Чосер

узорчатость не заслоняет новой выразительности деталей и индивидуальности лиц. Новизна

этих достижений не повлияла на “Кентерберийские рассказы” впрямую, но дает нам

основания считать и это произведение причастным общей тенденции времени.

Это же касается и вопросов формы. В последние годы фрагментарность повествования

в “Рассказах”, а также его многозначность и противоречивость смыслов, принято объяснять

принадлежностью к готическому стилю. Незавершенность и непрерывность действия, отражающие последовательность хода времени или движения в пространстве, составляют

существенный элемент готического повествования, выраженного как в камне, так и

словесно; сочетание или преобразование и слияние воедино материала умозрительного, духовного и взятого из реальной действительности, выраженное в подчеркнутом и явном

смешении стилей, – еще одно свойство готического миросозерцания. У Чосера оно

проявляется, когда он мешает непристойные фаблио с религиозной символикой. Можно

отыскать для него примеры и менее отвлеченные. Большим влиянием в его время

пользовались такие произведения, как античные овидиевские “Метаморфозы” и

современный “Декамерон” Боккаччо, оба выстроенные как сборники новелл, обрамленные

единой сюжетной историей. Во времена Чосера существовала также мода на сборники самых

разнообразных произведений, объединенных в один том, наподобие семейного альбома: проповеди и рассказы, анекдоты и поучения соседствовали друг с другом на страницах

единой рукописи, которую надлежало внимательно читать и перечитывать в часы досуга.

“Кентерберийские рассказы” тоже могут рассматриваться как пример следования этой

25 Перевод И. Кашкина.

традиции. Но никакая традиция не могла подготовить читателя к тому восторгу, который

вызывали у него энергия и блестящее разнообразие поэтических строк Чосера.

Начинается книга с гимна во славу наступающей весны, с приходом которой

пробуждаются священные силы природы – земной и небесной. Это противопоставление, этот

контраст земного и небесного будет многократно повторен и явлен на протяжении всего

пути паломников в Кентербери. “Общий пролог”, возможно, созданный Чосером не в самом

начале работы над поэмой, как нельзя лучше вводит нас в русло его замысла, знакомя с

особенностями его метода. Начиная с вещей привычных и хорошо знакомых: “В таверне

Табард, в Саутворке… ”

Поэт постепенно открывает нам общий план, давая масштабную картину общества

позднего Средневековья. Чосер сам представляется читателю, вернее, знакомит с

повествователем, одновременно набрасывая контуры сюжета и место действия поэмы.

Несколько паломников, которых случай свел на постоялом дворе в Саутворке по пути в

Кентербери, чтобы скоротать время, решают развлечься рассказыванием историй; тот, кого

признают лучшим рассказчиком, “чей лучше слог и чья приятней речь” получит ужин за счет

остальных рассказчиков.

Идея сделать паломничество двигателем сюжета, кажется, целиком принадлежит

Чосеру. Ценность приема он, видимо, понял сразу – такой сюжетный ход не только

позволяет заключить, как в рамку, самые разнообразные характеры и истории, но и придает

повествованию несравненный по мощи символический смысл; ведь и сама жизнь нередко

видится нам путешествием, своеобразным паломничеством, о чем красноречиво говорится и

в “Рассказе Рыцаря”.

Наш мир – путь скорби, по которому бредем

Мы, как паломники…

И дорога в Кентербери, “К мощам блаженным и святым”, возможно, задумывалась как

сублимация или как покаяние за использование сюжетов отнюдь не возвышенного свойства.

Отрываясь от своих книг и глядя в окно, Чосер мог наблюдать примеры подобной

сублимации совсем близко от собственного дома – ведь Гринвич находился на пути

паломников в Кентербери, а группы паломников шли туда день и ночь.

“Общий пролог” знакомит читателя с разнообразием типов паломников, среди которых

и он сам, знакомит и с Хозяином постоялого двора. Все персонажи перечислены и

распределены согласно их званиям, профессиям и положению в обществе. Описание

похотливой ткачихи из Бата предшествует описанию благочестивого приходского

священника, за шкипером следует доктор медицины. Характеры индивидуализированы, как

только могли быть индивидуализированы портреты в средневековом искусстве, и в то же

время они типичны. Что позволяет считать “Рассказы” произведением драматическим, где на

сцену выведены и сопоставлены друг с другом различные типажи, и одновременно тонкой

сатирой на общество того времени, сатирой, где каждое из действующих лиц обозначает и

некое явление реальной жизни. Как утверждал один из первых биографов и издателей Чосера

Томас Шпет, в рассказах Чосер отобразил “состояние Церкви, двора, землевладения и сделал

это так хитроумно и с таким искусством, что, даже чувствуя себя обиженным и уязвленным, никто не посмел бы отрицать, что сказанное – правда”. Возможно, такой отзыв

преувеличивает значение предварительного плана, предумышленности для Чосера, как и

игнорирует его связь с современной ему городской культурой, но Шпет разглядел главное: не менее чем личные качества, Чосера занимают качества типологические. Он создает

фигуры, основываясь на непосредственном опыте знакомства с действительностью и на

понимании места в ней его персонажей. Так монах “раскормлен, тучен, добрый он охотник”

и одновременно воплощает корыстолюбие и порочность современной Чосеру церкви, а

бой-баба батская ткачиха не просто бойка и развязна, но и “щедра как жизнь сама”, то есть

распутна и распутностью своей символизирует порочность женской природы, идущую еще

от грехопадения Евы. Прямой символикой наделены не все персонажи. Так, трудно