Четвертое сокровище

^{Подкорковые узлы: группы ядер, образующие петли, которые контролируют и управляют специфическими функциями коры головного мозга: вниманием и некоторыми видами моторики (например, танцем, рисованием или просто ходьбой).}

^{Тетрадь по неврологии, Кристина Хана Судзуки.}

Он осмотрел ряды студентов. Один, с козлиной бородкой и в черной вязаной шапочке, запихнул блокнот в рюкзак и оттолкнул стул назад. Закидывая рюкзак на плечо, он выразительно посмотрел на профессора и покинул аудиторию. Один из стоявших у стены студентов немедленно занял его место.

Несколько раз невозмутимо шмыгнув носом, словно проверяя воздух в комнате после ухода студента-философа, профессор продолжал:

— Кто-нибудь еще? — Он подождал с минуту и вернулся к своим записям. — Второе правило гласит, что мы не будем описывать сознание посредством метафор. Другими словами, мы не будем говорить «мозг подобен компьютеру», или же «сознание можно сравнить с театром, где есть авансцена и кулисы», или же «разум подобен облаку, состоящему из капель нейронной активности». — Он сделал паузу, посмотрел на всех и опять обратился к чтению. — Это будет интенсивный курс на один семестр. Те, кто собирается ходить, должны ходить на каждое занятие без исключения. Я буду появляться на каждом занятии, так почему не потребовать того же самого и от вас? Вы — причина, по которой я здесь. Если вы уже сейчас знаете, что не сможете посетить хотя бы одно занятие из всего курса, то придется попросить вас последовать за нашим другом-философом. — Никто не двинулся с места. — Хорошо. Первые три недели нам придется много читать из разных источников. Одни будут иметь более непосредственное отношение к теории человеческого сознания, чем другие, — по крайней мере, на первый взгляд. Те из вас, кто выживет и справится с информационным шквалом, смогут глубоко освоить материал. Другими словами, это будут те, кто по-настоящему его поймет. — Он перевернул страницу желтого блокнота. — Конечно, сейчас не существует единой теории сознания. Ни одна не является общепринятой, а некоторые не принимаются никем. Цель наших занятий — попытаться приблизиться к такой теории. Если вы не сможете внести вклад в построение такой теории, то и ваше время, и мое, и время ваших коллег будет потрачено впустую. Под вкладом я подразумеваю прежде всего подготовленность к каждому занятию… Основным фактором в оценке успеваемости по моему курсу будет активность на семинарах. Каждый из вас, то есть двенадцать выбранных, будет вести дискуссию после собственного доклада, в котором научные данные, почерпнутые из прочитанного, должны быть систематизированы и представлены в виде последовательного теоретического аспекта. Другими словами, вам нужно будет выдвинуть тезис, обосновать его и аргументировать доводы за и против. — Профессор поднял голову. — А если вы не знаете, что все эти слова значат, то я предлагаю вам с ними ознакомиться.

Один из студентов поднял руку:

— Извините, что перебиваю, вы не могли бы повторить последние два, после «тезиса»? — Карандаш студента завис над блокнотом.

— Обоснование и аргументация.

— Спасибо, — ответил студент и поспешно записал сказанное. Профессор Аламо вернулся к чтению конспекта:

— Сегодня я хотел бы, чтобы вы взяли два-три листка бумаги. Вы напишете свои имена, адрес электронной почты и ответы на два вопроса, которые я вам сейчас задам. Я прочитаю ваши ответы и выберу двенадцать студентов. Вы будете в любом случае проинформированы по электронной почте сегодня до 10 часов вечера. Те из вас, кто станет счастливым кандидатом, смогут взять в копировальном центре института экземпляр хрестоматии на семестр. Пожалуйста, к следующему занятию прочтите и, самое главное, поймите материалы для первой недели курса. — Он опять поднял голову и спросил: — Нужно ли разъяснить что-либо перед тем, как я задам вопросы?.. Нет? Хорошо. Вопрос номер один: какой вклад вы можете сделать в этот курс и в особенности в развитие теории сознания? — Он подождал, пока все записали вопрос. — Вопрос номер два: Сантьяго Рамон-и-Кахаль и Камилло Гольджи получили вместе Нобелевскую премию в 1906 году за изыскания, посвященные нейронам^[13]. Но, тем не менее, они принципиально разошлись во мнениях относительно одного фундаментального аспекта нейронов. Что это был за аспект и в чем заключалась разница в их взглядах? — Убедившись, что больше никому не нужны дополнительные разъяснения, Аламо склонился над чистой страницей в своем блокноте и начал писать.

Тина уставилась на свой лист, где не было ничего, кроме имени и электронного адреса. Она прислушалась к шороху соседских ручек по бумаге — по листам будто ползали насекомые.

Сан-Франциско

Тина поднялась на пятый этаж. Материнская квартира с одной спальней — та, где она выросла. Лифторемонтная компания демонтировала единственный лифт в здании для капитального ремонта, который должен был продлиться неделю, однако длился уже две. Добравшись до пятого этажа, Тина повернула к квартире 504. Дверь была приоткрыта. Тина вошла и закрыла ее за собой.

— Мам?

— Ха-тян, — позвала из гостиной ее мать, Ханако. Она всегда звала Тину средним именем, укорачивая его и прибавляя японский ласкательный суффикс.

