Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова
Шрифт:
Так точно и человечество, после каждого перехода от тезиса к антитезису и обратно, обязательно переходит к более высокому состоянию, и это есть основной закон эволюции. До сих пор противоречило ему укоренившееся у нас ложное представление о декадансах и ренессансах человеческих культур, превращавшее исторический процесс во что-то вроде качаний маятника на одном месте. Таково, например, существующее до сих пор представление о нескольких повторных римских империях: римской империи Ромула и Рема, римской империи Юлия Цезаря и Октавина Августа, римской империи Константина и, наконец, римской империи Карла Великого. Таковы же наши ложные представления о существовании староперсидского, среднеперсидского и новоперсидского царств, все на тех же основаниях, таковы наши ложные представления о существовании четырех повторных периодов ассиро-вавилонской
С этой точки зрения и теперь, после головокружительных успехов нашей техники, пришлось бы ждать стремительного одичания всех наших культурных народов для того, чтобы через несколько столетий или даже тысячелетий возродиться снова. Но вот все мое настоящее исследование показывает, что эти смены декадансов и ренессансов — просто волшебная сказка, возникшая вследствие того, что те же самые старинные империи и культуры, описанные вариантно разными историками на разных языках и с разных точек зрения, распались в умах историков, благодаря отсутствию общей хронологии и общей номенклатуры местностей и деятелей на последовательные ряды разноместных и разновременных культур, нарушая тот общий закон диалектического процесса, по которому раз пережитые формы исторического бытия более не возвращаются.
Астрономическая проверка исторической хронологии, произведенная в предшествовавших томах, показала нам достаточно, что все эти зияющие противоречия основному эволюционно-диалектическому процессу — простые недоразумения, основанные на ошибках хронологии и апперцепционных представлениях разноплеменных хроникеров о тех же самых событиях и исторических деятелях. Да и все наши остальные методы проверки показали, что ни на одно средневековое сообщение нельзя смотреть как на фотографию действительности, а скорее как на ее тенденциозное искажение, вроде тех многочисленных средневековых рисунков, которые изображают, например, даже прекрасно видимые всеми кометы вроде пылающих головней или настоящих мечей и шпаг (даже с рукоятками для их удобного держания невидимой, а иногда и видимой небесной рукой).
Вот почему читатель не должен удивляться и тому, что, отождествив в первом томе основателя христианской церкви с четьи-минейским Великим Царем (Василием — по-гречески), я отождествляю здесь и самого «Великого Царя» с действительно великим царем того же времени — Юлианом Философом и что, отождествив сначала Александра Македонского с Александром Севером, я здесь уже и их обоих пытаюсь отождествить с тем же Юлианом. Ведь все сказания о них находятся на уровне ничем не проверенных слухов.
Скажу также несколько слов и об отголосках, произведенных в литературе моей книгой в последнем году.
Неосновательность критики тов. Сергеева в № 3–4 «Мирове-ения» за 1931 год я уже достаточно показал в напутственном к ней «Письме в редакцию», напечатанном в той же книжке. А что касается до статьи «Das Altertum — ein Trugbild» («Древний мир — мираж»), помещенной К. Филипповым в Kulnische illustrierte Zeitung (от 1 апреля 1932 года), то она очень хорошо резюмирует мои основные выводы, причем автор прибавляет и ряд новых фактов, подтверждающих их.
Так, он утверждает, между прочим, на основании архивных документов, что Троянская война не была известна до «разрушения Трои каталонцами», описанного в хронике лично присутствовавшего при этом каталонца Мунтанера, в XIII веке, причем героиней является не Елена, а Арсена, т. е. Ирина, и что весь Троянский эпос выработан в Западной Европе на основании этих Мунтанеровых рассказов, разработанных сначала трувером Бенуа-де-Сен-Мор и переработанных потом Конрадом Вюртбургским, и что ни один из компиляторов «Илиады» и «Одиссеи», живших до рассвета эпохи Возрождения, не знает сказаний Гомера такими, как они являются у нас теперь, и даже сам Гомер, по-гречески — Омер (О?????), — не кто иной, как трувер, граф Сент-Омер, фламандский феодал, живший в офранцузившейся в XII–XIV веках (со времени крестовых походов) Греции, и что он впервые написал «Илиаду» на своем родном старофранцузском языке, после чего братья Халкокондиласы перевели ее на греческий в позднюю эпоху Гуманизма.
