Чингисхан. Человек, завоевавший мир
Шрифт:
В начале лета 1203 года Тэмуджин почти непрерывно кочевал. После скитаний в лесах Хингана он вернулся на север к реке Халха, где вплотную занялся загонной охотой и обеспечил армию съестными припасами. За это время произошли только два печальных события: Куйлдар умер от ран, полученных в сражении у Халахалджин-Элэтэ, и погиб Борохул, попавший в засаду, устроенную вражескими лазутчиками. У озера Хулун Тэмуджин разбил летний лагерь. Отсюда он разослал укоризненные послания главным противникам. В самых резких выражениях Тэмуджин отругал за предательство Алтана и Хучара; в послании Нилхе содержалось «больше горечи, нежели злости», Джамуху же он обвинял в зависти и ревности, неподобающих «анде». Тэмуджин давал Алтану и Хучару последний шанс: у них не было никаких оправданий, потому что они формально не выдвигали свои кандидатуры на избрание ханом борджигинов, хотя и продолжают претендовать на власть, возможно, рассчитывая на поддержку соплеменников. Однако – и эта часть послания была зашифрована – если они готовы в течение года исполнять роль тайных агентов при Тоориле, то он сохранит им жизнь, когда разделается с врагами {339} .
339
Ratchnevsky, Genghis Khan p. 77.
Самый пространный разнос получил Тоорил. Тэмуджин порицал старика за вероломство и предательство, непростительное не только потому, что он нарушил самые священные в степях клятвы верности, но и пренебрег добрым отношением к нему, дружбой, тем, что его вернули к жизни, извлекли из нищеты и восстановили в правах, наплевал на то, сколько для него было вынуто каштанов из огня. Если у Тоорила есть к нему претензии, то они могли бы поговорить как мужчина
36
«Сокровенное сказание», § 177. – Прим. пер.
340
RT i pp. 187–190; Mostaert, Sur quelques passages pp. 96–97; SHO pp. 150–157; SHR pp. 96–104; SHC pp. 102–109. Temujin listed the following as his principal grievances: 1) he had brought backjaqa Gambu from China to help Toghril; 2) he had executed Sacha Beki and Taichen at the Ong Khan’s request; 3) he gave to Toghril booty from his raid on the Merkit in 1196 but when the Ong Khan raided them in 1198, he gave Temujin nothing; 4) he had sent his four best generals – the ‘four hounds’ – to rescue Toghril when sorely beset by the Naiman.
37
Война не на жизнь, а на смерть, до победного конца (фр.).
341
Ratchnevsky, Genghis Khan p. 78.
Тэмуджин сознательно изобразил себя обездоленным человеком, которому ничего не остается, кроме как стенать и ругаться, хотя в действительности он набирался сил и готовился нанести ответный и внезапный удар, когда противник его будет меньше всего ожидать. Постепенно сформировалась новая коалиция, в которую вошли унгираты, икересы, нируны и, доставляя особые неприятности для Тоорила, отделившийся кереитский клан нунджин во главе с Чинкаем, который впоследствии станет одним из самых доверенных советников Чингисхана. Проявляя политическую интуицию, Тэмуджин в своих замыслах и действиях всегда учитывал интересы людей: мусульманским купцам обещал «златые горы» в торговле, когда станет владыкой Монголии; своим дружинникам – несметные богатства; изгнанным киданям, правящей династии в Северном Китае – восстановление в правах {342} .
342
Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 71–72.
