Чикита

— Я ей твержу о том же незнамо сколько, но она упряма как осел! — пожаловалась «андалузка». — Может, тебя послушает.

— Если Бог наградил тебя даром воспламенять мужчин, грех им не воспользоваться, — назидательно сказала д’Алансон. — Вся недолга — иметь горячую щелку и холодную голову.

— Мне вот подарили несколько дворцов, а император Муцухито даже пожаловал один остров, правда, точно не знаю, где он находится, — вторила ей Отеро. — А ты можешь добиться гораздо большего.

— Только целься повыше, — посоветовала Мими. — Помни пословицу: «Если спишь с буржуа — ты шлюха, если с королем — фаворитка».

Как обычно, когда ей предлагали заделаться дорогой проституткой, Чикита придала лицу каменное выражение, и Каролина с Эмильеной, отнюдь не дурочки, быстро сменили тему. А о чем же было говорить двум кокоткам в начале 1900 года, как не о богине Всемирной выставки? Многих этот вопрос занимал до невозможности. Выставка намечалась на середину апреля, а натурщицу все еще не выбрали. Прекрасная Отеро по-прежнему делала вид, будто ей это не интересно, но приятельница не купилась.

— Расскажи кому другому, Нина, — промурлыкала она. — Я знаю, ты горы свернула, чтобы тебя выбрали. Но, чтоб ты знала, близкие люди мне шепнули, что месье Моро-Вотье не желает вдохновляться кокотками. Он, недоумок, считает, что это обесценит его творение.

— Ну и пусть засунет эту статую себе в задницу, — ответила Прекрасная и расхохоталась таким диким смехом, что пол-леса обернулось.

Почти в самом конце прогулки Чикита с изумлением заметила, что Монтескью, Итурри и «андалузка» проходят мимо некоторых дам и господ, не здороваясь. Зачем же пренебрегать элементарной учтивостью? Граф угадал ее мысль и, почти не разжимая губ, процедил: «Они ненавидят Дрейфуса».

Глава XXI

Третья встреча с Сарой Бернар. Неожиданный отъезд Прекрасной Отеро. Избранница Моро-Вотье. Богиня красоты. Женерез, курица, несущая золотые яйца. Чикита рискует жизнью. Парижские подлости, или Месть Габриеля де Итурри. Ослепительная Лиана де Пужи. Лесбосская чума.

Послав уже вторую записку Саре Бернар с сообщением о том, что она в Париже и была бы счастлива повидаться с подругой, и вновь получив в ответ лишь молчание, Чикита решила отступиться. Либо актриса по горло занята премьерой «Орленка» (что неудивительно: нелегко, должно быть, перевоплощаться в семнадцатилетнего герцога, когда ты втрое старше), либо попросту не помнит Чикиту. В общем, лилипутка не стала больше терзаться и предпочла наслаждаться прогулками по Парижу в голубом атласном экипаже — иногда в компании Отеро, иногда в сопровождении Рустики.

Граф Монтескью утверждал, что Сара прекрасно ее помнит, но разрывается между разучиванием роли и репетициями. Чиките следует запастись терпением. Такова уж Бернар: если готовит премьеру, до нее не достучаться. В одно прекрасное утро она проснется с непреодолимым желанием повидать маленькую приятельницу и отправит за ней экипаж.

Так и вышло. Однажды поутру в понедельник Чикиту вызвали в особняк Бернар, где та встретила ее в форме наполеоновской армии, в высоких кожаных сапогах, кивере, под который была забрана рыжая шевелюра, и со шпагой в руке. «Нет, я не рехнулась, — успокоила подругу актриса, поднимая ее, чтобы расцеловать в обе щеки. — Вот уже несколько недель я не снимаю этот костюм, чтобы естественнее выглядеть в нем на сцене». Эдмон Ростан, автор «Орленка», обнаружился тут же, в гостиной, и был немедленно представлен petite amie cubaine [108] , причем Сара не забыла упомянуть, какой у Чикиты горячий голос и как легко она кружится в танце.

108

Маленькой кубинской подружке (фр.).

