Что мне делать без тебя?

И пошла к дому.

Уже с утра низкое серое небо сочилось крупными тяжелыми каплями, а к вечеру машины скользили с запотевшими изнутри, словно заплаканными стеклами. В Москве шли последние дожди теплой осени.

5

Мышь жила в нижнем ящике письменного стола. Это была маленькая белая мышь со сдержанным характером, аккуратная и задумчивая. В память о своем летнем пушистом одуванчике Карен назвал мышь Сонечкой. Ее подарила Карену хорошенькая и так умело обращавшаяся с кастетом Дина Умберг, тонкая, нежная, от которой всегда трепетно пахло. Она улыбалась ласково и заискивающе. А потом вдруг принесла мышь, которая жила дома у ее папы-биолога, и подарила Карену.

– Это тебе! Такой вот странный подарок...

– Спасибо, Дина!
– ответил, поклонившись, юный Джангиров.

Мышке не хотелось уходить от девочки, но пришлось переехать в письменный стол. Там ей стараниями восхищенного Левона, удивленной Маргариты и спокойного Карена устроили домик из картона, утеплили его, поставили еду на тарелочке и налили воды. Просыпаясь утром, Карен теперь первым делом выдвигал нижний ящик и заглядывал внутрь.

– Здравствуй, зверь! Как дела?

– Хорошо, - задумчиво отвечала Сонечка.

Прибегал заспанный Левон и целовал Сонечку в нос. Потом он начинал подсовывать ей сахар, печенье, конфеты.

– Не порти мышке зубы!
– просил Карен.
– Ей вряд ли можно будет поставить коронки.

Один раз в припадке любви Левон посадил Сонечку в хрустальный бокал. Она посидела на дне, повозилась там немного и притихла. В бокале ей не нравилось: он был холодный, скользкий и чересчур светлый. Солнце преломлялось в хрустальных гранях и слепило Сонечку. Карен сердито вытащил ее, посадил к себе на плечо и спросил:

– Ты будешь ходить со мной в школу, зверь?

– Конечно", - ответила Соня.

С этого дня Карен начал прихватывать беленькую Сонечку на уроки, в течение которых она тихо и смирно, не высовываясь, сидела у него за пазухой. Чтобы порадовать одноклассников, на переменах Карен выпускал ее, и Сонечка гуляла по его плечам, по подоконникам, по рукам мальчиков и девочек, старающихся перехватить живую игрушку друг у друга. Вечерами Соня развлекала Карена во время его обычных дежурств у дома Олеси. От дождя Карен прятал мышь поглубже, но она все равно часто выставляла любопытный нос и водила им по сторонам.

Теперь стоять стало значительно интересней: Карен был уже легализован. Подходила Полина, с большим интересом рассматривала Сонечку и приглашала в гости. Девочка смотрела жалобно: ей хотелось ввести мышку в дом. Карен вежливо отклонял приглашения. Один раз подошла Олеся, глянула тревожно и вопросительно, заметив, что Карен совсем не заботится о своем здоровье и легкомысленно относится к жизни.

И Карен четко ответил:

– Да я никак не отношусь к ней, это она ко мне как-то относится. И пока не слишком хорошо.

Олеся тяжело вздохнула, повернулась и ушла. Но жизнь делала свое дело. У каждого свои дела.

Однажды приехавший поздним вечером Валерий нехотя приблизился к Карену и остановился, пристально рассматривая темноглазого упрямца. Малахов начинал ненавидеть мальчика. В школе он больше не мог спокойно выносить его голос, видеть эту гибкую, невысокую фигурку. Директор все чаще и чаще подумывал, что пора собираться в дальний путь. Уходящий человек - просто уходящий человек...

– Послушай, Джангиров, - резко сказал Валерий, - может быть, ты объяснишь мне, что все-таки происходит? Ты уже взрослый и должен сам отвечать за свои поступки. Чего ты здесь торчишь вечерами? Тебе нечего делать?

– Я постараюсь вам объяснить, Валерий Семенович, - начал ровным и бесстрастным голосом Карен, напряженно выпрямляясь.
– Я давно хотел объясниться с вами, потому что пришла пора, и я рад, что вы тоже так думаете. Я верю только в реалии. И, прежде всего, в человека, созданного как подобие Бога на Земле. Пусть лишь жалкая копия - но ведь Бога! А дальше встает вопрос о молитве и снова о той же вере. Во что и кому? Наверное, для многих лучше молиться и поклоняться реальности, а не иконе. Для человека это понятнее и ближе. Вот почему у каждого должна быть своя земная богиня. И у каждого есть, но не каждый осознает ее назначение и суть до конца, не каждый их понимает. Но я верю в такую богиню! По-моему, именно она не подобие, а естественное, подлинное создание. Хотя считается, что из ребра. И она там, - он кивнул головой в сторону дома, - а я здесь...Я понятно объяснил вам суть дела?

Ошеломленный Валерий стоял молча, с трудом осмысливая происходящее. Мальчик умен не по летам. Он изложил теорию жизни в нескольких фразах, и она была, пожалуй, вернее и правильнее многих других, в том числе, и малаховской.

– Хорошо, - с трудом овладев собой, сказал наконец директор.
– Но думал ли ты о том, что нас двое?

До какого унижения он дошел! Объясняться с мальчишкой! У ребенка вымаливать разрешение на право существовать рядом с любимой!

– Нет, - искренне ответил Карен.
– Я считал, все решится само собой.

Малахов резко повернулся и почти побежал к дому. Олеся испугалась, увидев его осунувшееся лицо.

– Что-нибудь сердечное...
– прошептал Валерий - У тебя есть? И поскорее...

Олеся бросилась к аптечке, Полина метнулась на кухню за водой и самостоятельно побрызгала Малахова ледяными каплями из-под крана. От них директору стало еще холоднее.

– Валерий, погоди, не умирай, - волнуясь, уговаривала Полина, сжимая его запястье маленькими пальчиками.
– Мама никак не может накапать лекарство. Подожди еще чуть-чуть, пожалуйста, она сейчас принесет...

Олеся вылила Валерию в рот горько-кислую мерзость с отталкивающим запахом и предложила вызвать личного врача Глеба.

– Не надо, - отказался директор.
– Просто посиди со мной... Дай мне руку. А Глебу позвони, пусть он приедет, если сможет. Я люблю его.

Звонить пошла все понимавшая Полина. Вернувшись, она доложила, что новая бабушка недовольна, но дед тотчас выезжает.

– Все бабушки да бабушки!
– проворчала Олеся.
– Настоящий идиотизм! Совсем заморочил ребенку голову...

– Не сердись на него, - просительно сказал Валерий, поглаживая ее вздрагивающую ладонь.
– Он такой, какой есть. И твоему ребенку голову не заморочишь. Поле нравится эта пестрая вереница юных бабушек.

– Очень нравится, - с удовольствием подтвердила Полина.
– Пусть их будет больше и больше и пусть все меня балуют!

– Пусть-то пусть, - вздохнула Олеся.
– Но я не о том. Что случилось, Валерий? Почему тебе вдруг стало плохо?

– Это не вдруг, - начал Малахов и замолчал.