Автор указывает далее, что из псевдодревних классических писателей Валерий Флакк, относимый к 63 году нашей эры, был выдуман на самом деле Поджио Браччнолини и опубликован им около 1430 года; Квинт Энний, относимый к 329
году до начала нашей эры, написан итальянцем Мерула около 1500 года; баснописец Федр, относимый к началу нашего летоисчисления, — итальянцем Перотти в XVI веке; Овидий — Сабинусом около 1480 года; сатирик Турнус — Бальзаком в 1650 году; Кальпурний — Поджио Браччнолини в 1420 году, и этим же знаменитым апокрифистом написаны Таиит и Валерий Максимус в XV веке. Петроний был составлен тем же Поджио в сотрудничестве с французом Нодо, а псевдодревнеримская газета «Acta Diurna» написана итальянцем Ригизио в 1615 году. Виргилий, по новейшим изысканиям, был библиотекарем Карла Великого (800 год нашей эры), и весь Аристотель, по обстоятельному исследованию проф. Лео Винера, был выработан в Кордовском университете мавританскими и остготскими учеными.Точно так же — и относительно произведений классического искусства, какими главным образом являются статуи и сосуды, по самой своей стойкой природе особенно легко перебрасываемые в какую угодно глубокую древность. Многие скульпторы, в том числе Микель Анджело и Донателли, сначала зарывали свои статуи в саду, а затем как бы случайно находили их в присутствии других и выдавали за древние, и лишь после громкого успеха своих псевдонаходок они стали делать скульптурные произведения и от своего имени.
В заключение всего автор статьи показывает, что о мифичности всей истории человечества до начала Византийской империи, т. е. до IV века нашей эры, уже говорилось и до меня. Так, профессор Саламенского университета де Арсилла (de Arcilla) еще в XVI веке опубликовал две свои работы «Programma Historiae Universalis» и «Divinae Florae Historicae», где доказывал, что вся древняя история сочинена в Средние века, и к тем же выводам пришел иезуитский историк и археолог Жан Гардуин (J. Hardouin, 1646–1724), считавший классическую литературу за произведения монастерионцев предшествовавшего ему XVI века. И даже в то самое время, когда я обрабатывал в тишине Шлиссельбургской крепости свои выводы о том, что вся древняя история — мираж, немецкий приват-доцент Роберт Балдауф написал в 1902–1903 годах книгу «История и критика», где на основании чисто филологических соображений доказывал, что не только древняя, но даже и ранняя средневековая история — фальсификация эпохи Возрождения и последующих за ней веков.
С ответом К. Филиппову (а под его именем, в сущности, мне, хотя обо мне оба автора не упоминают) выступил в № 15 того же Kulnische illustrirte Zeitung от 15 апреля 1932 года Paul Zeelhoff, но слабость его доводов служит только лучшим подтверждением верности излагаемых мной выводов. Не имея возможности отвергать подложность большинства классических произведений, он только говорит, что это еще не доказательство подложности их всех. Останавливаясь, например, на том факте, что Колизей не упоминается не только у классиков, но даже и в Средние века, Зельгоф не находит ничего лучшего, как сказать, что у них же не упоминается и об острове Рюгене, а следует ли из этого, что его тогда не было?
Но из этого следует, ответим мы ему, только то, что на Рюгене тогда не было ничего замечательного. А можно ли сказать, что и Колизей в Средние века был самым обычным строением, на которое никто не обращал внимания?
Наоборот: он был бы дивом того времени. Значит, и не упоминается он действительно лишь потому, что был выстроен после Средних веков, на папский юбилей в 1000 году.
Такие возражения доказывают только полное бессилие возражающего.
ВСТРЕЧА ЧЕТВЕРТАЯ,
В БАРВИХЕ
Через месяц началась война. На фронт С. А. Стебакова не взяли, так как из-за перенесенной в детстве болезни он был физически непригоден к военной службе, а вместе с институтом, в котором он преподавал математику, отправили в Среднюю Азию. Николай Александрович жил в это время в Борке, и они время от времени обменивались письмами. После войны молодой человек вернулся в Москву и через некоторое время получил от Морозова письмо. Там сообщалось, что зиму 1945/46 года он с Ксенией Алексеевной собирается провести в санатории «Барвиха» в ожидании московской квартиры, так как их ленинградская стала необитаемой после бомбежек. Супруги приглашали Сергея Александровича навестить их в санатории.