Четыре пера

Со времен последней вылазки никакая опасность не угрожала жителям Суакина. Огромные корабли для перевозки войск курсировали между коралловыми рифами в Суэц, и никто не зазывал их обратно. В белом дворце на Красном море Уиллоби рисковал только своим здоровьем. Не возникло ни единой возможности, когда Фивершем мог бы сказать: «Вы бы поплатились жизнью, если бы не я — тот, кого вы назвали трусом». И Дюрранс, перебравший в уме все новости и сплетни, доходившие до него в Вади-Хальфе или во время отпусков, начал размышлять: а может, беглец из Хартума, рассказавший ему свою историю у стен молчаливого разрушенного форта Синката в один сонный майский день, повторил её и в Суакине, а Фивершем услышал. Теперь он был убежден, что его гипотеза верна.

Недоверие Уиллоуби само по себе являлось достаточным подтверждением. Без сомнения, Этни проинструктировала Уиллоуби держать язык за зубами. Полковник Дюрранс был готов к сдержанности, он считал сдержанность ответом на свое предположение. Кроме того, натренированное ухо подсказало ему, что Уиллоби скован и осторожен в своей речи. Возникали паузы, во время которых у Дюрранса было полное ощущение, что он своими глазами видел, как собеседник с подозрением смотрит на него и задается вопросом, насколько много или мало ему известно. В его голосе звучали нотки осторожности и предупредительности, ненавистно знакомые Дюррансу, потому что именно так привыкла говорить Этни. Более того, Дюрранс расставил ловушки — например, его замечание «Я, кажется, сказал без очевидных причин» — и едва заметные движения или быстрый поворот показали, что Уиллоби попался в них.

Однако он не хотел, чтобы Уиллоби написал Этни и предупредил ее о том, что Дюрранс расспрашивал. Такую возможность он не исключал и постарался защититься от этого.

— Я хочу рассказать, почему хотел встретиться с вами. Это из-за Гарри Фивершема.

Капитан Уиллоуби обрадовался, что удалось избежать неловкого положения, и буквально подпрыгнул. Однако Дюрранс благоразумно не обратил внимания на волнение собеседника и торопливо продолжил:

— Что-то случилось с Фивершемом. Уже более пяти лет назад. Он что-то совершил, по-моему, или чего-то не совершил, во всяком случае, тайна тщательно хранится, он уволился со службы и не живет на прежней квартире. Вы теперь возвращаетесь в Судан, Уиллоби?

— Да, — ответил Уиллоуби, — через неделю.

— Хорошо, Гарри Фивершем в Судане, — сказал Дюрранс, наклоняясь к товарищу.

— Вы знаете об этом? — воскликнул Уиллоби.

— Да, потому что наткнулся на него этой весной в Вади-Хальфе, — продолжил Дюрранс. — Он пал довольно низко, — и он рассказал Уиллоби о своей встрече возле кафе в Теуфикье. — Не правда ли, странно? Знакомый идет ко дну за секунды, исчезая прямо на глазах, как будто провалился в подземелье в старом французском замке. Я хочу, чтобы вы отыскали его, Уиллоби, и сделайте все возможное, чтобы снова поставить его на ноги. Дайте знать, если наткнетесь на него. Гарри Фивершем был моим другом — одним из немногих настоящих друзей.

— Хорошо, — весело сказал Уиллоби. Дюрранс сразу же понял по его голосу, что его подозрения улеглись. — Я поищу Фивершема. Я помню, что он был вашим лучшим другом.

Он протянул руку за спичкам на столе рядом с ним. Дюрранс услышал, как чиркнула и загорелась спичка. Уиллоби закурил трубку. Это была потрепанная трубка из шиповника и нуждалась в чистке; табак запузырился, когда Уиллоби поднес спичку и втянул воздух через мундштук.

— Да, лучший друг, — сказал Дюрранс. — Мы с вами ужинали с ним в его квартире высоко над Сент-Джеймсским парком незадолго до отъезда из Англии.

