Чистое золото

Последнее время Тоня жила захваченная горячим вихрем работы. Начиная с того утра, когда их засыпало снегом, она не помнила, как ела, когда спала. Все это делалось наспех, машинально, не доходило до сознания. Помнилось одно: шахта и сроки. И шахта поддавалась упорству бригады. Глыбы обрушенной породы таяли с каждым днем. Насос успешно убирал воду, осушая шахту. Старые, прогнившие крепи в главном штреке уступали место новым. На парней напало такое остервенение, что Тоня боялась предложить им отдохнуть. Каждый день работали дотемна, и ночевки в тепляке стали делом обычным.

Бригада разбирала завалы, поднимала наверх обрушенную породу. Закладывать ею старые просечки, как делается обычно, не было смысла. Кто знает — может быть, в них-то и окажется золото…

По состоянию шахты пора было приступить к полной перекрепке всех выработок, к очистке забоев, укладке выкатов; нужно было исправить и уцелевший сруб. Но все это откладывалось до результатов опробования. Покуда же обходились ручным воротком, мирились со всякими отступлениями от правил. Только там, где крепь угрожала обвалом, ее меняли, подводили подхваты. Волнуясь, ждали первой пробы.

И вот на тот день, когда можно наконец узнать, покажет ли шахта золото, Михаил Максимович надумал услать Тоню в город.

Для приисковой лаборатории, имевшей всегда дело с песками, предстоящая обработка руды была непривычна. Лаборатория не имела ни тиглей, ни материалов для анализа. Оказался мал и запас ртути.

Руду, истолченную в чугунных ступах, полагалось просеять, отмучить в ковше и полученный порошок смешать с ртутью. Образовавшуюся амальгаму нужно было отжимать через замшу или молескин и выпаривать. Из нее уходила ртуть, и оставалось золото.

Все это подробно объяснил Тоне Каганов.

— Поезжайте-ка сами, — сказал он, — больше мне некого сейчас послать. На материалы в тресте скупятся, так что придется там повоевать, поэтому нужно, чтобы заинтересованный человек поехал.

— Михаил Максимович! Завтра? А мы хотели первую пробу взять!

— Ну, тем лучше. Вернетесь с ртутью, а встретят вас с золотом, — пошутил Каганов. — Кстати, кабель изолированный привезите. На складе у нас его мало.

— Да я не сумею воевать там! — запротестовала Тоня.

— Вы лучше всякого другого сумеете, — весело сказал инженер, глядя в ее свежее решительное лицо. — Серьезно, Тоня, ведь это для шахты нужно. Зайдите вечерком, я вам требование приготовлю.

Раздосадованная Тоня, придя домой, с надеждой думала, что, может статься, завтра ни одна машина не пойдет в город. Вот было бы хорошо!

Но известие о болезни Сабуровой мгновенно изменило ее намерения. Теперь, шагая с Татьяной Борисовной по тихим улицам, Тоня боялась, что Каганов передумал, что машина не пойдет или изменится погода. Ужасно, что нельзя уехать сейчас же… Мало ли что может быть ночью.

Все эти опасения так тревожили Тоню, что она не расслышала слов Новиковой.

— Что? Что? У Надежды Георгиевны неприятности? Какие? — переспросила она.

Татьяна Борисовна прикусила было язык. Завуч, расстроенный болезнью Надежды Георгиевны, поведал ей о кознях методистки. Он опасался, что эта история дурно повлияла на здоровье Сабуровой. Правда, Петр Петрович просил никому не говорить об этом, но Тоня спрашивала настойчиво и велико было негодование молодой учительницы на тех, кто осмелился обвинять Надежду Георгиевну в неправильном ведении дела… Новикова рассказала девушке все, что знала сама.

— Надежду Георгиевну мы в обиду не дадим, — жестко сказала Тоня. — Только бы она здорова была!

Глава пятнадцатая

Тоня вскочила в шесть часов утра и побежала к Сабуровой. Около больной дежурили Новикова и медицинская сестра из больницы. Они сказали, что Зинаида Андреевна не вернулась, а Надежда Георгиевна плохо провела ночь. Боятся нового приступа сердечной слабости.

В половине восьмого Тоня была возле гаража и тут узнала, что шофер Трескин уже уехал.

— Как? — крикнула Тоня с таким отчаянием, что пожилой начальник гаража встревоженно посмотрел на нее.

— Уехал в семь часов. Приказ от директора пришел — в Никольское завернуть. Он и поспешил…

Тоня молча отошла и села на скамейку. Она упорно глядела себе под ноги. Что же делать? Бежать к Михаилу Максимовичу? К директору? Кончается годовой план. Конечно, все машины в разгоне.

Она встала и подошла к дверям гаража:

— Скажите, а эти машины куда идут?

— Эти две в ремонте, та в Неверово пойдет и еще одна — в Щекино.

— Не годится… — прошептала Тоня.

— Тебе в город, что ли? Здесь работник трестовский в управлении, металлург, кажется. Он обратно сегодня поедет.

Тоня поблагодарила и побежала к приисковому управлению. Там действительно стояла легковая машина, и водитель сказал, что если металлург, который вот-вот должен выйти, разрешит, он довезет девушку до города.

Ободренная, Тоня начала ходить перед высоким крыльцом управления. Теперь все будет в порядке.

«А как же я вернусь? — вдруг спросила она себя. — Ведь машина-то обратно не пойдет… Ну, как-нибудь! Найду доктора Дубинского, вместе что-нибудь придумаем!»

Металлург запаздывал. Тоня ходила до тех пор, пока у нее не начало мелькать перед глазами. Она сильно прозябла, захотела есть и спохватилась, что оставила пакетик с хлебом, данный матерью, на скамейке возле гаража.

Около часу дня она в тысячный раз повернула за угол управления и услышала голос шофера:

— Девушка, скорее! Сейчас поедем!

Тоня кинулась к машине:

— Пожалуйста, товарищ, подвезите меня! Мне в город!.. У нас учительница заболела, я за врачом.

Голос у Тони был просительный, робкий, но смотрела она на пожилого, усталого металлурга так, точно хотела сказать: «Попробуй только, откажи!»

Он молча нагнул голову, шофер открыл дверцу машины, и Тоня уселась в кабину.

Радуясь быстрой езде и сознанию, что наконец удаляется от поселка, она забыла о голоде и чуть не запела, но во-время спохватилась, сообразив, что около нее чужие люди. А петь очень хотелось, и песня состояла из двух слов: «скорей» и «вперед».

Это приподнятое настроение постепенно понижалось и сменялось новой тревогой. Час проходил за часом, а впереди неизменно лежал отрезок дороги, огибавшей гору. Когда же горы кончатся и дорога протянется далеко видимой, ровной лентой? Скорей бы уж выехать на равнину — половина пути будет пройдена.