Что скрывает темнота...

В нос ударил густой многогранно переливающийся аромат.

Цветы — моя слабость, а их тут были тысячи. Великое множество форм, оттенков, и ароматов заполнило мое восприятия, и я забыла обо всем на долгое-долгое время. Огромная оранжерея живых растений поражала своим размахом и разнообразием. Казалось, я устала удивляться еще на швейной фабрике, ан нет, на этом острове запас моего удивления оказался неисчерпаем. Здесь, в цветочном царстве, я бы могла остаться жить, если бы не влажная духота, свойственная всем подобным местам. Большинство из цветов были мне не знакомы, но некоторые я узнала, и не в единственной модификации. Сиреневые розы, бордовая сирень и черные одуванчики были лишь малым из множества вариаций привычных цветов. И пахли они необычно, будто новые цвета меняли саму сущность растения, привнося в их всегдашний аромат что-то оригинально новое. Некоторые растения скрывались под стеклянными колпаками, многие свисали плетьми прямо над головой, или стелились по полу, пересекая пешеходную дорожку. Меня смутила отдельная дверца, с красноречивым изображением человеческого черепа. Определенно, далеко не все растения тут служили только для красоты.

— Это еще не все, — пропела Кири, сворачивая направо в разветвленном цветочном коридоре, и упираясь в новую дверь, с нарисованной на ней колбой.

Здесь располагались индивидуальные полупрозрачные боксы, в которых одетые во все белое люди колдовали над стеклянными пробирками.

— Парфюмерия! — Мои глаза заблестели в предвкушении.

— И не только, — обрадовала Кириэн.

После коридора с боксами во всю стену располагался большой стенд, уставленный крошечными пробирками, баночками, бутылочками и коробочками. Мои руки невольно потянулись к этому изобилию ароматизированных гелей, кремов, шампуней и мыла, и вряд ли теперь кто-нибудь смог бы меня оттуда оттащить без вреда для собственного здоровья.

Где-то через час мы вышли из волшебной фабрики ароматов, и мои руки приятно оттягивала коробка с пробниками. Совсем недавно в голове витали тревожные мысли, но вот оно, мое лично лекарство от тревоги — ворох ароматных девчачьих штук, лучший антидепрессант! Сестра правителя все это время лишь снисходительно улыбалась на мой щенячий восторг, и подбрасывала пробники в коробку, выуживая их из карманов.

— Я не говорила, что уже почти люблю тебя? — Мне не терпелось скорее добраться до ванной, и опробовать на себе свои новообретенные сокровища.

Кири хихикнула.

— Посмотрим, что ты скажешь после салона красоты, — подмигнула она.

Коробка едва не шмякнулась к моим ногам, благо, я вовремя успела ее подхватить.

— Салон красоты?

*

Говорить не хотелось. После того, как несколько умелых рук почти час мастерски мяли мое разомлевшее, натертое самыми вкусными пробниками тело, я чувствовала себя как в свой первый день рождения на свет. Оставшиеся мысли улетучились еще после шумно бурлящей пузырьками глубокой ванны с розовой водой. И тогда я решила, а будь что будет! Совет Римм таки достиг моего сознания, но лучше позже, чем никогда. Какой мне смысл дергаться и переживать раньше времени? На данный момент больше всего хотелось верить во всеобщую бескорыстность, и пытаться решать проблемы после их возникновения, а не до. Пускай хоть съедят. Мне стало более чем все равно, ибо с полной уверенностью можно было сказать, что лучше, чем сейчас, мне не было никогда.

Успешно пережив все удовольствия, мы мирно вялились под зонтиками на удобных лежаках недалеко от кромки берега моря в паре шагов от привычно стеклянного салона, переливающегося радугой на солнце. Белый песок маленького закрытого пляжа приятно согревал голые ступни. Ветерок играл кистями пояса моего легкого халата, и я чувствовала, что постепенно уношусь куда-то далеко-далеко.

— Что скажешь теперь? — Донеслось с соседней лежанки.

— Все. Теперь я люблю тебя окончательно. — Сонно пробурчала я, отключаясь от действительности.

