Чистая душа
Шрифт:
Секретарь райкома Башкирцев понимал, что должны произойти организационные изменения и в партийном руководстве. Когда сюда эвакуировали завод точных механизмов, Ялантау стал городом областного значения, в нем был создан городской комитет, а Башкирцев стал его первым секретарем.
В новом своем кабинете он и готовился к сегодняшнему заседанию бюро. Повестка дня большая.
Чтобы не затянуть заседание излишними словопрениями, Башкирцев обдумывает краткие формулировки для своих выступлений:
«Первым, по обыкновению, будет обсуждаться вопрос о приеме в партию. Бабайкин Курбан Айтуганович?
Баязитов — один из самых близких друзей Башкирцева по работе. Все вопросы, относящиеся к жизни города, они решали согласно.
Вон, кажется, он явился — слышен его голос.
И в самом деле, в кабинет, не стучась, вошел Баязитов.
— Здорово!
— Проходи!
Вдоль длинного стола выстроились новенькие дубовые стулья. Баязитов сел около секретаря. Поправил складки красной скатерти.
— Не жарко у тебя.
— Натопим… В госпитале бываешь?
— Они теперь обеспечены дровами, можно не беспокоиться.
— А как в школе? Вот сегодня утверждаем решение о принятии в партию Ибрагимовой…
— Достойный человек. Подходящим директором оказалась.
— Хорошие люди идут в партию, Газиз Закирович. Вот и Бабайкина принимаем. Шестьдесят лет старику.
— Курбан? Знаю! — Баязитов расстегнул надетый поверх гимнастерки меховой жилет.
— А шарф греет, видать, тебя здорово, — заметил Башкирцев. — Где такой добыл? Чистый козий пух! Смотри-ка, и цветок вышит! Не девичий ли подарок?
Баязитов засмеялся:
— Находятся люди, заботятся о своем председателе.
В дверях показалось лицо прокурора Мухсинова:
— Можно?
— Пожалуйста!
— Не все собрались еще? — Мухсинов протянул руку сначала Башкирцеву, затем Баязитову. — Там, в приемной, народу пропасть.
В кабинет вошли и другие члены бюро. Все уже были знакомы с повесткой дня.
— Начнем? — сказал Башкирцев. — Позовите Бабайкина.
В кабинет вошел, высоко вскинув бритую, в черной тюбетейке голову, невысокий худой старик. Ему указали место. Старик сел, погладил на кончике подбородка седой клочок и оглядел сидящих живыми, быстрыми глазами.
Женщина-инструктор огласила автобиографию и анкетные данные Бабайкина.
— Есть вопросы?
— Товарищ Бабайкин, — обратился один из членов бюро, — почему вы именно сейчас решили вступить в партию? Почему до этого не вступали?
Бабайкин прокашлялся.
— Да, — сказал он, — если бы не нагрянула на нас беда, я, возможно, и не подал бы заявления. А в такое время хочу целиком отдать себя в распоряжение партии. Как же иначе?
— Ясно! Еще есть вопросы?
— Ну-ка, Курбан-абый, скажи, — обратился к нему Баязитов, — как ты работаешь в военное время?
— Трудимся, как можем.
— Ты скажи о своем предложении.
— С удовольствием. Вы знаете, мы работаем на пристани и еще с зимы готовимся к навигации. Навигация в этом году рано кончилась. Много грузов осталось. И все накапливается. Настанет весна — надо будет отправлять. А склады наши на горе. Чтобы погрузить все, сколько понадобится грузчиков? А грузчиков сейчас нет. Я и предлагаю строить склады на берегу, под яром. Как только
пройдет ледоход, до паводка приведем баржи к складу и успеем все погрузить. Работа в десять раз облегчится. Вот так.— А если вода поднимется до ледохода?
— Только через три-четыре дня после ледохода. Сорокалетние мои наблюдения говорят об этом.
— Это важный вопрос, — сказал Башкирцев. — Нужно будет заинтересоваться этим предложением.
Он что-то записал в блокнот.
— У кого еще вопросы?
— Можно? — И Мухсинов не спеша, строгим голосом начал допрашивать Бабайкина: — Объясните, товарищ Бабайкин: родители ваши из Тетюши, а вы родились в Симбирске, в теперешнем Ульяновске, — как это понять?
— Если быть точным, я не в Симбирске родился, а на плоту. Плот проплывал мимо Симбирска. Когда спросили моих родителей, где я родился, они и сказали: «В Симбирске». Вот так.
Баязитов рассмеялся. И другие улыбнулись. Но Мухсинов был серьезен.
— Ловкий ответ, — отметил он.
— Почему ловкий? — спросил Бабайкин обиженным голосом. — Это правда.
— А откуда взялась ваша фамилия Бабайкин?
— Когда брали на действительную службу, спросили: «Как фамилия?» — «Не знаю», — говорю. «Как зовут твоего деда?» — «Отец моего отца приходится мне бабаем, по-русски — бабайка». Ну, так и записали — Бабайкин. Вот так.
Члены бюро вновь засмеялись.
— Ясно! — сказал Башкирцев.
Спрашивающих больше не было. Все знали этого старика, проработавшего свой век на пристани Ялантау. Единогласно утвердили решение о принятии его кандидатом в члены партии.
Мухсинов все-таки записал что-то в свой блокнот.
— Позовите Ибрагимову! — распорядился Башкирцев.
11
Приемная перед кабинетом Башкирцева была заполнена приглашенными на заседание бюро. Не только на кожаном диване или на стульях, беспорядочно расставленных в разных местах, даже на подоконниках не было свободного места. Опоздавшие приносили стулья из других комнат.
Сания пришла раньше других и сидела на диване. Из приглашенных сюда она знала Бабайкина и старого учителя из русской школы. Тут же сидели инженер с судоремонтного завода, женщины с фабрики, — все это были, должно быть, новые кандидаты в члены партии, принятые различными организациями города. Бросались в глаза и незнакомые Сании люди, раньше не встречавшиеся ей. По разговорам она поняла, что это мастера, руководители партийных организаций и профсоюзные работники с завода точных механизмов.
Когда вызвали в кабинет Бабайкина, разговоры притихли.
Чувствуя, что приближается ее очередь, Сания заволновалась. Она уже обдумала все, что скажет на бюро. Коротко расскажет о жизни, не скрывая своих недостатков. Например, недавнее проявление мягкости в отношении одной из своих знакомых, занимающейся спекуляцией. Члены бюро выскажутся, подскажут, как ей держаться в дальнейшем. Конечно, ей, как учителю и директору школы, могут задать много вопросов по поводу ее работы.
Веселый смех, доносившийся из кабинета, несколько подбодрил ее. Подумалось, что члены бюро, все знакомые люди, поймут ее, не будут задавать каверзных вопросов.