Что это за мать...
Шрифт:
— Может, его продали и отправили за границу, — предполагает Мэй. — Белокурые младенцы там в цене…
— Да брось», — говорит Шарлин. — Этого не было.
— А откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
Наступает молчание, пока Шарлин не продолжает:
— Полиция организовала горячую линию. Мы все по очереди дежурили у телефона, записывали любую полезную информацию…
— Полезную, — бурчит Мэй.
— Это правда, — говорит Шарлин. — Когда разошлись слухи о награде, Господи помилуй…
— Телефон не умолкал. Одни болваны звонили, чтобы получить деньги.
—
— Кто— нибудь предложил что— то полезное? Какие— то зацепки?..
Мэй качает головой.
— Через некоторое время шериф сказал, что, скорее всего, мы ищем тело, а не живого мальчика.
Шарлин закуривает новую Pall Mall. Она выдыхает, и я слышу только влажный хрип в её лёгких. — Он слишком долго страдал. Верни этого мужчину с края пропасти, Мэди.
— Будь осторожна, — говорит Милли.
— И с чего бы это ты такое говоришь, мисс Милли?
— Ну… Мы ведь не знаем всей истории о том, что случилось, правда?
Теперь в воде кровь.
— У тебя есть собственные теории, Милли? Хочешь поделиться с остальными?
— Мальчики просто так не исчезают, — бормочет Милли. — Никто не пропадает без следа. Что— то всегда остаётся. Улика, доказательство, хоть капля ДНК или… или что— то.
— Да ну? — язвит Шарлин. — Ты что, теперь из ФБР? Не знала.
— Я не это имела в виду…
— Тогда расскажи, какую же тайну ты скрываешь, детектив.
Милли смотрит на Мэй за поддержкой, но та не станет перечить Шарлин.
— Я… я просто…
— Давай, Милли. Хватит ходить вокруг да около, скажи, что у тебя на уме.
— Я не доверяю ему, — выпаливает она.
Шарлин фыркает.
— С ним всегда что— то было не так… — Милли распаляется, её щёки розовеют. — Он никогда не был похож на других детей здесь.
Генри просто был другим, думаю я.
— Никто не видел её месяцами. Месяцами .
— Грейс? — спрашиваю я.
— Они вдвоём заперлись в своём доме, пока Генри не позвонил в 911. Он иногда появлялся, но Грейс могла бы быть заложницей в собственном доме.
— Чушь, — бурчит Шарлин.
— Ты просто прячешь голову в песок, потому что всегда его жалела…
Шарлин вскидывает руки.
— Вечно одно и то же…
— Мы все знаем, что в его истории что— то не сходится!
— Хватит. — Шарлин начинает хлопать руками по подлокотникам шезлонга.
— Ты не знаешь, что он делал перед тем, как позвонить в полицию…
— Я сказала, ХВАТИТ! — Лёгкие Шарлин не справляются. Её лицо багровеет, она кашляет, хрипя.
— Тише, — Мама Мэй мягко массирует ей спину. — Просто дыши…
— Я в порядке. — Шарлин отмахивается от её руки, всё ещё кашляя. — Я сказала, в порядке.
Некоторое время никто не говорит. Мэй ухаживает за Шарлин, насколько та позволяет.
Остаёмся мы с Милли. В её глазах мольба, болезненное выражение под тающим макияжем.
— А как же листовки? — спрашивает Шарлин с ноткой детского соперничества. — Скажешь, это всё для виду?
Милли кладёт руку на мою
и сжимает. — Когда в твоей жизни не остаётся ничего, за что можно держаться, — говорит она, — ты обязательно заполнишь это чем— то . Или кем— то .— Как мной? — спрашиваю я.
Милли откидывается в кресле.
— Не позволяй чувствам к этому мужчине затуманить твой разум.
— Я не позволяю…
Жгучая боль пронзает мою руку. Внезапная, как удар молнии. Я шиплю и смотрю вниз — оса ползёт по моей коже. Сучка ужалила меня! Я прихлопываю её свободной рукой, размазывая по коже.
Милли начинает махать перед лицом.
— О, Господи!
Ещё осы мелькают в воздухе. Они собираются вокруг банок с консервами Шарлин, роем облепляя стекло. Будто целый улей раскрылся на её карточном столике, их жёлто— чёрные тела копошатся вокруг домашних закаток с бамией.
Женщины визжат, пригибаясь под хлипкий синий брезент, но укрыться невозможно — их слишком много. Попытки отмахиваться только злят насекомых.
— Меня ужалили! — кричит Шарлин, запертая в шезлонге. — Меня ужалили!
Я хватаю её за руку, Мэй — за другую. Нам нужно приложить все силы, чтобы поднять её и вытащить с парковки. Осы садятся на лицо Шарлин, ползают по её потным щекам, оставляя красные волдыри. Всё, что она может, — кричать.
— Снимите их, — умоляет она, — снимите, снимите, снимите…
ДВЕНАДЦАТЬ
Лодка Генри привязана к краю причала. Это деревянное судно с корпусом типа «дэдриз» и рубкой по центру. Острый приподнятый нос плавно переходит в низкую корму. Наверное, течёт так, что проще купить новую, но это его дом. На корме банджами прикреплены крабовые ловушки, штук десять. Название, выведенное на борту, облупилось.
SAVING GRACE
Я позвонила Генри после побега с фермерского рынка. Кроме руки, меня больше никто не ужалил. Не скажешь того же о женщинах. Шарлин буквально подверглась атаке. Тётушка Милли и Мама Мэй тоже. Крылатый блицкриг. Их покрыли волдыри с головы до ног. Меня пощадили.
Мы видим то, что хотим видеть, а то, что считаем знаками, часто просто совпадения. Даже я это признаю. Но я не собираюсь игнорировать тот факт, что сама природа словно говорит мне: Скайлер хочет, чтобы его нашли. Мне плевать, как безумно это звучит. Между мной и этим мальчиком есть связь — сильнее, чем что— либо, что я когда— либо испытывала.
Грейс хочет, чтобы я освободила её от вины. Она снова и снова ведёт меня к воде, практически топит меня своим отчаянием. Смотри. Видь. Найди его.
Генри не может скрывать правду вечно. Посмотри, что это с ним сделало. Его разум застрял в петле, из которой он просто не хочет вырваться. Он заперся в себе, задыхаясь от горя. Ему нужно освобождение больше, чем кому— либо, живому или мёртвому.
— Хочешь сказать, о чём это? — спрашивает он, пока мы стоим на причале.