Что мне делать без тебя?

Олеся прикусила губу, чтобы не расхохотаться и не расплакаться одновременно. Вспомнив о Малахове, она тут же посмотрела в окно. На улице было спокойно и тихо. Ночь уже чувствовала приближение серого безветренного рассвета, и фонари послушно поштучно меркли перед его наступлением.

Валерий... Вот с кем Олесе повезло. Вот с кем она выиграла в жизни. Почему она не рада этому?..

– Просто выпила вчера слишком много, а ты неожиданно меня разбудил, - пробурчала она.
– Я стою босиком, в рубашке, и никак не могу осмыслить происходящее. И голова болит...

– В рубашке - это прелестно, но ты действительно стала очень много пить, - проворчал Глеб.
– Будь поосторожнее с увлечениями, моя девочка. А вечером я бы хотел тебя проведать. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.

"Господи, за что?
– со страхом подумала Олеся.
– И он тоже собирается со мной поговорить! Неужели опять о Карене?"

– Ну конечно, приходи, папа!
– сказала она по возможности радостно.

Измученная, обессилевшая к концу дня, она выбралась из машины и захлопнула дверцу. Неприятно яркая реклама плавилась в своем собственном свете, разливая вокруг сиренево-розовые блики и скупо, скудно окрашивая лица в неживой странный цвет. Олеся постояла немного, глядя на вспыхивающие среди желтых листьев красные подфарники и на неослабевающий даже к вечеру поток машин. Спокойный бег колес завораживал, и Олеся пошла к дому медленно, рассматривая большие, светлые витрины аптеки напротив. Неплохо было бы купить снотворное, но вино все-таки лучше.

Туфли прилипали к мокрому после дождя асфальту, и Олеся вдруг вспомнила мать. Незадолго до смерти она как-то сразу, за короткое время, постарела, быстро сникла, съежилась, стала чересчур суетливой и боязливой. Постоянное выражение тревоги не сходило с ее лица. Наверное, она беспокоилась за дочку, за недавно родившуюся Полину и Глеба... Наверное, боялась оставить их одних, что-то чувствуя... Хотя о близком, тогда уже очень близком расставании никто в тот момент не подозревал.

Воспоминание о матери, такое неожиданное, ничем не объяснимое, ударило Олесю своей жестокой откровенностью. И почему именно сегодня, сейчас, в этот тихий, теплый и влажный после дождя вечер, как раз перед встречей с отцом?..

В квартире было тихо. Полина, как всегда сосредоточенно, рисовала у себя в комнате. Олеся бросила на пол сумку. Зачем к ней едет отец? Что он собирается ей сказать? Она наспех накрыла стол в гостиной. Позвала Полину.

– Я не хочу есть, - отозвалась дочка.
– Я еще немного порисую...

Ну и прекрасно! Значит, им никто не будет мешать. Хотя этот ребенок никогда и никому не мешает.

– Что ты думаешь о Полине, папа?
– первая начала разговор Олеся, внимательно рассматривая отца.

Глеб ответил вопросом на вопрос.

– А что можно думать о мартышках, моя девочка? Мартышки всегда остаются мартышками, вот и все. Что тебе непонятно, дорогая?

– Мне многое непонятно, папа, - Олеся нервничала.
– Но ведь ты приехал ко мне по какому-то важному делу. Что-нибудь случилось?

– Пока еще нет, но скоро должно случиться, - задумчиво отозвался отец.
– Впрочем, ничего страшного. Видишь ли, я просто собираюсь расстаться с твоей Мэри, но она пока ничего не знает.

Олеся в изумлении отпрянула.

– Как... расстаться? Опять? Ты рехнулся, папенька?
– прошептала она, бледнея от негодования.
– Ты забываешь, сколько тебе лет?

– Вовсе нет, моя дорогая, - засмеялся Глеб.
– Вот женщины об этом действительно постоянно забывают. Но ты не ребенок, чтобы спрашивать, почему и зачем! Конечно, у меня есть другая, и конечно, она влюблена в меня, как твой мальчик в тебя. Кажется, Карен? Так что мы квиты, моя девочка, и нечего разыгрывать из себя моралистку. Тебе не идет. Лучше придумай, как мягче сообщить новость твоей подруге и теперь уже бывшей мачехе.