Последнее летнее кочевье он устроил у озера Балджун на юге-востоке Монголии возле границы с цзиньцами Китая {343} . Здесь среди болот он чувствовал себя защищенным и мог не опасаться нападений, правда, условия были жуткие: озеро почти высохло, и воду надо было выжимать из горстей грязи {344} . Но здесь же произошло еще одно самое значительное событие в жизни Тэмуджина: девятнадцать старших командиров принесли клятву верности, дав обет сражаться вместе с ним до последней капли крови против кереитов: в историю этот эпизод вошел под названием «Балджунского завета», или «Балджунского договора». Монголы скрепили договор скромным пиршеством: забили дикую лошадь, сварили и съели. Существуют разные варианты текстового содержания клятвы, иногда дается такая версия: «Пусть же всякий, кто нарушит этот завет, провалится сквозь землю, как берег этой реки, и падет, как деревья в этом лесу». Дал клятву и Тэмуджин, сжав в руке ком озерной грязи: «Верша наше великое дело, я буду делить с вами, мои братья, и радости и горести, и если я нарушу данное слово, то пусть я стану подобен этой воде» {345} . Клятвенные слова монгольского предводителя сопоставимы с гордой речью, произнесенной королем Генрихом V перед битвой под Азенкуром о «нас, о горсточке счастливцев, братьев». Обычно монголы уходили от побежденного вожака, и неслучайно Чингисхан впоследствии всегда чествовал ветеранов Балджуна.
343
d’Ohsson, Histoire i p. 45; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 42–46. The exact location of the famous Lake Baljuna is unknown. It may be a tributary of the Ingoda River or it may be another name for Lake Balzino, source of the River Tura, south of modem Chita.
344
Grousset, Conqueror of the World pp. 134–135.
345
Pelliot, always a contrarian, maintained that the Baljuna covenant was legendary (Pelliot, ‘Une ville musulmane dans la Chine du Nord sous les Mongols,’ Journal Asiatique 211 (1927) pp. 261–279). But Cleaves, in a superb display of scholarship, has proved beyond doubt that the oath was a genuine historical event (Cleaves, ‘The Historicity of the Baljuna Covenant,’ Harvard Journal of Asiatic Studies 18 (1955) рр. 357–421). See also Krause, Cingis Han p. 23; Grenard, Genghis Khan (1935) р. 246.
Отряд единомышленников довольно долго скрывался у озера Балджун, а Тэмуджин внимательно следил за переменами в стане кереитов. Как это часто бывало в степях, и среди союзников-победителей начинались раздоры. Квинтет Джамухи, Алтана, Хучара, Хасара и Даритая вступил в сговор, ставя перед собой цель избавиться от Тоорила, который им уже мешал, и найти более сильного лидера для окончательной ликвидации хана борджигинов. Тоорил оказался сильнее и ловчее, чем они думали, и им пришлось спасаться бегством. Алтан, Хучар и Джамуха ушли к найманам; Даритай и Хасар решили, что им лучше пойти на поклон к Тэмуджину {346} . Даритай попросил принять его обратно в «стаю» и послал племяннику ценную агентурную информацию о том, что в безуспешной попытке переворота участвовало много кереитов, которые сейчас находятся в бегах и могут примкнуть к монгольскому войску, и, кроме того, у Тоорила не регулярная армия, а временные сезонные рекруты. Хасар доказал готовность служить брату, набрав войско – в основном из кереитов, поддержавших неудавшийся бунт, – но Тоорил разгромил его и взял в плен жену. Сам Хасар, едва уцелев, сумел сбежать и увести с собой часть детей и слуг: историки сообщают, что какое-то время они питались одними птичьими яйцами {347} . Преодолевая неимоверные трудности и опасности, он все-таки добрался до кочевья Тэмуджина у озера Балджун. Хасар потом рассказывал, что ему на всем пути приходилось отбиваться от наседавших кереитов, хотя и не имеется свидетельств, которые подтверждали бы его повествование. Он явно преувеличивал свои подвиги, совершенные при переходе на сторону брата, но Тэмуджин даже не напомнил ему о предательстве {348} .
346
Krause, Cingis Han p. 94.
347
Rachewiltz, Commentary p. 664.
348
SHO pp. 158–159; SHR pp. 104–105.
