Что это за мать...

— Занято , — раздался из темноты девичий голос.

Я чуть не обделался от испуга. Откуда, черт возьми, она взялась?

— Прости, — сказал девичий голос, смеясь. — Не хотела пугать.

В кромешной тьме я не мог ее разглядеть. Все, что я видел, — размытый силуэт девушки, призрачно-бледной, ее плечи блестели в лунном свете.

— Меня зовут Грейс, — сказала она, и в моей голове пронеслось:

Потрясающе.

— Ты не первый, кто пошутил так.

Черт. Я не осознал, что сказал это вслух. Думал, только подумал.

— Так… Ты скажешь мне свое имя? Или мне надо угадывать?

— Прости. Генри.

— Что ты делаешь тут посреди ночи, Генри?

— То же, что и ты, полагаю.

— Да? — Она звучала подозрительно. — И что же это?

— Прячусь. Я был потерян, но теперь нашелся…

У Грейс были родственники вверх по реке. Тетя, дядя и туповатые кузены, которые всегда нападали на нее. Их дом был в трех ручьях от моего. Ее бабушка и дедушка оставляли ее здесь каждое лето после смерти родителей. К концу августа ее забирали обратно в Шарлоттсвилл, но каждое лето эта река была ее домом. Это делало нас соседями.

— Я была здесь первая, — сказала она, закуривая. Она хранила свои «Кэмел» в zip-пакете, чтобы пачка не промокла. — Как насчет того, чтобы ты отправился куда-нибудь еще?

— Нельзя застолбить место. Я прихожу сюда все лето.

Кончик ее сигареты вспыхнул красным в темноте. — Хочешь сразиться за него?

— Не особо…

— Тогда, думаю, мы в тупике.

Я не уверен, что вообще понимал, что это значит, но был заворожен. Кто эта девушка? Откуда она взялась? Я не хотел, чтобы она уходила — или чтобы уходил я. — Может, поделим?

Она затянулась, размышляя. — Обещаешь, что не попробуешь ничего?

— Обещаю.

— Если тронешь меня — выброшу за борт.

Так начались мы .

Наша история.

Мы никогда не виделись днем. Только на утином шалаше. Только ночью. Честно говоря, я не верил, что она существует. Не могло быть, чтобы эта девушка была настоящей. Она была воображаемым существом, созданным моим разумом, русалкой, ждущей меня посреди реки.

Каждую ночь я складывал одежду в кучу перед тем, как соскользнуть с дока. Я встречал твою мать посередине реки. Мы плавали вместе в этом бескрайнем черном пространстве. Тепло темноты принадлежало только нам. Перевернувшись на спины, мы лежали на воде и любовались звездами. Были ночи, когда нельзя было понять, где заканчивается небо и начинается река. Кругом ночь. Огни крыльцов сливались со звездами, пока не казалось, что нет ничего, кроме неба.

Я больше не понимал, где верх.

Я медленно подводил руки за спину твоей матери и щипал ее. — Прекрати , — кричала она, думая, что ее укусила черепаха. Грязный трюк, но это заставляло ее смеяться. Она брызгала в ответ. Нам приходилось удерживать друг друга от того, чтобы разбудить соседей. Если бы нас поймали, пришлось бы многое объяснять. Моя мать содрала бы с меня кожу, узнай она.

Мы выбирались обратно на шалаш, дрожа. Мы держались друг за друга часами, пока не высыхали, пытаясь выбрать, какие созвездия нам нравятся больше.

— Если увидишь, куда упала падающая звезда, — сказала она, — там родится ребенок.

— Ты правда в это веришь?

Она не ответила. Мы ждали, наши глаза скользили по небу, пока не видели, как звезда падает, словно яблоко с дерева.

Грейс указала на скопление звезд над нами. — Как называется это созвездие?

— Это… эм… могучая утка .

— Что?

— Это правда.

— А вон то?

— То? О, это… королева пчел .

— Ты такой брехун.

— Ты спросила…

Мы придумывали свои собственные мифы. Было созвездие сома, Мистер Усы , с его большими усами из Млечного Пути. Была молящаяся крабница , размахивающая клешнями, приветствуя нас из космоса. Был могучий удочник , закинутый через небо.

— Почему ты до сих пор не поцеловал меня? — как-то спросила она.

— Потому что ты сказала не делать этого.

— Это было тогда.

А теперь — сейчас.

Однажды ночью мы оба уснули на шалаше. Мы не проснулись, пока к нам не подплыла лодка с двумя охотниками на уток. Они чуть не потеряли дар речи, увидев нас голыми, крепко спящими.

Один охотник ткнул меня ботинком. Я резко проснулся. Увидев камуфляж, я замер, думая, что сейчас меня пристрелят и повесят на стене.

Грейс вскочила, вырываясь из сна. — Черт черт черт , — прошипела она, прежде чем нырнуть прямо в воду. Ее голова вынырнула, как рыба, разрезающая поверхность.

— Увидимся позже, — крикнула она, плывя к противоположному берегу.

Твоя мать оставила меня с этими мужчинами, уставившимися на меня. — Полагаю, мне пора идти…

Оказалось, моя мать проснулась рано утром. Она обнаружила мою кровать пустой. Нашла мою одежду, аккуратно сложенную на краю дока. Ей не нужно было далеко искать, чтобы понять, где я. Она просто взяла мои вещи, вернулась в дом и ждала, пока я вернусь. Когда я понял, что одежды нет на месте, я на цыпочках вошел в дом, совершенно голый и мокрый.

— Ищешь это? — спросила она, сидя за кухонным столом.

Мне запретили приближаться к шалашу до конца лета.

Я боялся, что больше никогда не увижу твою мать.

У меня осталась одна последняя ночь перед концом лета, когда твою мать должны были забрать обратно к бабушке и дедушке. Я выбрался из дома как можно тише, не разбудив «надзирателя». Крался по доку, замирая при каждом скрипе дерева, задерживая дыхание, пока не был уверен, что никто не слышит. Присел на краю, медленно-медленно погружаясь в воду, не ныряя, не оставляя ни единой ряби.

Твоя мать ждала меня. — Боже, Генри, где ты пропадал?

— Меня наказали…

— Я думала, ты не хочешь меня видеть…

— Это неправда, совсем неправда.

Никто из нас не хотел, чтобы эта ночь закончилась. Мы так старались остановить обратный отсчет. Рассвет начал разливаться над рекой, согревая небо, а мы надеялись силой мысли заставить солнце опуститься обратно, будто одной нашей силы воли было достаточно, чтобы остановить время.

— Ты вернешься?