Чистое золото

Даже Михаил Максимович, оказавшийся очень строгим начальником, успокаивал ее:

— Темпы у бригады превосходные, успеете к сроку, Тоня.

Однажды в конце ноября выдался ясный денек с небольшим морозцем. Сухановы и Стеша готовили лес для новой части сруба. С минуты на минуту должен был прогудеть гудок, и Зина крикнула Стеше:

— Пойди в тепляк посмотри, каша не горит ли. Сейчас обедать!

В это время из шахты донесся тревожный крик Маврина:

— Эй, топор спускайте!

Санька и Тоня, работавшие на углубке, одновременно почувствовали, как их лопаты уперлись во что-то твердое.

Они молча переглянулись.

— Настил, что ли? — сказал Санька. — Ну-ка, наддай!

Породу живо догребли в бадейки. С каждым взмахом лопаты при свете неяркого фонаря яснее обозначался потемневший деревянный настил из мокрых, но крепких досок.

— Надо прекращать работу, — сказала Тоня. — После обеда обещал прийти Михаил Максимович, он скажет, что делать.

— Чего ждать? — возразил Маврин. — Попробуем сейчас топориком…

Это было соблазнительно, и Тоня смолчала. Сверху спустили топор.

— Осторожно, Саня… Боюсь я что-то…

— Ничего не будет. Поберегись!

Но разрушить настил было не так-то просто.

— Как же он держал такую толщу породы и нас в придачу? — удивлялся Санька. — Знаешь что? Он на старом срубе лежит… Отсырел, видно, и заклинился.

Маврин долго безрезультатно ударял топором. Прозвучал гудок и сверху позвали обедать, но Санька продолжал работать.

Наконец доски стали подаваться. Раздался треск. Санька ударил еще несколько раз, и вдруг часть настила оторвалась и ухнула вниз. Туда же, не удержавшись, соскользнул и Маврин.

— А-а-а!.. — дико закричала Тоня.

Стоя на уцелевшей части настила, она протягивала руки к Саньке, который, уцепившись за сырые доски, старался подтянуться наверх.

— На лесенку поднимись! — скомандовал он Тоне и, сморщившись от напряжения, выбрался из черной дыры.

— Милая моя, там вода! — сказал он, лязгая зубами. — Здорово искупался!

— Сейчас же наверх! В тепляк!

Тоня заставила Саньку выйти из шахты первым — ей все казалось, что он опять сорвется.

Напуганные криком Тони товарищи повели Маврина сушиться.

Когда пришел Каганов и Тоня с Санькой стали рассказывать ему о случившемся, он не удивился.

— Я потому и просил немедленно остановить работу, если что-нибудь помешает копать. Могло ваше непослушание печально кончиться, — строго сказал он. — Что же, товарищи, нужно ставить насос. Идемте-ка посмотрим.

В пролом осторожно опустили фонарь на веревке. Под настилом, половина которого продолжала держаться, действительно оказался старый сруб из здоровенных лиственничных бревен. Он был мокрый, обомшелый, но крепкий.

— Еще простоит! — сказал Михаил Максимович. — А верх не затоплен, значит вода не прибывает.

Вода, не доходя до верхних бревен сруба, стояла черная, неподвижная. Пахло плесенью.

К веревке привязали камень и бросили вниз. Вода тихо плеснула.

— Метров двадцать глубины, — определил Каганов, измерив вытащенную мокрую веревку.

— Когда же мы это откачаем?

— Подберем насос получше — скоро откачаете. А сейчас идемте вниз. Сегодня вам здесь делать нечего.

Вернувшись в поселок, бригада в полном составе отправилась на склад с запиской Каганова. Там их встретила молодая кладовщица — Маня Заморозова.

— О! Привет высокогорникам! — сказала она. — Что-то вы веселые? Дела, знать, у вас хорошо идут?

— Не жалуемся, — ответил за всех Андрей. — А у тебя?

— Да тоже ничего. Вам насос? Есть тут небольшой, центробежный. Сейчас покажу.

— Порядок у тебя! — не утерпев, удивленно сказала Тоня.

Заморозова чуточку смутилась.

— Здесь порядок не будешь соблюдать — запутаешься, — сказала она. — И начальник у нас строгий.

— Небось, школит тебя посильнее, чем Надежда Георгиевна?

— Бывает…

На другой день насос вместе с движком привезли к Лиственничке.

Грузовая машина с трудом взобралась па голец. Шофер, молодой парень, первый год работавший на прииске, сначала ругал дорогу, а потом начал хвалить тепляк и работу на гольце.

— Чисто заимка, — сказал он. — Сюда и я бы согласился за милую душу.

Началась откачка воды.

Старый движок не подводил. Днем и ночью он равномерно пыхтел, только успевай подбрасывать топливо.

Кочегарили посменно, а Санька с Андреем совсем не уходили с гольца, живя в тепляке и ночами по очереди следя за движком.

Остальные члены бригады готовили топливо и лес для будущего крепления.

Тоню радовало, что уровень воды в шахте заметно понижался. По словам Михаила Максимовича, приток был невелик.

Производя замеры, Тоня представляла себе, как конец трубопровода, оканчивающийся чугунным колпаком — всасом, — беспрерывно сосет воду там, глубоко внизу. Мелкие отверстия на колпаке не позволяют трубопроводу засоряться, и вокруг всаса крутятся в черной воде щепки и сор, не попадая внутрь.

Насос выбрасывал воду, и она стремительно неслась вниз по склону гольца. На пути ее перехватывал мороз и превращал в играющую на солнце ледяную дорогу.

Движок действовал бесперебойно, замеры показывали все понижающийся уровень воды, а Тоне и всей бригаде казалось, что дело двигается удивительно медленно. Ребята не знали, как дожить до спуска в шахту. Когда же они своими глазами увидят ее темные недра, потревожат, поворошат их, получат ответ, таится ли в их недоброй глубине желанное золото?

Наконец пришел день, когда вода стала сочиться из насоса тонкой струйкой. Веревка, спущенная в шахту, показала, что по дну можно ходить.

— Ребята, — волновалась Тоня, — ведь мы ее откачали! Вы понимаете, что это значит? Самое трудное сделали. Мне даже не верится!

— Погоди, неизвестно ведь, что там внизу…

— Может, такой завал, что еще копать — не перекопать.

— Не может быть! Вот знаю, чувствую, что внизу будет совсем легко.

Михаил Максимович назначил спуск в шахту на другой день. Он должен был с утра прийти вместе с геологом.

Но у бригады не хватило терпения ждать до завтра. В шахту спустили ведро с зажженной свечой, чтобы узнать, нет ли в старых выработках вредных газов. Свеча не потухла, и когда кончился рабочий день, все сошлись у колодца, вопросительно посматривая друг на друга.