Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Я повалил ее на кровать. Я раздевал ее, она не сопротивлялась.

Выключил свет.

И так и этак. Ничего не получается.

Прошло минут двадцать.

– Включи свет, – Кэт стояла у противоположной к кровати стене и придирчиво рассматривала себя. Она глядела себе вниз бесстыжим пупсиком. – Живот совсем распустила.

Я протрезвел. Недоумок меня подвел, и я выяснил: Кэт не только вся гладенькая. Местечко, что у нее под ключицей, самое-самое.

– Где маман?

– К соседке пошла.

– Мне надо позвонить, – Она протрезвела. – Дай мне халат.

Она сидела в холле на топчане и разговаривала по телефону.

– Алла, ты Фатьку забрала из садика? Спасибо. Где я? На блядках.

А что? Вам можно, а мне нельзя?

– Поговорила? – я выхватил из ее рук трубку, распахнул халат.
–

Пошли.

– Пошли.

Опять борода. Пока что-нибудь не получится, выпускать ее нельзя.

Я почему-то подумал, что окончательно протрезвев, Кэт опомнится и закроет доступ к телу.

Получилось с третьей попытки. Кое как. Она завелась и умоляла думать не только о себе. Нашла кого просить.

В ванной Кэт приводила себя в порядок.

– Извини.

– За что?

– Разочаровал тебя.

– Ай… – Кэт обливалась под гибким душем. – Все вы ученые такие.

Я подал полотенце и подумал: "Она разочарована. Отдастся ли она еще раз?".

Мама ничего не сказала. Сама виновата. Приставила охрану, а на старые привычки караульных не обратила внимания. Матушка не лопухнулась с охраной и ничего не сказала, потому что у нее в разработке находился план, по которому я должен был вновь жениться.

На работу Кэт пришла в начале одиннадцатого. Я стучал на машинке.

– Привет. – не поднимая головы, сказал я.

– Привет. – тихо ответила Кэт и повесила сумочку на спинку стула.

Она смущена. Полезла в стол, вытащила спички, достала из сумочки сигареты.

– Узбек шумел? – спросил я.

– Было дело… – сказала она и пошла курить на чердак.

Меня позвали к телефону.

– Звонила Роза. Утром Улан с милиционером выехал из Ташкента. – прокричала в трубку матушка.

– Роза еще в Ташкенте?

– До вечера она еще там будет.

– В обед приду и позвоню к ней.

Кэт еще курила на чердаке, но я туда не пошел. В комнату вернулась все такая же притихшая. Обоим нам не в жиляк.

– Перед твоей маман неудобно. – сказала она.

– Ерунда. С кем не бывает.

– Да нет, не ерунда. Я ей обещала охранять тебя, а сама…

К обеду на работе появилась Тереза Орловски.

– Катя, ты где вчера была? Я тебе весь вечер звонила.

– А ты почему опоздала? Опять отстой или сантехника ждала?

– А ты откуда знаешь? – у Терезы, когда она напропалую врет, глаза бегают по кругу. – Трубу прорвало. Представляешь?

– Представляю.

В комнату зашел Гуррагча.

– Бек, у меня зачет по судебной статистике.

Гуррагча учится заочно в КазГУ на юриста. Монгол не знает, как называется должность у Брежнева. В курсе он только, что Леонид Ильич в стране главный. Хороший юрист получится.

– Займемся. – сказал я и обратился к Орловски. – Наташенька, зачем звонить в домоуправление, когда на работе есть штатный сантехник. – я показал на Гуррагчу.

– Монгол и трубы чинит? – засмеялась Тереза Орловски.

– Еще как чинит.

Потомок сотрясателя Вселенной ощерился в плотоядной улыбке.

Его гарем опустел. Карина ждет ребенка, и Томирис собралась увольняться.

– Катя, обедать где будешь? – Тереза милая нахалка. Еще бумаги на столе не разложила, а уже об обеде думает.

– К маме пойду. Пойдешь со мной?

– Пойду.

В квартире матери прописан младший брат Кэт – Малик. Брат, как и сестра, вырос в микрашах, служил в армии, работал артистом оригинального жанра, немало поездил по стране. В прошлом году отсидел год общего в Заречном за грамм гашиша, сейчас живет то у сестры, то у матери.

– Роза! – я позвонил в Ташкент. – Улан новосибирским поездом едет?

– Да. – по телефону голос у Розы как у теледикторши. – Знаешь, что он мне сказал, когда я к нему ходила?

– Что?

– Он сказал, что душа болит за брата, который в больнице… И еще сказал, что его земля зовет.

Земля зовет? Что это значит? Ничего, кроме того, что по возвращении Ситку нельзя от себя отпускать. Но как это сделать?

Карашаш и я встретили на вокзале Ситку Чарли с милиционером.

Ситка галлюцинировал и хвалил ташкентского мента.

Где два месяца скитался, Ситка так и не рассказал. Прнехали санитары шестого отделения. Ситку Чарли увезли, милиционер остался на два дня погостить.

"Центр мироздания", – сказал американский летчик.

Х.ф. "Миранда", режиссер Тинто Брасс.

Три вечера подряд думал о Кэт. Думал с волнением. С ней, оказывается, может быть очень даже хорошо. Это так, но сейчас я в беспокойстве не из-за того, что я не оправдал ожиданий коллеги. Надо подготовиться ко второму сеансу связи. На время прекратим бухать. Ей быть может тоже неловко, но по другой причине. В последнее время она посерьезнела. До того стала серьезной, что пойти курить с ней на чердак я решился только в четверг. Мы поднимались по лестнице, я приобнял ее за талию, она молчала. Курили молча. Что она молчит? Я переживал, что на этом все и закончится. "Нет, – думал я, – если она мне, как говорила сама Кэт, – друг, то это еще не все. Сеанс связи должен когда-то повториться.

В пятницу мы разошлись по домам до понедельника и в тот же вечер, в десятом часу, Кэт позвонила.

– Чем занимаешься?

– Ничем.

– Я звоню из автомата, приходи.

– Куда?

– Я у мамы.

– Поздно уже.

– Я плов сварганила и у матери пол-пузыря осталось.

Она не поставила крест на моем недоумке и дает шанс исправиться.

Я разговаривал и видел перед собой, как она гуляет голышом по комнате с сигаретой. Я загорелся.

– Подожди секунду, – я пошел на кухню.

– Мама, Катя в гости зовет.

– На ночь глядя? Никуда не пойдешь.

– Не пускают, – я взял трубку. – Слышь… Завтра утром сама ко мне приходи. Манты хавать будем.

– Хорошо.

– С утра приходи, – повторил я и положил трубку.

Бывает же так. Матушка нашла в лице Кэт не только моего охранителя от буха, она посылала ее на на базар, в магазин, моя коллега продавала на работе мамины ювелирные украшения. Еще мама делилась с Кэт планами женить меня. О демократичности Кэт она наслышана не только со слов Умки, но не допускала и мысли, что замужняя женщина в забытьи буха потеряет осторожность.