Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

Предметное и методологическое единство познания природы и общества определяется предметным единством мира. Из этого же следует принципиальное единство логической структуры естественных и общественных наук.

Но природа достаточно сложна для того, чтобы ее можно было бы изучать всю сразу. Поэтому ее познание осуществляется системой наук, каждая из которых занимается лишь одной стороной единого целого. Но изучается-то единая природа. А это значит, что наряду с тенденциями дифференциации наук (анализа знания) должен идти процесс и их интеграции (синтез).

В соответствии с этим можно выделить три этапа развития изучения природы. Первый — синкретический (нерас-члененный). Второй, начавшийся в эпоху Возрождения и длившийся до конца XVIII века, — этап дифференциации наук. И наконец, третий, идущий и сейчас, — их интеграция.

Именно владение методами астрономии и понимание роли астрофизики для развития астрономии позволили мне достичь успеха в создании науки, применяющей естественнонаучные методы к истории.

Случилось так, что весь май и часть июня 1934 года я «жил» в XII веке, участвовал в Крестовом походе и увидел, что там все было не так, как нас учили и учат. Монашеские, католические и рыцарские ордена заходили дальше, чем думают теперь.

В 1204 году они захватили Константинополь, а затем Киев и другие русские княжества.

Пришли они из Татрских гор в Венгрии, обременяли подчиненные страны поборами в пользу папы римского, и их власть стали называть татрским игом.

Но через 80 лет пришли турки и прогнали их, при радости славян и греков. Потом прошли два-три поколения, внуки уже не разделяли ненависти к ним своих дедов, и хитрым папистам в Риме захотелось создать Унию Восточной и Западной церкви против турок, и вот перед Флорентийским униатским собором были выпущены подложные путешествия на Восток от имени Марко Поло, Плано Карпини, Рубрука и др., где татарское иго крестоносцев было выдано за «татарское иго монголов», и это вошло в учебники, по которым учили меня.

Вы сами понимаете, что когда я, читая русские летописи, впервые попал на эту мысль, то я уже не мог оторваться от документального изучения этого предмета со всех сторон. Я отбросил всякую переписку, все постороннее, пока не изучил всю литературу этого предмета. Книги все брал из библиотеки Академии наук.

Особой трудностью в моей работе было отсутствие единомышленников. Мои исследования шли бы значительно быстрее, если бы часть работы можно было поручить профессионалам в различных областях, особенно в астрономии. Но это очень трудоемкие задачи, и лежат они вне магистрального направления науки. Поэтому многие мои сотрудники по астрономическому отделению сопротивлялись проведению этой работы и саботировали ее. И уже к началу 20-х годов это стало для меня абсолютно ясным.

Кстати, подобную ситуацию я описал еще в 80-х годах XIX века, когда анализировал процесс образования новых политических партий. Допустим, существует некоторая партия. Упорным трудом своих членов она добилась определенного авторитета и признания в обществе. Принадлежать к ней стало престижно. И большое количество конъюнктурщиков начинает заполнять ее ряды, но при этом образовавшееся «большинство» требует, чтобы партия следовала уже оправдавшим себя курсом. Наряду с этим ^большинством» в партии есть члены, примкнувшие к ней не из соображений престижа, а искренне разделяя ее стремления. Они начинают выступать против мнения большинства, становятся внутренней оппозицией, и в результате их изгоняют из партии. Они организовывают новую. Своими искренними действиями добиваются признания и авторитета для новой партии. В нее опять устремляются те, кто хочет быть при авторитетном деле, и, чтобы это дело продолжало быть авторитетным, требуют ее «окостенения». Опять появляется внутренняя оппозиция. Их изгоняют и т. д.

Ровно то же самое можно наблюдать в истории. Огромная армия конъюнктурщиков требует канонизации того, что в ней достигнуто, и с жестокостью изгоняет всех, кто собирается что-то изменять».

В таких беседах они провели несколько дней, но надо было возвращаться в Москву. При прощании договорились, что будут поддерживать переписку и встречаться при первой же возможности.