Возмущенная Олеся молчала. Ни думать, ни говорить на эту тему она не желала.

Мэри была давней закадычной подругой Олеси. Она сама когда-то и познакомила ее с отцом, приведя свою обожаемую татарочку в дом. Глеб мгновенно пленился "смуглой леди сонетов", как он ее называл. Их связь, тщательно и долго хранимая от Олеси, началась еще тогда, когда Глеб довольно мирно жил с Ариной-старшей в ожидании Арины-младшей. Даже вторая жена Глеба была не так ошеломлена и шокирована, узнав об очередной любви поэта, как Олеся, слишком больно ударившаяся о двойной обман - отца и подруги. Потом Олеся, конечно, быстро примирилась с обстоятельствами. Ведь когда-то она спокойно и легко простила любимому отцу гибель матери, которую не очень понимала. Но опять?! И еще, вдобавок, помогать отцу выпутываться из прежних отношений с ее любимой Мэри?! Ну нет, с Олеси хватит! Пусть ее избавят от вечных отцовских разбирательств с влюбленными дурами, которые носятся за поэтом толпами!

– Все-таки я надеялся, что ты сообразительнее. Хотя в кого тебе такой быть?
– неодобрительно сказал Глеб с присущей ему прямотой.
– С одним человеком невозможно прожить жизнь, это иллюзия. Да и двух-трех подруг для жизни маловато. И зачем заранее заблуждаться? Нужно всегда трезво отдавать себе отчет в своих возможностях. У твоего "москвичонка" село заднее левое. Завтра ты не доедешь до работы.

– Я не готовилась к такому разговору, папа, - буркнула Олеся.
– Хотя это полнейшая чепуха, мне нужно подумать...

Отец прищурился.

– Ты о колесе? Это совсем не чепуха, и тут нечего думать, позвони только моему Диме. Хорошо, что я вовремя увидел, ты давно абсолютно ничего не замечаешь.

Привыкшая к его стилю и манерам, Олеся все же почувствовала себя оскорбленной. В ней заговорило чувство женской солидарности.

– Мэри будет очень трудно без тебя, папа. В конце концов, когда ты оставил маму ради Арины-старшей, и случилось то, что случилось, я смогла тебя понять. Хотя это было довольно трудно. Но сейчас, извини, не понимаю! Пусть тебе кажется, что я говорю и дико, и нелепо. Потом ты бросил двух Арин сразу, теперь вот уходишь от Мэри!.. Сколько же можно?! Не пора ли тебе остановиться? Всему есть предел, даже моему пониманию! И ты без меня прекрасно придумаешь очередное объяснение!

Глеб досадливо поморщился.

– Ну, свою потрясающую мораль ты закончила, а теперь расскажи мне о вечной любви на нашей грешной Земле. Это хорошая сказка на ночь для мартышки Полины. Всякие там русалочки твоего тихо помешанного Валерия. Можешь и Мэри потешить такими байками, она с удовольствием тебя выслушает. Какой же я дурак! Надеялся от тебя услышать что-нибудь путное! От тебя - и путное! Старый осел!

– Откровенность очень украшает тебя, папа!
– тотчас выпалила не менее прямолинейная Олеся.
– А мне Малахов вчера признался в любви! Вот здесь, на этом самом месте!

– Теперь ты можешь быстренько возводить здесь роскошный памятник!
– парировал поэт.
– Памятник его бесконечной страсти. Это совершенно необходимо. Я всегда говорил, что твой Валерий - редкий тип, каких поискать! Да ты искала как раз не его. Он сам нашелся на свою беду и на твое несчастье.

– Да, это правда, - подавленно прошептала Олеся.
– Но я действительно не знаю, как объясниться с Мэри, и не представляю, что делать с тобой...

– И что ты только знаешь, моя дорогая?
– с нежной укоризной спокойно пропел отец.
– Ну и не представляй себе дальше! Хотя в подобных ситуациях женщины иногда проявляют неизвестно откуда взявшуюся тонкость. Это просто, как апельсин... Я рассчитывал на тебя... Но больше уже ни на кого не рассчитываю. Все будет так, как будет!