Чтоб знали! Избранное (сборник)

Наше многолетнее знакомство и обоюдное уважение казались мне прочной гарантией дружбы и её инвариантности. Но твоё последнее письмо, в котором вскользь и небрежно рука гения прошлась по слюнявым пузырям вопросов такой посредственности, как я, заставляет думать, что я ошибся относительно искренности наших взаимоотношений. Этот полу издевательский тон и читаемое между строк презрение ко мне как к личности, неверие в решительность моих замыслов и во вполне созревшие убеждения просто недостойны. Несолидно держать меня за незрелого мальчика, марионетку, все движения которой абсолютно обусловливаются качеством и количеством твоих ответов на вопросы. Ты сознательно унижаешь многогранность моего мироощущения, выпячивая один описываемый мною фактор, подразумевая, что за ним более ничего не стоит. Например, зачем издевательски посылать из-за океана намёк на то, что здоровая жена – хороню, но умная – лучше. Ведь в письме всего не скажешь, и в данном случае я делился лишь малой частью своих проблем, но именно той, в разрешении которой рассчитывал на твою консультацию, невозможную в наших условиях, а не на директиву: жениться – не жениться, брать с собой или не брать. Вот почему, Боря, мне обидно, что ты считаешь меня человеком второго сорта, недостойным внимательного и кропотливого отношения в переписке. Я понимаю, что с Сергеем тебя связывают глубокие творческие взаимоотношения, но ведь и мы были интеллектуально близки! Короче, так: я буду рад в следующем письме узнать, что твоя гордыня – от лукавого, что мы – друзья и наши слабости взаимноуважаемы как противоположности. Если же все не так, то будь честен, прямо сообщи мне об этом, и мы не будем обременять друг друга.

Ты как-то предлагал пошуметь за меня. Думаю, что теперь такое время настало. Я человек невезучий, всё, чего достигал, давалось нелегко. Иногда закрадывались мысли самые последние, а не наложить ли на себя? Сейчас хотя кризис и не миновал, но уже не такой острый. Всё-таки жить хочется.

У нас с каждым днём всё хуже, цены растут – еле свожу концы с концами.

Пиши, дорогой. Я ведь ещё не чучело и надеюсь на победу.

Твой друг Аркадий

БОРИС – АРКАДИЮ

Аркаша, друг!

Вчера получил твоё письмо с сообщением об отказе. Письмо пришло через Финляндию. Теперь слушай! Не смей отчаиваться ни при каких обстоятельствах!

Сегодня и уже вчера я связался и связываюсь с огромным числом людей и организаций. Среди них сенаторы, конгрессмены и другие влиятельные люди. Они уже помогли многим. На днях высылаю тебе посылку с предварительной оплатой пошлины. Это значит, что ты ничего при её получении платить не должен.

Срочно вышли мне номер твоего телефона, я постараюсь тебе дозвониться, если соединят с вашей дырой. Напиши мне адреса всех твоих родственников в США и в Израиле. Укажи дату отказа и когда ты можешь подавать опять. А также место работы, прошлой и настоящей.

Я завёл на тебя толстую папку, как Остап Бендер на Корейко, куда подшиты все твои письма, а также туда идут корреспонденция и документы по твоему вызволению. Пытаюсь найти тебе невесту-американку, которая могла бы приехать и выйти за тебя, но это сопряжено с колоссальными трудностями. Настойчиво тебе советую учить английский язык. Причём не разговорный, который по книжкам всё равно не выучишь. Доставай художественную и техническую литературу и читай, и читай – набирай запас слов и зубри грамматику. Имея это, на месте заговоришь через пару недель.

Аркаша, знай, что я бьюсь за тебя и многие люди тоже. Вспоминай об этом, когда становится тяжело.

Обнимаю.

Твой Бор.

ЗОЯ – БОРИСУ

Здравствуй, родной Боря!

Ну, ты больше не расстраиваешься? Я, честно говоря, долго не могла уснуть после нашего телефонного разговора. И только по одной причине – мне было тяжело, что я огорчила тебя. Ночью мне снились твои губы. Родной, ведь это не я, а судьба определяет наше будущее. И выбрось из головы, что я чего-то от тебя требую. Ты волен делать всё, что тебе хочется.

С наступающим Новым годом! Надеюсь, в новом году ты получишь то, чего ты так ищешь! Посылаю свою фотографию, чтобы ты меня окончательно не забыл.

Твоя и только твоя 3.

БОРИС – ЗОЕ

Зи, возжеланная!

С Новым годом! Желаю тебе превеликих радостей и блаженств!

Хоть и нет тебя дома и ты шастаешь по Парижам, решил написать тебе, чтобы, когда ты вернёшься, письмо уже поджидало тебя в почтовом ящике и согрело тебя с дороги. Обещаю не расспрашивать о твоих приключениях в городе любви, так как ты столь зорко охраняешь границы своей личной жизни. Смею заметить, между прочим, что люди скрывают свою личную жизнь оттого, что в ней они делают всё противоположное тому, что они проповедуют в жизни общественной.