Проснулась я от того, что песок больше не грел, наоборот, я совсем продрогла в своем тоненьком халате. Открыв глаза, я не на шутку испугалась. Абсолютная, кромешная темнота затопила все вокруг, и, если бы не тонкий серп ночного светила, чьи блики скупо блестели в волнах ночного моря, я бы решила, что ослепла.

— Кири? — Тревожно позвала я, садясь и шаря руками по соседней лежанке. Она была пуста.

— Ее здесь нет, — уверил знакомый голос.

Я мигом выпрямилась, плотнее запахиваясь в халат в попытке согреться, и, кажется, покраснела.

— Лоррх Реорхард?

— Мне будет приятно, если ты будешь называть меня Рео, — спокойно отозвались из темноты.

— Конечно, как пожелаете, — я бессмысленно вглядывалась во мрак, силясь разглядеть собеседника. Но чтобы его увидеть, нужно было родиться кошкой, как минимум. — А Кири…?

— Не желала тебя будить, и вернулась в замок.

Ну спасибо тебе, подружка!

— И вы пришли, чтобы меня проводить?

— Да. — Мне показалось, или голос стал ближе? — Вы позволите?

Не дожидаясь ответа, сильные руки осторожно оторвали меня от земли, и я оказалась прижата к твердой горячей груди. Не будь она такой горячей, я, скорее всего, воспротивилась бы подобному способу перемещения, но такое приятное тепло вмиг разбежалось по продрогшему телу сотней согревающих искорок, заставляя меня блаженно прикрыть глаза. Переборов секундное смущение, я решилась задать очередной вопрос:

— Отчего тут так темно?

Его спокойный негромкий голос и мерный звук еле слышных шагов убаюкивали, и я на секунду испугалась, что снова засну, разомлев в чужих теплых руках, и больно ущипнула себя за локоть.

— Ночью здесь всегда так, мы любим темноту.

— Почему? — Сорвалось с губ прежде, чем я успела подумать.

— А почему люди любят солнечный свет? — Донеслось в ответ.

— Потому что не видят в темноте? — Улыбнулась я.

Он тихо засмеялся, и его руки сжались чуть крепче.

— И это хорошо. — Голос стал серьезнее. — Ибо в противном случае ты увидела бы мою истинную форму, а я меньше всего хотел бы тебя напугать.

Я внутренне сжалась, представив себя на руках у немыслимого монстра. Но руки ощущались на удивление человеческими, хоть пальцы и казались слегка длинноватыми. Когти? Однако, если монстр боится напугать, значит, не такой уж он и монстр.

— Внешность — не главное, — показалось, или старая истина прозвучала из моих уст слегка неуверенно?

— Ты правда так считаешь? — Он остановился, и я подняла голову. Из темноты на меня смотрели чуть светящиеся рубиновые глаза.

— Д-да… — Красные, зеленые, карие… Да какая разница? Лишь бы человек был хороший.

Алые миндалины сощурились, как если бы темнота улыбалась, и мы двинулись дальше.

— Это прекрасно, — тихо отозвался эрсиорх, продолжая неотрывно глядеть в мое лицо.

Судя по знакомому хрусту гравия, мы вышли на аллею с глициниями. Вдалеке показались бледные огоньки. Видимо, возле замка ночные фонари все же зажигали. Я перевела дыхание, а затем и взгляд, ожидая, когда он шагнет в границу света.

Но лицо правителя так и не показалось из темноты. Потому как оно и было темнотой. В свете тусклой ночной иллюминации он весь казался сгустком непроглядного сумрака, тенью, чернее самой ночи, впитывающей свет, и даже малейшее его проявление.

Не осознавая до конца, что делаю, я медленно подняла ладонь, и легонько коснулась чужого лица. Мои пальцы, вопреки ожиданиям, не провалились в сумрак, но ощутили горячий бархат нечеловеческой кожи. Голова повернулась, и вот уже пальцев осторожно касаются такие же неправдоподобно темные губы. Я отдернула руку, и выдавила нерешительную улыбку, не в силах оторвать глаз от ответной клыкастой улыбки этого порождения ночи.