Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

«Но почему же никто из ученых не указал этого до меня?» — думал я и находил только один ответ: теологи никогда не наблюдали звездного неба и не читали астрономий, а если и читали и видели, что тут описаны планеты и созвездия, то скрывали, чтоб не соблазнять верующих. А астрономы, очевидно, не читают Библии, как не читал бы ее и я сам, если б мне не дали ее насильно.

Я стал с интересом читать и другие библейские книги и увидел в них много таких же ярких астрономических картин, выдаваемых за мистические.

И тут же мне, как уже знакомому с небесной механикой, пришла в голову мысль, что такие сложные сочетания планет, какие здесь описаны, не могут повторяться чаще чем через тысячу лет, если не более. Это ведь верный способ установить точную хронологию библейских книг.

Мне с нетерпением хотелось за это приняться, но для этого у меня не было опоры, т. е. точного описания положения всех планет в каком-нибудь уже известном году, да и бумаги с карандашом для вычислений мне не давали.

Так, в ожидании улучшений, я прошел весь богословский факультет, поскольку, кроме Библии, мне дали читать еще «Жития святых», «Творения святых отцов», «Историю православной церкви», «Богословие догматическое», «Богословие полемическое» и т. д.

Наконец мне разрешили иметь тетрадки и карандаш, и я получил курс астрономии Хандрикова, где были приведены положения планет, кажется, на 1875 год и даны точные времена их гелиоцентрических обращений.

«Но как же теперь быть с историческими традициями? — думал я. — Какой Иоанн-астролог мог быть в 395 году?»

Было ясно: только автор христианской литургии Иоанн Златоуст, который вслед за тем стал Византийским патриархом.

А как же быть со всеми оригенами, киприанами, евсевиями и другими авторами первых трех веков, уже многократно цитирующими Апокалипсис, написанный после них?

Книга «Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса» вышла весной 1907 года. Первое издание в 6000 экземпляров разошлось в полгода, что для такого сочинения являлось рекордом. В 1912 году вышло ее немецкое издание с предисловием известного историка, профессора Артура Древса.

В поднявшейся бурной дискуссии оспаривали не астрономические вычисления, а толкование текста. Кстати, можно добавить, что произведенные в 1906 году двумя пулковскими астрономами проверочные вычисления, притом независимо друг от друга, дали полное подтверждение моих расчетов.

Работа над истолкованием Апокалипсиса предопределила ход дальнейших моих астрономических работ. Вышло совершенно неожиданно, что занятия теоретической астрономией завлекли меня в такую область науки, по которой я никогда и не собирался путешествовать, в историю первых четырех веков христианства.

Опровергающий установившуюся церковную дату «Откровения», мой расчет побудил меня обратиться к другим гороскопам. Такими оказались библейские пророчества. Три из них я исследовал в том же году, а остальными занялся в 1912 году в Двинской крепости, где «на свободе» (как я шутливо определял новое свое заключение) изучил древнееврейский язык и выполнил новый перевод библейских пророчеств. Дальнейшее их тщательное изучение привело меня к убеждению, что все пророчества написаны под непосредственным влиянием Апокалипсиса, вплоть до того, что их сюжеты, аллегории, даже самые образы и отдельные выражения повторяются в каждом из пророчеств как слабые раскаты того сильного грома, каким прогремел Апокалипсис. Следовательно, они принадлежат уже к V веку нашей эры, а не написаны за тысячу лет ранее, как считали до этого. Кроме того, имена «пророков» — не имена авторов, а просто заголовки книг. Так, Иеремия означает «Осилит Бог», Захария — «Помни, Грядущий», Исайя — «Грядущее освобождение» и так далее. Издать книгу «Пророки. История возникновения библейских пророчеств, их литературное изложение и характеристика» удалось только в 1914 году, незадолго до войны, и поэтому она не успела широко распространиться.

После этого мне пришлось прервать на время свои исследования по истории, так как официальные власти стали выражать неудовольствие работами, подрывающими основы веры.

Свою давнюю мечту — написать «Историю человеческой культуры в естественнонаучном освещении» — я начал осуществлять в 1918 году. За относительно короткий срок для столь громадной работы я подготовил фундаментальный труд в десяти объемистых томах. К сожалению, на сегодня в свет вышли только семь томов под заглавием «Христос».

Основная задача этой моей большой работы была такова: согласовать исторические науки с естествознанием и обнаружить общие законы психического развития человечества на основе эволюции его материальной культуры, в основе которой, в свою очередь, лежит постепенное усовершенствование орудий умственной и физической деятельности людей.

Когда работаешь в области науки, не идя главным образом поуже открытым другими дорожкам, то чувствуешь себя как в глухом лесу, еще не снятом на географическую карту. Пробуешь по всем направлениям и думаешь только об одном: как бы поскорее выбраться из него, и не остается времени на чисто дружеские собеседования.

Так теперь и со мной. И я работаю мысленно не только когда держу в руках перо, но даже и за обедом, и по ночам, когда просыпаюсь, тем более что мне приходится перескакивать от одной науки к другой.

Хотя я и не посвятил специальных сочинений теории вероятностей, но она занимала определенное место в моей работе «Христос». Я подсчитывал там вероятности тех или иных исторических совпадений и, найдя, что они чрезвычайно малы, делал вывод о. невозможности подобных совпадений.

Я применил математическую статистику к решению проблемы выделения «авторского почерка» различных писателей. Идея состояла в том, что каждый писатель обладает индивидуальными, свойственными только ему, закономерностями в употреблении тех или иных предлогов, союзов и других частиц. Я составил для различных сочинений известных русских писателей статистические таблицы встречаемости тех или иных частиц и назвал их «лингвистическими спектрами», а результаты этой работы опубликовал в статье «Лингвистические спектры. Средство для отличения плагиатов от истинных произведений того или иного известного автора», которая вышла в 1916 году. При работе над «Христом» я применил этот метод к трудам Платона и выяснил, что их написал не один человек, а целая школа с индивидуальными особенностями языка каждого из членов этой школы ^[107].

Я сам понимаю основные причины недоверия к моему труду. Вскоре после выхода из Шлиссельбургской крепости, в 1907 году, увидело свет мое исследование «Периодические системы строения вещества». Там я впервые дал научно обоснованную теорию сложности химических атомов, подчеркнув необходимость вхождения в них электронов и гелия, как основных компонентов, и указал необходимость химических изотопов в виде разомкнутых и циклических структур. Но в то время ученые считали еще атомы абсолютно неразложимыми, меня никто не знал как химика, и потому первые критики обсуждали мою книгу тоже не по существу, и не раз я слышал возражения: «Как мог он изучить химию, просидев почти всю жизнь в одиночном заточении? Что путного может он сказать? Не стоит даже и читать его книгу, тем более что она полна сложных структурных химических формул».