Чтоб знали! Избранное (сборник)
Шрифт:
В словесных красивостях о любви половые органы почему-то заменяются сердцем, а не лёгкими или печенью. Так что когда романтики говорят, что в сердце пожар желания, нетрудно представить истинное место пожара.
Назойливая Зойка мигом возмечтала начать искать работу в нашем городе, чтобы перебраться ко мне поближе. Я лишь подливал масла в огонь – мне-то что? – пущай лишняя пизда рядом готовая лежит.
Вот такие дела. Самое приятное из всего, что говорили всю дорогу по-русски, и я вспоминал, как разговаривают с женщиной на родном языке, ведь у меня лет семь сплошные американки идут. На что вовсе не жалуюсь, главное – чтобы шли. О, женщины! О, разные!
Будь здоров и писать не ленись.
Б.
Здравствуй, сладкая Зизи!
Разговоры разговорами, а писать тебе мне тоже хочется. Я всё смакую в памяти каждую минуту нашего
Я так отчётливо помню ощущение пребывания в тебе, влажной и горячей, протыкающей себя мною и щебечущей мне в ухо дивные признания, что могу запросто лезть по отвесной стене без всякой опасности упасть с неё. Вскоре под влиянием страсти к тебе я смогу переквалифицироваться в скалолазы.
Но что совершенно серьёзно, так это то, что я хочу тебя поблизости. Извини, что повторяюсь, но ничего в голову пока больше не идёт. А это должно тебя радовать.
Я обнаружил, что так и не знаю твоего домашнего адреса, а потому пишу тебе на работу – это ты нарочно мне его не дала, чтобы я к тебе не явился без предупреждения, а?
Целую тебя повсюду.
Твой Боря
Мне было не только интересно, но – самое главное – очень и очень приятно с тобой. Время пролетело мгновенно, как в чудном сне, оставив блаженные воспоминания. Приезжай ко мне в гости, я буду безумно рада.
Посылаю тебе книгу Кундеры. Если ты ещё не читал его, то, я думаю, получишь от этой книги большое удовольствие – даже на английском языке.
Крепко целую.
Твоя Зизи
Добрый день, желанная Зайка!
Шлю тебе адреса компаний нашего города, которые будут жадны до твоих биологических познаний, как я – до твоих тела и души. Близость твоя мне требуется необыкновенно, и я мечтаю, чтобы ты жила если не со мной, то, уж во всяком случае, рядом со мной.
Мы оба в нашем зрелом возрасте осторожны и, как писал Баратынский, не «даём поспешные обеты, смешные, может быть, всевидящей судьбе». Это не признак цинизма, которого ты так разумно сторонишься, а знак наших усилий избежать повторения былых ошибок, причины которых лежат в «поспешности» наших желаний. Я не хочу приуменьшать их значимость, ибо они являются основой зарождения отношений, но, как ты прекрасно понимаешь, для продолжения отношений этих желаний часто оказывается недостаточно. Поэтому нам надо побыть вместе подольше, чем нам довелось, чтобы наши встречи не омрачались необходимостью скорой и дальней разлуки, чтобы мы могли вкушать друг друга беспрепятственно и долго. Это станет реальным, только если ты переедешь в N-ск. Уверен, что такой переезд не идёт вразрез с твоими планами, при условии, что ты найдёшь работу, которая тебе будет по нраву.
Если из наших отношений не вырастет огромный дуб, что ж, мы будем радоваться стройной берёзке, которая всегда навевает прекрасные мысли и чувства. Другими словами – как мы можем знать, что случится с нами, если мы не позволим этому случиться?
Я нескончаемо мечтаю о нашей близости. Только в своих фантазиях мы обладаем полной свободой, но ощутить её мы можем лишь тогда, когда находим силы признаться себе в этих фантазиях.
Полный подобных мыслей, скучая по тебе, я так настойчиво зову тебя приблизиться ко мне. Единственный риск, который, по-видимому, тревожит больше тебя, чем меня, – это «напрасная потеря времени», если твои мечты со мной не сбудутся. Но можно ли считать потерей времени то, от чего получаешь бесспорное наслаждение? Потеря времени возникает лишь тогда, когда делаешь что-то через силу, подавляя в себе отвращение или равнодушие. Но ты – человек, который, как мне кажется, не будет смиряться с таким состоянием в себе, да и я не таков, так что истинная потеря времени нам не грозит. Жизнь не часто одаривает близостью, которую нам посчастливилось испытать друг с другом, и было бы постыдно пренебречь возможностью продлить и углубить нашу близость. На этот раз дело за тобой, а я буду всеми силами помогать тебе двигаться в моём направлении.
Долго целую все твои губы.
Твой
Здравствуй, родной Боря!
