Честь имею представить - Анна Каренина

– Я была способным ученым?

– Каким бы способным ни был человек, он должен считаться с другими.

– Как относился ко всему этому Глухов?

– Я думаю, он превыше всего ставит свою работу. Я мало его знала, но он казался мне очень сухим человеком.

– А что произошло в последнее время?

– В последнее время? Федор пошел на примирение со мной, и я, конечно, как дура, поддалась. Я никогда не умела быть самостоятельной, потому и жизнь вся кувырком.

– А что было со мной?

– О, вы не давали Федору покоя. Вы постоянно ввонили ему, вы преследовали его. Вы никак не могли примириться с мыслью, что вас кто-то может бросить. Я даже боялась вас. Мне казалось, вы готовы на все.

– А вам не приходила в голову мысль, что я специально довела его до смертельного шока?

Галина испуганно посмотрела на Анну:

– Не думаю. Вы никогда не допускали ничего такого, что могло повредить вашей карьере.

– Я очень благодарна, что вы мне это все рассказали.

– Мне надо идти. Тут, в саду, моя дочь с соседкой гуляет. Нам пора домой.

– Можно мне посмотреть на вашу дочь?

Галина поколебалась.

– Что ж, пойдемте, если хотите.

Пятилетняя Оля ехала по садовой дорожке на велосипеде. Анна сразу узнала в ней ту девочку с мячиком, которую видела перед "Юбилейным". Оля слезла с велосипеда и бросилась к матери.

– Познакомься, Оля, это... Анна Аркадьевна, - запнувшись, сказала Галина.

Девочка склонила голову набок и смущенно завозила пяткой по земле. Анна уже знала, что современные дети не умеют ни кланяться, ни делать реверанс, ни даже просто знакомиться.

Анна склонилась к ней:

– Отчего у тебя коленки такие грязные?

Девочка пригляделась к симпатичному лицу Анны и перестала стесняться:

– Они у меня не грязные, а ушибленные.

– Упала?

– Упала.

– Заплакала?

– А вот и нет! Некоторые мальчишки тоже плачут, а я нет.

– Правильно. Я тоже стараюсь не плакать, когда больно.

– А вы хотите цветочек?

– Хочу.

– Я бы сорвала, но милиционер оштрафует.

– А у меня есть деньги. Я заплачу штраф.

Девочка засмеялась - чем-то похоже на Сережу...

Анна проводила Галину с Олей до их улицы, на прощанье сказала:

– Если мне понадобится вас еще увидеть, вы не будете возражать?

– Пожалуйста, - и Галина даже попыталась улыбнуться, звоните.

Анна вернулась домой в одиннадцать часов, по было еще совсем светло: едва минула пора белых ночей. Она открыла дверь своим ключом и услышала звуки фортепиано. Это не могло быть радио: звук был слишком чистым. Вероятно, у Глухова кто-то был. Анна не хотела никого видеть и решила сразу пройти в свою комнату, но потом подумала, что по правилам даже современного этикета следует показаться гостям, и вошла в гостиную. Глухов был один. Он сидел перед низким пианино и при ее появлении оборвал игру. Для нее было неожиданностью, что он играет.

– Я была у них.

– У Киянов?

Анна кивнула.

– Надеюсь, они приняли вас со всею светской любезностью?

– Возможно, по современным понятиям, это и была светская любезность. Во всяком случае, я многое узнала о себе.

– Знание - это светоч разума.

На какой-то миг в его взгляде отразилось страдание, но он тотчас опустил глаза в нотную тетрадь. Почувствовав неловкость, Анна спросила:

– Что вы играли?

– А как вы думаете - что это?
– Он посмотрел на нее, взгляд его был по-прежнему спокоен.

– Я бы сказала - это похоже на Шопена.

– Это Григ.

– Новый композитор?

– Он писал на рубеже веков. Каренина могла его знать, но Купцова его недолюбливала, вероятно поэтому она и не включила его в ваше сознание.

Анна почти физически почувствовала тот интеллектуальный круг, в который замкнула ее эта женщина.

– А мне понравилось это, - сказала она, - похоже на Шопена.

– У Грига много шопеновских интонаций; прозрачность, недосказанность. Купцовой нравилось все конкретное.

Анна с трудом втягивалась в работу института. С утра она самостоятельно изучала электродинамику, потом занималась электроникой с Верой и нейрофизикой с Глуховым. Перед обедом она уходила в мастерскую и с помощью обычного электропаяльника по стандартным чертежам лепила многокаскадные контуры, которых требовалось бесчисленное множество. Молодые радиотехники - веселые парни и девушки - охотно помогали ей разобраться в схемах, и хотя эти молодые люди относились к ней сперва настороженно и как-то странно переглядывались при ее появлении, Анна вскоре подружилась с ними. Она отдавала себе полный отчет в отношении к себе окружающих и была преисполнена упорного желания войти на равных в жизнь коллектива. После обеда она усваивала электронную аппаратуру. Вникать в ее принципы она пока что и не пыталась, но ведь пользоваться готовой аппаратурой проще, чем строить ее. Пользуются же люди воздушным транспортом, не имея понятия об устройстве авиационного двигателя.

И все же иногда, особенно после обеда, возникало желание велеть подать коляску и отправиться на прогулку по Невскому или пешком пройтись по Морской, зайти в какую-нибудь кондитерскую...

Она теперь часто встречалась с Игорем. Они вместе ходили на концерты. Анна быстро усвоила эстрадную музыку. Поначалу ее смущали синкопы, бешеные ритмы, ударники. Но она взяла в привычку анализирогать новые явления, и вскоре поняла, что за исключением манеры исполнения, ритма и введения новых инструментов, легкая музыка за последние сто лет ничуть не изменилась: те же принципы оркестровки, та же гармонизация, те же мелодические обороты. Даже новинки поп-музыки оказывались безнадежно старомодными. Зато серьезная симфоническая музыка совершила гигантский скачок. Они слушали в Большом зале филармонии симфонию Белы Бартока. Сперва Анна ничего не понимала, ей были мучительны необычные сочетания звуков, она была попросту оглушена. Но потом она уловила знакомые ощущения нового мира.

Это был мир, перевернутый Эйнштейном, мир, где противостояли две социальные системы, мир, в котором о космических полетах говорилось, как о поездке из Саратова в Москву, мир, в котором женщина стала независимой, мир, в котором открыто признавались в любви. Когда после концерта они вышли на улицу и Игорь спросил, понравилась ли ей музыка, Анна не смогла ответить: от волнения у нее стучали зубы.

Молча дошли они до станции метро, народу на Невском было уже мало, и когда Игорь привлек ее к себе и поцеловал в губы, Анна нисколько не удивилась, она только спокойно отстранилась. Он вопрошающе смотрел ей в глаза, и она не отвела взгляда. Анна провела рукой по его светлым волосам, загибающимся над воротником жесткой крутой волной. Он снова поцеловал ее, и она снова отстранилась.

– Поедем ко мне, - предложил он и коснулся лбом ее лба.

– Зачем?

– В гости. Ты же еще не видела, как я живу.

– В другой раз.

– А почему не сегодня?

– Я не предупредила Глухова.

– Но ты же теперь ему не жена?

– Он будет беспокоиться,

– Но ты же ему не жена?
– настойчиво и тревожно повторил он.

Анна поняла вопрос, и ей стало неловко за себя и за Глухова.

– Успокойся. Мы живем как чужие, каждый в своей комнате.
– Анне стало легче, что они так сразу перешли на "ты". Она расценила это как еще один шаг в двадцатый век.