Более того, Тэмуджин использовал перебежчика в хитроумной игре мистификации и дезинформации. Сначала он послал Тоорилу сообщение, якобы от Хасара, о его несчастном положении и издевательствах брата, что предполагало настроить Он-хана на помилование. Армия Тэмуджина, дескать, бедствует, разбегается, да им сам борджигинский хан превратился в бродягу. Эти сведения отчасти подтверждались и собственными лазутчиками. Тоорил поддался на приманку и отправил посланника, которому Хасар должен был поклясться в
вечной верности предводителю кереитов. Беднягу-посланника звали Итурген. На полдороге его изловили люди Тэмуджина и доставили в лагерь у озера Балджун. Здесь Тэмуджин повелел Хасару доказать свою верность борджигинскому хану убийством посланника Тоорила. Хасар был поставлен перед выбором: совершить убийство или самому стать жертвой {349} . Тэмуджин таким образом полностью исключал возможность того, что Хасар передумает и вернется к Тоорилу: убийство посла считалось тяжким военным преступлением и, в принципе, претило и самому Тэмуджину.349
d’Ohsson, Histoire i p. 81; SHO pp. 159–160; SHR pp. 105–106.
Борджигинский хан вначале собирался свести счеты с Тоорилом в 1204 году, но приемлемые обстоятельства для этого складывались уже сейчас. Уверовав в то, что Тэмуджин уже не представляет никакой опасности, а Хасар попал в его сети, Он-хан успокоился. Кроме того, недостаток провианта на кочевье у озера Балджун мог сказаться на моральном состоянии и численности воинства Тэмуджина. Все указывало на необходимость провести кампанию в начале осени. Решение прибегнуть к обману подтверждает, что Тэмуджин не был уверен в своих силах для открытого сражения с кереитами. Форсированным маршем монголы быстро прошли от озера Балджун на запад к реке Керулен, где они узнали, что Тоорил находится на своем излюбленном стойбище в Темном Бору на речке Тола (Туул) и готовит грандиозное пиршество, а это означает, что его воины напьются {350} . Однако блицкриг не получился: похоже, Тоорила предупредили, поскольку сражение произошло в Чжер-кабчигайской пади, располагавшейся, как принято думать, между истоками рек Тола и Керулен {351} .
350
Rachewiltz, Commentary p. 664.
351
Krause, Cingis Han p. 24; Herrmann, Atlas of China p. 49.
Хотя и застигнутые врасплох, кереиты сражались неистово. Битва не прекращалась три дня и три ночи, потери с обеих сторон были тяжелейшие. Наконец, на третий день Мухали, новый талантливый полководец Тэмуджина, захватил лагерь Тоорила. Как сообщают хроники, особенно отважно бился Нилха, но к ночи третьего дня и он, и Тоорил бежали, а их воинство было разгромлено {352} . Хотя Тоорилу и удалось скрыться под покровом ночи, его вскоре убили найманские крестьяне или разбойники у реки Некун: будто бы они не узнали в нем хана. Его отсеченную голову доставили предводителю найманов Таян-хану, который покрыл ее серебром и хранил над троном в знак почитания доблестного соратника {353} . Нилха бежал на северо-восток Тибета, где его чуть не убили, затем переместился в местности, контролировавшиеся киданями, и в город Кашгар, а потом перебрался на территорию уйгуров в район под названием Куча, где ему удалось немного пожить разбойником, прежде чем его все-таки предал смерти местный эмир {354} .
352
For Muqali see SHC p. 147; Rachewiltz, ‘Muqali, Bol, Tas and An-t’ung,’ Papers on Ear Eastern History 15 (1977) pp. 45–62.
353
RT i pp. 65, 191; SHR pp. 109–110; SHO p. 164; SHC pp. 113–115; d’Ohsson, Histoire i p. 82.
354
Pelliot, ‘A propos des Comans’, Journal Asiatique 15 (1920) pp. 125–185 (at pp. 180–185).