— Я открыла ей двери Нью-Йорка! — похвасталась она и поделилась внезапно пришедшей ей мыслью: — Дорогой Эдмон, мы еще успеваем вставить в пьесу новую роль для Чикиты. — Драматург не выказал ни малейшего воодушевления, и она постаралась надавить: — Да, да, не ленись, пожалуйста. Вообрази, в акте шестом, когда герцог лежит на смертном одре, — тут она зашлась жалобным кашлем, чтобы Ростан лучше представил себе мизансцену, — с небес слетает ангел и что-нибудь ему говорит, ну, к примеру, стихотворное. Чикита создана для этой роли!

К облегчению писателя, гостья поспешила пояснить, что в Париже она на каникулах и пока не намеревается выходить на сцену. К тому же ее французский годится для дружеской болтовни, но не для декламации перед публикой строк самого месье Ростана. И пока Сара опять не перебила ее, Чикита быстро поинтересовалась здоровьем манхуари Буки, которого она, помнится, подарила Бернар при последней встрече. Где он? Она хотела бы его навестить.

Бернар состроила печальную мину и сообщила, что Бука скончался вскоре после прибытия в Париж.

— По-видимому, не смог приспособиться к здешней воде. — И тут же, давая понять, что тема закрыта, томно, по-кошачьи прикрыла глаза и спросила: — А как поживает тот миловидный юноша, твой кузен? Сама робость с виду, но по жилам его течет поток раскаленной лавы… Он тоже приехал?

— О нет. Сехисмундо теперь живет…

Ей не дали договорить. Пробили часы, и Ростан уныло предположил, что сегодня они опять опоздают на репетицию, а значит, не успеют подготовить постановку к дате премьеры. «Возможно, премьеру придется перенести», — заикнулся он. «Только через мой труп!» — отвечала Сара и колокольчиком вызвала мажордома проводить Чикиту. Они еще всласть наговорятся наедине, когда «Орленок» благополучно вылетит на волю. Вместо прощания она указала подруге на дверь, закатив глаза и раскатисто произнося: «Leve les yeux au ciel — et vois passer un aigle!» [109]

109

«Я поднимаю глаза к небу — и вижу, летит орел!» (фр.).

Эспиридиона Сенда очень огорчилась смерти Буки. По дороге Рустика ее утешала, хоть и не слишком рьяно, потому что сама при жизни не испытывала большой любви к «костистой зверюге». Через несколько дней граф де Монтескью и Итурри поведали Чиките об истинной судьбе манхуари. Они присутствовали на приеме у Сары в тот вечер, когда Бука чуть не оттяпал ей палец, и слышали, как она разъяренно приказала вышвырнуть «предателя» в Сену. Но это уж потом, а пока Чикита пребывала в уверенности, что ее любимец почил, и дома у Прекрасной Отеро появилась вся в слезах.

По возвращении слуга вручил ей письмо от Каролины. Обстоятельства вынуждают ее отбыть на несколько дней из Парижа. Она совсем забыла, что обещалась восседать на одной из платформ во время карнавала в Ницце. Не может же она разочаровать почитателей и не появиться на параде. Скорее всего, она заскочит и в Монте-Карло попытать счастья в казино, а потому точно не знает, когда вернется. Но все это неважно: дом и прислуга в полном распоряжении Чикиты. Только пусть та проявит осторожность в выборе новых друзей: в Париже живет множество прекрасных людей, но есть и мерзавцы. А чтобы Чикита не заскучала, она попросила графа де Монтескью и его «секретаря» время от времени выводить ее в свет. «Цалую», — по-испански заканчивала письмо Отеро, подражая забавному андалузскому выговору.

Такое прощание развеселило Чикиту. Она вовсе не обиделась на приятельницу за неожиданный отъезд, а напротив, внезапно ощутила прилив жалости к бедной Нине, которой, может, до конца жизни предстоит притворяться андалузкой. Однажды вечером та разоткровенничалась и рассказала про свое нищее детство в галисийской деревушке и про то, как какой-то изверг изнасиловал ее, десятилетнюю, на большой дороге. Но разве не нелепо жалеть Каролину Отеро, фаворитку полдюжины монархов, которая позволяет себе ставить на кон целые состояния и лишь презрительно хохочет, если фортуна вздумает от нее отвернуться?