

Вот что секс животворящий делает!

Ну, или молодильное яблочко - Кирилл… Как его по батюшке, кстати? Он говорил? Нет? Не помню…

Иду его искать.

И не нахожу.

Ищу по всему дому, даже, переступив через гордость, зову, но кроме меня - никого.

Стою на кухне, долго разглядывая столик. Пришла я сюда, чтобы убрать брошеную посуду и еду с вечера. А у Кирилла всё убрано. Посуда вымыта, мясо определено в холодильник. На столе - горкой в тарелке нажаренные гренки, в креманке - мёд. Чай заварен в чайнике под полотенцем, с травами и сушёными ягодами.

Он любит порядок и чистоту. Я тоже не грязнуля, но могу устроить творческий беспорядок в мастерской. Никогда не думала, что бывают такие мужчины… Нет, это не для меня, Кирилл сам по себе такой. Привык жить один и обо всём заботиться. Да, заботиться о ком-то. У него сын, поэтому ему несложно женщине оставить завтрак на столе. Для него это наверняка нормально. Он, скорее всего даже не заметил, как проснулся рано всё убрал, приготовил и отправился, я не сомневаюсь, по делам.

А для меня лёгкий шок.

Даже стыдно как-то чай пить и гренки с мёдом кушать. Словно я втесалась в его повседневную жизнь, а отплатить нечем. Или я ночью заплатила? Так тут вопрос спорный, кто кому удовольствие доставил.

Не могу я принять вот это всё за нормальность и обыденность.

Конечно, завтракаю. Всё убираю, прогуливаюсь еще по дому. Книгу читаю. Звенящая тишина в какой-то момент начинает угнетать, и я решаю прогуляться. А лучше поискать своего спутника, своего любовника…

Куртки мужской не оказывается, а почему-то мёрзну. Поэтому натягиваю свою нелепую крутку, а для тепла надеваю шапку-ушанку, то ли из бобрика, то ли из бобика.

Выхожу на улицу, оказываюсь на террасе. Воздух свежий опьяняет. Я не могу надышаться, словно пью лесной аромат глотками большими.

Вокруг деревья, за утро успел снег подтаять ещё сильнее. Показались камни серые, поросшие ярко-зелёным мхом и серым лишайником. Сосны вытянутые, очень высокие. Корабельные?

Вокруг дома деревьев немного, а вот дальше в лес - густеют.

Я возвращаюсь на берег реки. Но там никого не нет. Стоит катер на воздушной подушке - и пустота. На улице тишина не такая, как в доме, всё же слышно капель, журчание. Птица где-то хлопает крыльями. И ветер поднимается, поэтому кроны деревьев начинают шуметь.

Протоптанная тропинка уводит от большого дома в лес. Я дохожу до границы с лесом. Это только кажется, что дом в тайге стоит, оказалось, совершенно я не знаю чащу леса. Она мрачноватая, жутковатая и входить бы я в неё не осмелилась, если бы не протоптанная достаточно широкая тропинка, которая однозначно меня куда-нибудь да выведет.