Этому можно удивляться ввиду политики геноцида, проводившейся в отношении татар и меркитов, но Тэмуджин не подверг массовой бойне кереитскую знать. Он знал многих аристократов персонально, и обе стороны согласились, что в конфликте не было никакой необходимости, и он стал результатом гордыни и амбиций Нилхи и слабости Тоорила. Его отношение к татарам и меркитам было совершенно иное: он испытывал к ним ненависть по причинам как личного, так и межплеменного свойства. Он принял в свою армию всех способных кереитских военачальников. Тэмуджин искренне восхищался доблестью Хадах-баатура и сохранил ему жизнь, поставив условие, чтобы кереит взял на себя заботу о вдове и детях погибшего недавно Куйлдара {355} . Тэмуджин всегда владел информацией и хорошо знал, кто из советников Тоорила просто исполнял свой долг, а кто действовал, разделяя чувства ненависти и отвращения к монголам, присущие Нилхе. Исходя из этого простого принципа, он и простил Хадаха, одного из ближайших советников Тоорила, и казнил Кокочу, формально конюшего, а в жизни близкого приятеля Он-хана {356} . Тэмуджин взошел на кереитский трон на торжественной церемонии, провозгласил, что отныне кереиты и монголы будут единым народом, и ввел систему обязательных межнациональных браков.
355
Rachewiltz, Commentary p. 677.
356
SHO p. 165; SHR pp. 110–112.
Почему Тоорил потерпел поражение, хотя кереитский правитель и располагал более значительными ресурсами, более широкими политическими связями и более многочисленными войсками? Причин много. В нем совмещались слабость и жестокость, вероломный братоубийца был нерешителен и не умел к тому же просчитывать свои действия, подобно хорошему шахматисту, на несколько ходов вперед, то есть не обладал способностью, которой в избытке имелось у Тэмуджина. Переменчивого и вечно колеблющегося Тоорила с легкостью дурачил Джамуха. Слабохарактерность особенно проявлялась в отношениях с сыном, которого он с самого начала должен был осадить в интересах государства. В результате безволие хана плачевно отразилось на будущем кереитов. Вряд ли можно оправдать его ссылки на то, что он якобы уступал сыну ради того, чтобы предотвратить мятеж и гражданскую войну в ханстве {357} . Тэмуджин был много умнее и политически грамотнее Тоорила, не говоря уже о том, что он опирался на более вышколенную и дисциплинированную армию, более эффективную разведку и контрразведку. Одним из кереитских грандов, кому Тэмуджин сохранил жизнь, был и Джаха-Гамбу, брат Тоорила, ставший одним из самых надежных тайных агентов при кереитском дворе {358} . Вдобавок ко всему, в его войске оказалось множество дезертиров и до сражения, и во время трехдневного побоища в Чжер-кабчигайской пади {359} .
357
Ratchnevsky, Genghis Khan p. 180.
358
Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 416–417.
359
Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 36, 56, 123–124, 127, 245–247, 398.
Еще одним фактором очевидного превосходства монголов была исключительная талантливость полководцев. По крайней мере, троих – 27-летнего Субэдэя, его одногодка Джэбэ и 34-летнего Мухали – можно было по праву назвать гениями военного искусства. К этой же категории военачальников относились и Джэлмэ, Боорчу и Борохул. Да и другие воины украсили бы любую армию меньшего калибра. Одним из девяти нукеров Тэмуджина был Чилаун, которого во время сражения с кереитами выбили из седла. Он не растерялся, схватил копье и ударил нападавшего всадника. Тэмуджин потом с изумлением говорил: «Откуда у человека, сбитого с коня, появляются силы, чтобы подняться на ноги и продолжить бой? Даже если он встанет, как он может атаковать всадника и поразить его? Вы когда-нибудь видели пешего человека, сражающегося и приносящего головы противника в руках? Я никогда не видел воинов, подобных этому герою» {360} . По контрасту, кереитские командующие, за исключением Хадах-баатура, описываются в источниках как люди хвастливые, слабосильные, избегающие опасностей и ответственности. Неслучайно Рашид ад-Дин сделал такое мрачное заключение: «Это означало конец правления государей кереитского народа, полное исчезновение племени. Такова была Божья воля» {361} .
360
RT i pp. 94–95.
361
RT i p. 192.