Что такое Израиль

Еще внушительнее эфиопский праздник Огня, потому что он происходит поздно вечером, в необычном месте, под бой африканских барабанов, и кажется совершенно немыслимым. Место праздника – крыша храма Гроба Господня – удивляет в любое время. На ней, за тяжелой дверью, стоят хижины и мазанки, как в Африке, посреди – купол часовни Истинного Креста, и вокруг гуляют абиссинские монахи в белых одеяниях и шитых кафтанах и служки в черном облачении. На Пасху эфиопы сооружают на крыше шатер и в праздник Огня усаживают там своего епископа, с мантией на плечах и короной на голове. В центре шатра бьют в тугие, в рост ребенка, ярко раскрашенные барабаны. Хороши собой абиссинки, и лица их кажутся совершенно библейскими в свете свеч и луны.

Одна из самых замечательных живых церквей Святой земли находится в небольшом галилейском селе Абу-Синан, на периферии Акки. Христиане села живут на вершине горы, а внизу обитают многочисленные друзы и мусульмане. В селе есть обычная церковь, но на краю, на погосте, существует и пещерная, вырубленная в скале. Кажется, что она сохранилась со времен гонений на христиан, а то и более ранних. Подобные пещерные храмы можно найти в монастырях Иудейской пустыни, но в селе такая церковь удивляет. Ее стены голы, посреди стоит каменный алтарь, висят иконы св. Георгия Победоносца, которому посвящен храм.

Но большая часть старых святынь и церквей страны «перешла в ислам» вместе с населением. И в этом смысле символичен храм Св. Иоанна Крестителя в селе Себасте, на месте древней Самарии, ставшая мечетью. Это огромная внушительная церковь с массивной кладкой византийских времен, с арками, поставленными крестоносцами, с сенотафом Св. Иоанна, медленно и плавно переходящая в мечеть.

То же можно наблюдать в Абу-Гоше, где основание церкви крестоносцев послужило фундаментом для мечети, на Масличной горе, где место Вознесения граничит с мечетью, и много еще где. В иных случаях переход оказывался более полным. Так, церковь Газы превратилась в мечеть, но сохранила колокольню, правда без колоколов. Ее молитвенная ниша обращена к Мекке, но расположена не по центру. Собор в Рамле также стал мечетью, но та лишилась своих верующих.

В иудаизм чаще переходили вели. В Азуре, к востоку от Яффы, семикупольный вели стал синагогой турецких евреев после 1948 года. В Явне древний и огромный вели Абу-Хурера сделался синагогой и святыней раббана Гамлиэля. Возле Калькилии вели Наби-Ямин обратился в место паломничества для евреев, видящих в нем могилу праотца Биньямина (Вениамина). Харам Ибрагимие, построенный над двойной пещерой Махпела, и могилы Иосифа и Рахили принадлежат к тому же сорту гробниц. Нечто похожее на превращение церкви в синагогу произошло только в Шило, где остатки древнего византийского строения были залиты бетоном и послужили фундаментом для молельни поселенцев.

Глава XXXIV. Еретический Мессия

Иудеи не признают Иисуса ни богом, ни Христом – Мессией. Но если Иисус не был признан иудеями, то другой был. Его имя не всем известно. Правоверные евреи сплюнут или сморщатся, поминая его. Не упоминать его – ни добрым, ни худым словом, решили раввины. И не от нейтральности. Худшее еврейское проклятие: «Да сотрется имя его!» Как худшей из кар, этого мессию, Саббатая Цеви (Цви), предали забвению. Этот приговор был бы исполнен, если б не Гершом Шолем, скончавшийся несколько лет назад в Иерусалиме светский теолог, знаток мистики, великий ученый, запоздавший на 300 лет апостол Саббатая Цеви.

Гершом Шолем родился в ассимилированной еврейской семье в Берлине, «Берлинец в третьем поколении», – говорил он о себе. Позднее Шолем усомнился в ассимиляции и спросил отца: «Если мы такие ассимилированные, почему ни один немец-христианин ни разу не посетил наш дом?» Шолем занялся ивритом, стал сионистом, был пораженцем и пацифистом во время Первой мировой войны и, проклятый отцом – немецким патриотом, уехал в Палестину. В отличие от светских сионистов, он погрузился в изучение еврейской мистики, в отличие от религиозных – не исполнял заповеди Торы.

Мистика и сионизм привели Шолема к образу Саббатая – лжемессии XVII века, увлекшего за собой миллионы евреев, а затем перешедшего в ислам. Мистика – потому, что саббатианство было цветом средневекового мистицизма, сионизм – потому, что, ругая сионистов, их нередко сравнивали с саббатианами. (Сегодня израильские левые ругают так религиозных националистов. Как мы увидим, без особого основания.) Интересно, что Гершом Шолем был одним из основателей Союза мира, группы интеллектуалов, стоявших за мир с палестинцами, так что и сионизм его был особенным.

