Честь имею представить - Анна Каренина
Шрифт:
– Почему ты с ним не разводишься?
– Зачем? Я не собираюсь замуж, а он, вероятно, не намерен жениться.
Она хотела отстраниться, но он привлек ее к себе. Его объятие было нежным, но настойчивым. Она чувствовала, что не в состоянии вырваться, и так они стояли вплотную друг к другу на вечернем Невском, прохожих было мало, но они все же были, и хотя они проходили равнодушно и любовные сцены на улице были для них обыденными, Анна испытывала смущение.
– Я люблю тебя, - сказал он.
И ей стало тоскливо, ей очень не хотелось терять этого милого человека. Не только прогулки с ним были приятны, ей нравился и он сам, нравилось, что у него такое открытое красивое
– Мне пора, уже поздно, - сказала она.
– Сперва надо ответить. Я же сказал, что я люблю тебя.
– Я из девятнадцатого века, - попробовала она пошутить, и не могу решать так, сразу.
– Тебе хорошо со мной встречаться?
– Да.
– Ты согласна быть моей?
– Разве теперь это бывает, чтобы женщина была чьей-то?
– Любовь не меняется. Это стремление к безоговорочному обладанию. Взаимному.
– Ну вот, ты сам предлагаешь нечто серьезное, что должно изменить мою жизнь, и требуешь, чтобы я ответила немедленно. Надо же подумать.
– Хорошо. Подумай.
Его теплое дыхание коснулось ее щеки. Вся замерев, она слушала это дыхание, и вновь воскресшее чувство любовной неги охватило ее. Она припала щекой к его плечу и стояла так почти не дыша - без кыслей, без воли, и могла бы так стоять вечность. Потом она подняла взгляд. Его глаза мерцали в свете ртутных фонарей, а на впадины щек легли синие тени. И тут ей представились другие глаза - черные. И темные волнистые волосы. И губы - совсем другие. "Не он!
– подумала она. Это не он! Это..." Тело ее судорожно напряглось, и она с неожиданной легкостью высвободилась из объятий Игоря. Он схватил ее руку.
– Нет, - сказала она.
– Почему?
– Он прижал к губам ее руку.
– Не надо.
– Ты же меня любишь!
– Он снова взял ее за плечи.
– Нет.
– Неправда. Я вижу.
– В интонации его голоса появились повелительные нотки.
– Просто я - женщина. А этого еще мало.
– Она отстранилась от него, зачем-то сняла с плеча сумку на длинном ремне, перевесила ее на другое плечо.
– Мне не нравится, как ты себя начал вести.
– Прости меня. Но я люблю тебя.
– А я про себя еще ничего не решила.
– Ты еще будешь думать?
– Да.
– А ты будешь думать обо мне?
Она улыбнулась:
– Конечно.
Он довел ее до эскалатора. Анна, ступив на движущуюся ленту, обернулась. Игорь, уже уходящий прочь, тоже обернулся. Их взгляды встретились. Тогда он подбежал к барьеру и, перегнувшись через никелированную перекладину и не обращая внимания на удивленных прохожих, крикнул:
– Я люблю тебя!
Спускаясь на эскалаторе, Анна заново переживала этот разговор. На душе защемило. Очевидно, ни в двадцатом, ни в каком другом веке невозможна простая дружба между мужчиной и женщиной. Но тут вспомнился Большой зал филармонии, и музыка, услышанная в этот вечер. Она пьянила, как разговоры о полумистической квантовой механике и кривизне пространства. Все это было пока выше того, что она могла понять.
Когда она пришла домой, Глухов по обыкновению сидел в гостиной и читал. Анна попросила разрешения поставить пластинку легкой музыки. Надо было хоть на время снять с души непосильную тяжесть современности, хоть немного отдохнуть. И сразу ее захлестнуло то грустное и теплое чувство, которое она постоянно испытывала, но которое скрывалось в ее душе, заполняемой повседневными впечатлениями. Любовь к Алексею Вронскому
обрела теперь новое состояние. Это было как ровное горение никогда не тающей свечи. Вспомнилась дача, где она встречалась с Вронским. И тут же вспомнилась гостиная княгини Бетси. И вспомнились вечные заботы вечно усталой Доллн. Вспомнился Сережа, когда она с ним в детской расставляла на ковре оловянных солдатиков.Голос Глухова пробудил ее от воспоминаний:
– Оказывается, вам нравится современная музыка?
– Что?
– спросила Анна.
– Музыка?
– Современная.
– Глухов указал на приемник, где вертелась джазовая пластинка.
– Не такая уж современная.
– А какая - современная?
– Барток, Прокофьев...
Глухов с интересом рассматривал Анну, потом сказал:
– Пожалуй, вы правы. Легкая музыка рассчитана на мещан, а мещане боятся новаторства.
"Боже, - подумала Анна, - ведь он рассуждает совсем как Алексей Александрович".
– С кем вы были сегодня на концерте?
– как-то без перехода спросил Глухов.
– Мне следует отчитаться?
– Мне позвонили и сообщили, что видели вас в филармонии с человеком, которого никто не знает в институте. Поймите меня правильно. Никто не намерен лишать вас свободы. Но я по создавшимся обстоятельствам больше других ответствен за все, что с вами может произойти.
– Я была с Игорем. Вы знаете, что я с ним встречаюсь, и знаете, при каких обстоятельствах я с ним познакомилась.
– Каковы ваши отношения?
– Он - мой единственный друг.
Глухов поднял на нее глаза:
– Вы уверены в этом?
– Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.
– Значит, это любовь?
– Он любит меня.
– К счастью, вы не Анна Каренина, и никто не будет препятствовать вашей любви. Однако и в наше время любовь требует официальной регистрации. Нашему разводу тоже никто не будет препятствовать. Кроме меня.
– Вы не дадите мне развод?
– Не дам, пока не приду к убеждению, что вам это нужно.
– А вам не нужно? Ведь вы еще можете жениться, вам, наверное, нужна женщина, как у всех.
– Моя личность не так феноменальна. Разговор идет только о вас.
Анна несколько раз прошлась по гостиной от окна к двери и снова к окну, остановилась у приемника.
– Вы не будете возражать, если я поставлю пластинку?
Глухов поднялся:
– Мне уйти?
– Вы мне не мешаете. Останьтесь, если хотите.
Глухов остался в кресле. Анна снова поставила пластинку с модными танцевальными пьесами. И снова вспомнила, как в поезде познакомилась с матерью Вронского, - очень приятная пожилая дама. Анна тогда ей тоже понравилась. А потом? Нет, Глухов совсем не похож на Алексея Александровича. У того смысл жизни заключался в государственных делах. Анна представила себе мужа в советском обществе. Он был бы ценным служащим - прямолинейным, трудолюбивым, честным, исполнительным. А Глухов? Он уже отступил от буквы закона, совершил поступок сильный и нерациональный. Он пошел на преступление, засадив Анну в информационную камеру, чтобы отвести от нее законную кару.
В этот вечер, когда Анна уходила в свою комнату, ей почему-то стало жаль Глухова, захотелось подойти к нему, поцеловать его в лоб и перекрестить на ночь, как Сережу. Но она ограничилась тем, что сказала: "Спокойной ночи". И Глухов остался один в гостиной со своей книгой.
Самостоятельно, без посторонней помощи, Анна раздобыла сведения о режиссере Ермолине: два кинофильма, работа на телестудии, положительные официальные отзывы. Она позвонила ему по телефону и договорилась о встрече.