Тина прошла по коридору. Слева — дверь в материнскую спальню, справа — два чулана. Дверь в первый была открыта, и Тина заглянула внутрь. Много лет назад перегородку между чуланами снесли, и они превратились в маленькую комнату. Чуланы служили Тине спальней, пока она не уехала в Сан-Диего поступать в колледж.

До восьми лет Тина спала на раскладушке в спальне матери. Когда ей исполнилось восемь, она заявила, что уже слишком большая, чтобы спать вместе с матерью, и потребовала отдельной комнаты. Она не сказала матери, что к тому же устала от жирного, липкого запаха масла, в котором жарили тэмпуру^[14] в ресторане «Тэмпура-Хаус», где мать работала. Этот запах насквозь пропитал материнское рабочее кимоно и впитался в волосы и кожу.

За несколько недель до дня рождения они съездили к тете Киёми, жившей около парка Золотые Ворота. У обоих ее детей были свои комнаты. По дороге домой Тина спросила мать, почему они не могут переехать в более просторную квартиру. Ханако ответила:

— Ты же знаешь. Как же твой колледж, нэ^[15]? Тебе нужны деньги, чтобы учиться в колледже.

Вместо переезда на новую квартиру Ханако предложила дочери свою спальню: сама же она будет спать на диване в гостиной. Однако Тина уже положила глаз на уютные чуланы. Она все равно в них все время играла: в последнее время строила там себе палатку из одеял и читала при свете фонарика.

Ханако упиралась несколько дней, а потом как-то утром брат одного из поваров «Тэмпура-Хауса», плотник, появился у них с ящиком инструментов. Тина так никогда и не узнала, разрешили матери переделывать чуланы в комнату, или нет, но предположила, что стенку можно восстановить так же быстро, как ее снесли.

После того как Тина поступила в колледж, мать постепенно вернула чуланам их изначальное предназначение. Одежда Ханако, висевшая раньше в маленьком гардеробе в спальне, перекочевала обратно. Кровать Тины и остальная мебель, включая почти кукольный комод с зеркалом и школьный стол, по-прежнему стояли в чуланах, но теперь были завалены коробками и кипами писем и газет. Мать становилась старьевщицей.

Тина вошла в гостиную и опустила рюкзак на пол. Ханако лежала на диване. Ее спину подпирала подушка, а на животе лежал японский женский журнал. Пока мать закрывала журнал и поднималась, Тина заметила:

— Ма, ты бы не оставляла дверь нараспашку.

— Но я же знала, что ты придешь, — ответила Ханако. — Ты же сама мне позвонила…

— Дверь все равно лучше закрывать.

— Хорошо, Хатян.

Мать положила журнал на кофейный столик, а подушку на диванную полку. Тина села на пол среди комнаты.

— Как ты сегодня себя чувствуешь? — Около года назад у матери обнаружили рассеянный склероз.

— Гэнки^[16]. Я просто читала перед работой. Как у тебя учеба?

— Нормально, сегодня всего один семинар. Просто тест.

— Тест? В первый день?

— Что-то вроде теста.

Тина последней сдала свои ответы. Джиллиан и студент, с которым она хихикала, работы сдали первыми. И ушли вместе. Профессор Аламо едва взглянул на Тину, когда она отдавала ему свои листки. Она там написала, что уверена: остальные присутствующие знают о неврологии гораздо больше нее. Она получила степень бакалавра по психологии, но прошла курс по нейроаспектам психологии. Этот курс оказался самым интересным. Она добавила, что прекрасно понимает: ей необходимо освоить громадный объем материала, — но она всегда была старательной студенткой и постоянно готовилась к занятиям. Ее главным вкладом в развитие нейронной теории сознания будет понятие «открытого разума».

^{Мозжечок, или «малый мозг», представляет собой скопление плотно прилегающих тканей головного мозга, находящееся под полушариями головного мозга, и отвечает за планирование и окончательную коррекцию движений. Клетки Гольджи: подавляющие интернейроны (клетки, передающие раздражение от одного нейрона к другому), находятся в мозжечке.}

^{Тетрадь по неврологии, Кристина Хана Судзуки.}

В ответе на второй вопрос она написала, что слышала и о Сантьяго Рамоне-и-Кахале, и о Камилло Гольджи, особенно — о Гольджи, чьим именем назван метод окрашивания шлифа, позволяющий рассмотреть отдельные нейроны под микроскопом. Кроме того, в мозгу, точнее — в мозжечке, есть особый тип клеток, названный его именем. О Кахале она знала меньше — только то, что он использовал метод окрашивания Гольджи в своих оригинальных исследованиях, и в результате обнаружил новый тип нейронов; к тому же он считается основателем современной нейроанатомии. Она честно призналась, что факт совместного получения ими Нобелевской премии был ей неизвестен и она не имела никакого понятия о теоретических расхождениях между ними. Она высказала предположение (в чем и призналась сама), что, вполне возможно, ученые имели разные взгляды на то, как нейроны функционируют и передают возбуждение друг другу Один, вероятно, предполагал, что нейроны скорее связаны непосредственно, то есть просто соединены друг с другом, а не передают возбуждения по синапсам через нейропередающее химическое вещество. Кто из ученых какую теорию защищал, она не знала.