Шолем поднял темную тему (о Саббатае мало что было известно) и в 1957 году издал запоздавшее светское «житие Саббатая» («Саббатай Цеви: загадочный мессия») – научный труд в двух томах. В 1973 году издательство Принстонского университета выпустило значительно расширенное английское издание книги в переводе Цви Вербловского. Саббатай Цеви сумел сделать то, что не сразу удалось Иисусу.

Если б апостолы древней Иерусалимской церкви увидели, как миллионы евреев от Амстердама до Украины, от Йемена до Салоник ликуют, превознося имя Саббатая, они бы испытали острое чувство разочарования – вот такого приема они желали своему учителю, вот такого ликования. Легенда говорит, что даже рационалист Бенедикт Спиноза собрался идти в Смирну к Саббатаю, да узнал о его отречении. Саббатая поддерживали бедные и богатые, ученые и неученые, верующие и скептики. Об Иисусе можно спорить: соблюдал ли Он заповеди и намеревался ли соблюдать их. Но на знамени Саббатая изначально было начертано отречение от заповедей – и даже это не оттолкнуло евреев.

Саббатианство было апофеозом иррационального иудаизма, существовавшего издревле и дожившего до наших дней наряду с нормативным, рационалистическим иудаизмом. Рационалистический иудаизм Рамбама, Виленского Гаона [47] , нашего современника профессора Исайи Лейбовича подчеркивал важность исполнения заповедей, традицию, отказ от мистики и экстаза. Как мы увидим в дальнейшем, именно это, на наш взгляд бесплодное, направление иудаизма было избрано израильской левой в качестве союзника – как менее опасное, нежели иррациональное течение. Рамбам писал о временах Мессии: «И при Мессии ничего не изменится: он не творит ни чудес, ни знамений, не воскрешает мертвых. Тора и ее законы останутся навеки. Мессия будет царь из дома Давидова, изучающий Тору и ведущий Израиль по пути Торы, который соберет изгнанников и отстроит Храм. Не ожидайте космических перемен…» Профессор Лейбович говорит еще проще: «В иудаизме нет ничего, кроме исполнения заповедей».

47

Виленский Гаон (Благочестивый Гаон) – талмудист и раввин Элияху бен Шломо Залман (1720–1797), один из выдающихся духовных авторитетов ортодоксального еврейства. – Ред.

Вторая, иррациональная, школа, школа каббалы, св. Ари [48] , Саббатая Цеви, Бешта [49] , хасидов и покойного рабби Кука, предвидела революционное преобразование иудаизма в нечто совершенно новое. «Раайя Меемана» [50] говорит о том, что с приходом Мессии даже Закон, Тора, будет изменен: вместо нашей Торы, Торы Справедливости, соответствующей Древу познания добра и зла, появится новый Завет, Завет Любви, соответствующий Древу жизни.

48

Св. Ари – один из создателей так называемой лурианской каббалы, Лурия Ицхак бен Шломо Ашкенази (1534–1572). – Ред.

49

Бешт – Исраэль бен Элиэзер Баал-Шем-Тов (ок. 1700–1760), основоположник и вдохновитель хасидизма в Восточной Европе. – Ред.

50

«Раайя Меемана» («Верный Пастырь») – часть трактата «Сефер ха-Зохар» (или просто «Зохар» – «Книга сияния»), дающая мистическое истолкование заповедям Торы.

Слова эти были написаны в Цфате в XV веке, когда в городе поселились беженцы из Испании, сефарды. Сефарды принесли с собой каббалу, возникшую среди евреев Испании, но именно здесь это учение было радикально изменено.

Если Галилея похожа на свою сестру Иудею, то Цфат подобен Иерусалиму. Он стоит на высокой горе и виден издалека, с берегов Кинерета. Видимо, на его огни указывал Иисус, стоя внизу, у озера, и говоря: «Вы – светоч мира. Город на горе нельзя спрятать» (Матф. 5:14). Трудно представить себе место, более располагающее к ностальгии, чем Цфат. Проходя по маленьким, поросшим травой-муравой дворикам Старого города, легко представить себе, что тут ты родился и вырос, что с этим рыжим котом играл в детстве и за этой девушкой с толстой косой ухаживал. Цфат менее экзотичен, чем Иерусалим, куда более обжит евреями, и в нем легко возникает иллюзия непрерывности или, по крайней мере, давности нашего пребывания в Святой земле в обычном, простом и понятном смысле. Цфат похож на еврейское местечко начала XX века, знакомое по картинам Шагала или по рассказам дедов: идиллия с белеными стенами хат на краю широкого и глубокого Вади-Амуд. Похож он и на еврейские кварталы старых испанских городов – Толедо, Кордовы, – как будто их принесли с собой изгнанники.