И на этой случайной фразе курительная трубка Уиллоби внезапно перестала пузыриться. Последовала минутная тишина, затем Уиллоби жестоко выругался, а через секунду топнул ногой по ковру. В воображении Дюрранса вспыхнула эта простая последовательность событий, и он сразу мысленно нарисовал картину. В одном кресле сидит он сам и курит сигару, по левую руку на круглом столе стоит подставка для спичек, а по другую сторону стола сидит в другом кресле капитан Уиллоби. Но капитан Уиллоби поджег трубку и неожиданно замолк на середине предложения без всякой причины. С присущей ему замедленной реакцией он с подозрением уставился на слепое лицо, пока горела спичка, про которую он забыл. Он обжег пальцы, выругался, бросил ее и стряхнул на пол. До этого момента Дюрранс никогда не вспоминал об этом ужине. Возможно, об этом стоит поразмышлять.

— Там были мы с вами и присутствовал Фивершем, — продолжил он. — Фивершем попросил нас рассказать о его помолвке с мисс Юстас. Он только что вернулся из Дублина. Тогда мы видели его в последний раз. — Он затянулся сигарой и добавил: — Кстати, там был третий человек.

— Да? — переспросил Уиллоби. — Это было так давно.

— Да, Тренч.

— Точно, Тренч присутствовал. Да, нескоро мы будем снова ужинать с бедным стариной Тренчем.

В его голосе звучала притворная небрежность; он наклонился вперед, чиркнул другой спичкой и разжег трубку. Когда он это сделал, Дюрранс положил сигару на край стола.

— И мы больше никогда не поужинаем с Каслтоном, — медленно произнес он.

— Каслтона там не было, — живо откликнулся Уиллоби, показывая, что несмотря на долгий промежуток времени с того маленького ужина в кваритре Фивершема, его воспоминания все еще были свежи.

— Нет, но его ждали, — сказал Дюрранс.

— Нет, вовсе не ждали, — поправил Уиллоби. — Он ужинал в другом месте. И прислал телеграмму, помните.

— Ах да, пришла телеграмма, — сказал Дюрранс.

Тот званый ужин заслуживает рассмотрения. Уиллоуби, Тренч, Каслтон — эти три человека стали причиной позора и исчезновения Гарри Фивершема. Дюрранс попытался вспомнить все подробности вечера; но тогда его мысли были заняты другим. Он вспомнил, как прислонился к окну над Сент-Джеймсским парком; как услышал барабанную дробь с плаца у казарм Веллингтона, и как пришла телеграмма.

Дюрранс нарисовал в голове другую картину. Гарри Фивершем за столом перечитывал телеграмму, Тренч и Уиллоби молча ждали, а сам он, не обращая внимания, смотрел из освещенной комнаты в тихий и прохладный парк.

— В тот вечер Каслтон обедал с большой шишкой из Военного министерства, — сказал Дюрранс, и едва уловимое движение рядом подсказало ему, что он подобрался совсем близко. Некоторое время он говорил о перспективах Судана, а затем поднялся с кресла.

— Итак, я могу положиться на вас, Уиллоби, вы поможете Фивершему, если когда-нибудь его найдете. Рассчитывайте на мои деньги.

— Я сделаю все возможное, — сказал Уиллоуби. — Вы идете? Я мог бы выиграть у вас пари.

— Как?

— Вы сказали, что не дадите вашей сигаре погаснуть. Она холодна как камень.

— Я забыл о ней, я думал о Фивершеме. Прощайте.

Он взял кэб и отъехал от дверей клуба. Уиллоби радовался, что Дюрранс уехал, но был вполне доволен собственной дипломатичностью. Было бы странно, в конце концов, если бы он не сумел обмануть бедного старину Дюрранса. Он вернулся в курительную комнату и освежился виски с содовой.

Однако провести Дюрранса не удалось. В тот день он получил ответ на последний сложный вопрос. Он вспомнил теперь, что на ужине не упоминалось об отправителе телеграммы. Фивершем прочитал ее без единого слова и, так не промолвив ни слова, бросил в огонь. Но сегодня Уиллоби сказал ему, что телеграмма пришла от Каслтона, а Каслтон обедал с высокопоставленным чиновником из Военного министерства. Здесь легко усматривалось конкретное проявление трусости, вследствие которого в Рамелтон прислали три белых пера. Почти на следующий день Фивершем сказал Дюрррансу в Роу, что он подал в отставку, Дюрранс же знал, что он не ушел в отставку, когда пришла телеграмма.