Вернувшись в Москву, Сергей Александрович достал все семь томов «Христа» и внимательно их изучил. А к своим воспоминаниям он приложил «Предисловия» к этим томам.

Из семитомника «ХРИСТОС», или «ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНОМ ОСВЕЩЕНИИ»

Книга I

Небесные вехи земной истории человечества

ПРЕДИСЛОВИЕ

При переводе на наш язык памятников чуждой нам жизни главное затруднение состоит в том, чтобы найти такие слова, которые вызывали бы у читателей те же самые представления, какие были у автора, когда-то писавшего их, а это иногда очень трудно. Вот хотя бы слово «лес» на разных языках. У якута оно вызывает представление о скоплении в одной какой-либо местности хвойных деревьев, у египтянина и аравийца — о скоплении пальм, у итальянца — дубов и других лиственных деревьев.

Все это — представления совершенно различные, а потому и в переводах, если вы хотите, чтобы у читателя возникал при чтении слова лес тот же образ, какой был у автора данного рассказа, то вы должны говорить определительно: в якутском рассказе вы должны написать хвойный лес, у египтянина — пальмовый и т. д.

Точно так же и слово дерево, и слово дом, и слово изгородь на разных языках имеют разные значения, судя по тому, какие там бывают самые обычные деревья и из какого материала и по какому плану строятся там обычно дома и изгороди. При простом рассказе мы не замечаем, что подставляем вместо авторских свои образы, но в случае употребления таких слов в смысле символов или аллегорий это иногда ставит нас в тупик; это так важно, что без определительного термина вы ничего не поймете в аллегории, если не живете в том же поколении и в той же местности или не знаете их особенностей.

Таково, например, библейское сказание о том, что в раю росли рядом два дерева: дерево жизни и дерево познания. Смысл этого сказания объясняется лишь тогда, когда вы их представите по-египетски в виде двух стройных пальм, с вершин которых опускается к земле зонт перистых листьев. Они выросли как бы из одного плода и срослись внизу у корня, а вершины их отклонились друг от друга на 23,5 градуса. Первое дерево будет символизировать земную ось, определяющую своим вращением течение суток и представляемую как ствол пальмы, растущей на Северном полюсе Земли. С вершины этой пальмы спускаются зонтом небесные меридианы с перистыми ответвлениями параллелей. Второе дерево, пальма, геоцентрически представляемое там же, — это как бы ось эклиптики, сросшаяся внизу с первой пальмой, определяющая течение года и наклоненная к первой пальме (как я только что сказал) на 23,5 градуса; и с таким же зонтом меридианов и параллелей, среди которых свил свое гнездо змий (теперь созвездие Дракона). Она названа деревом (т. е. пальмой) познания потому, что ее открытие дало впервые возможность древним предсказывать небесные явления, благодаря чему люди сделались как боги, предузнающие по течению планет грядущее добро и зло. Отсюда начало астрологии.

Без таких представлений о «дереве» вы никогда не выясните себе ни места происхождения этой легенды, ни ее символистичности. А усвоив эти представления, вы сейчас же поймете, почему под первой пальмой стоят на астрологических картах неба Адам и Ева в виде Цефея и Кассиопеи, почему на вершине второй пальмы сидит змей-искуситель в виде созвездия Дракона и почему тут говорится, что одна из этих пальм «приносит плоды 12 раз в год, на каждый месяц свой особый плод».

Таким же образом, держась современного нам представления о небе как о бездонном пространстве, в котором тут и там возникают и растворяются звезды, вы не поймете того места в «Деяниях Апостолов», где говорится, например, о скатерти, спустившейся с неба апостолу Петру, наполненной странными зверями, которых было велено ему съесть. А зная, что небо, по представлениям древних, было куполом, прикрытым голубой скатертью с изображениями на ней двух Медведиц, Скорпиона, Козерога, Драконов, Змей и всяких других животных, вы сразу понимаете, что дело тут идет о приказании Петру заниматься астрологией с прибавлением, чтобы он «не считал языческим то, что очистил сам бог-отец».