Своим письмом ты опять окунула меня в своё тепло, от которого я был отторгнут письмом предыдущим, да и твоим изменением планов. Но ты сделала ещё одно изменение – и я снова в восторге, ожидая тебя. Надеюсь, что за это время ты не надумаешь опять передумать, потому что я уж в таком ожидании нахожусь, что, если теперь что случится, то я и ошалеть могу.

Фотография твоя – замечательная, ну, кинозвезда, да и только.

Я смотрю на неё и жажду увидеть тебя воочию, взяться за тебя, прильнуть к твоим живительным источникам. Поговорить с тобой желается также крепко. Я уже сейчас грущу и скучаю по тебе, представляя, как ты улетаешь от меня после своего даже ещё не начавшегося приезда. Мне так часто хочется обратиться к тебе, поделиться мыслью, шуткой и, уж конечно, желанием, и то, что ты так далеко, меня гнетёт и удручает. Может быть, тебе удастся сделать несколько звонков по поводу своей работы прямо из N-ска. Если у тебя ещё не подготовлено резюме, привези его с собой, и я наберу его на «Макинтоше» в твоём присутствии, так что ты сможешь посмотреть на возможные варианты расположения текста и выбрать, какой тебе больше по душе.

Позвони мне, пожалуйста, как только приедешь из своего путешествия, чтобы убедить меня в своём существовании, а то, хотя вот лежат твои фотографии, мне начинает казаться, что ты мне только привиделась и причувствовалась.

Целую тебя во все места.

Твой Б.

МАРИЯ – БОРИСУ

Вы знаете, Боря, это ужасно странно, но меня почему-то расстроило Ваше письмо. Даже не пойму, что именно. Может быть, общий тон? Скорее не расстроило, а так, царапнуло, будто ногтём по шёлку. Бр-р-р! Ладно, оставим это.

И никакой это не романтический портрет, а фрагмент к большой картине с несколькими персонажами. Так что – пальцем в небо.

Боря, я немного хандрю сегодня. Наверное, не следовало бы писать сразу. По крайней мере так никогда бы не поступила женщина, которая знакомится по письмам. Да ладно, что же теперь? Сегодня ещё один год начинается. Тоска! Но поздравления с Н.Г. всё-таки примите от

Марии

БОРИС – МАРИИ

Здравствуйте, Мария!

Раз уж Вам так понравились мои рассказы, то шлю Вам один, который по глупости изъял из книжки, но без которого она не закончена. Там кое-какие эпизоды списаны с омерзительных отношений семейной пары, которая узнала себя в героях, когда я показал им вёрстку, и разобиделась. Я смалодушничал и, чтобы их не убивать совсем, убрал рассказ супротив воли издателя, который утверждал, что делать этого не следует, поскольку он, не зная той пары, узнал в рассказе дюжину других семей, ему знакомых. Я же сыграл в благородного дурака и настоял на изъятии. Но это не помогло, и счастливосемейная парочка рассвирепела на меня, победно продолжая, невзирая ни на что, свои гибельные отношения.

Было чрезвычайно симпатично с Вами поговорить.

Жажду очного знакомства.

Пишите, звоните, объявляйтесь.

Ваш Борис

БОРИС – СЕРГЕЮ

Серёг – где же ты? Я тут один, как перст, поскольку бабьё – не в счёт.

Ох уж эти Зои и Марии – невольно становишься Зоилом и мараешь их. (Мария – это М. расшифрованное, дерьмом фаршированное.)

А вот Юля оказалась чудесной, но, увы, не во всём. Приехал я в её городок в восемь вечера, устроив себе командировку в город неподалёку. Позвонил ей, а мать её говорит, что она в ресторане играет до одиннадцати, и даёт мне название ресторана. Я заехал в гостиницу, принял душ, переоделся и поехал.

Вхожу. Полупустой зал, полутемень, на сцене рояль, освещённый, а за ним сидит девушка. И сердце у меня привычно упало – не то. Милая, нежная, но совершенно без сексуальной изюминки. У меня был порыв повернуться и уйти. Но я сдержался, подумав, что уж коль приехал, то пообщаемся. Она повернула голову, увидела меня у входа, но я был в темноте и разглядеть меня ей было трудно. Она опять повернулась к нотам. «Даже без нот поимпровизировать не может», – подумал я, продолжая разочаровываться, и последовал за метрдотелем, который повёл меня ближе к сцене. Я попросил отдельную кабинку. Юля играла смесь советских и американских мелодий. Советские звучали омерзительно вследствие своего происхождения, а американские – осовеченно вследствие происхождения Юли.