Не обижайся, но «Боренька»
не получается. Вполне возможно, что со временем я начну называть тебя другими ласковыми именами, и тогда необходимость в «Бореньке» совсем отпадёт.Хочешь верь, хочешь не верь, но я уже не представляю своего существования без твоих писем. Конверт с адресами фирм я открывала с боязнью не обнаружить в нём весточки от тебя. Ну, скажи, пожалуйста, не это ли первый признак наркотического действия твоих писем на меня? Может быть, оттого, что я соглашаюсь с каждым твоим словом не только разумом, но и душой, письма твои будят во мне глубоко захороненные чувства, которыми до конца я не поделилась ни с одним мужчиной в Америке. Не ожидала я такой милости, найти близкого по духу среди русских. Только пойми меня правильно. С русскими, несмотря на общий язык и культуру, как правило, ничего общего не появляется (хотя есть исключения). Я не американка по натуре и никогда ею не стану, но русское панибратство, хамство и тяга к экстремизму у меня вызывают большую неприязнь. Впрочем, ты и сам так думаешь.
Знаешь, что мне очень нравится в тебе на данном этапе – отсутствие шаблонного романтизма. Искренность твоих писем даёт наслаждение, которое нельзя заменить вагоном алых роз. Витание в облаках без какой-либо земной опоры не вызывает у меня восхищения. Я слишком люблю земную жизнь, и отрываться от неё у меня нет никакого желания. Я вижу и чувствую красоту в земном, а не в небесном. И поэтому, как правило, «пустые» ухаживания за мной только отдаляют меня от мужчины. С тобой было всё иначе, искренне, но страшно быстро. Боялась ли я? Да. Боялась возможной душевной боли. Я и сейчас боюсь, только по-другому. Я ничего не загадываю, Бог нам судья.
Целую тебя во все места и останавливаюсь на самом главном – твоих губах.
Всегда твоя Зизи
Зизи, сладкая-далёкая-близкая!
Получил твоё письмо, обдавшее меня твоим вожделенным теплом и трепетом. А также открытку, рассмешившую меня чёрным юморком, который мы воспринимаем так схоже. Я же потчую тебя обыкновенной писчей бумагой, со сплошным текстом, не прерываемым картинками. Но зато и трепету моему там хватает места.
Первым порывом моим было броситься звонить тебе, но через секунду я остановил себя (правда, ненадолго – звонить я тебе всё равно скоро буду), потому что письмо позволяет высказать то, что всегда остаётся не договорённым в телефонном разговоре. И не потому, что это невозможно высказать, а лишь потому, что письмо – это монолог, который позволяет, не торопясь, изъявить свои мысли и чувства в словах, выверенных раздумьем над ними. Наверно, поэтому я увидел в твоём письме слова, которые полны для меня такого радостного значения и смысла.
Вскоре я должен ехать в командировку в Индию с залётом на Тайвань. (Будь я Лесковым, я бы там написал произведение «Тайпейный художник».) Кроме того, на меня свалилась куча дел по бизнесу, переложить которые мне просто не на кого. Всё это я пишу к тому, что у меня не будет возможности прилететь к тебе в ближайшее время, а быть с тобой, или хотя бы побыть с тобой, мне жарко хочется. Как видишь, остаётся единственный выход – ещё один твой временный приезд, пока он не превратится в переезд.
Как было бы здорово, если бы тебя вызвали на срочное интервью в N-ск. Но будет не менее здорово, если ты приедешь просто ко мне. На предпраздничные дни (и ночи). Финансовые условия те же – 50/50. Я верю, что ты не подумаешь, будто я жмотничаю, не предлагая взять все расходы на себя. Я хочу основывать наши отношения на обоюдности нашего влечения друг к другу, равенство силы которого молчаливо подтверждается равенством финансового участия в осуществлении наших встреч.
Вот я опять перечитываю твоё письмо, и счастливое возбуждение охватывает меня. С первой минуты нашей встречи я заметил, как ты старательно утаивала глубины своих мыслей (и, конечно, тела, но это было чуть позже). Такое поведение не является странным, но у тебя эта «скрытность» была особенно заметна, и мне это нравилось, так как я и сам не люблю людей с душой нараспашку. И чем отчётливее я видел это, тем острей мне хотелось добраться до твоих глубин, которые, как я предчувствовал, таят в себе сокровища. Я не ошибся – они стали мне открываться не сразу, не полностью, но от этого не менее чудесно. Ещё более они приоткрылись мне через твоё последнее письмо, где ты решилась высказать мысли и чувства столь близкие и подобные моим, что радость моя от встречи с тобой перестала придерживаться всяких границ. Я весь погружён в воспоминания и смакование каждого мгновения наших объятий и разговоров, поцелуев и гуляний по музеям, соитий и умиротворённого молчания. Я корю себя, что не целовал тебя чаще, не обнимал крепче, не оставался в тебе дольше. А точнее, почему наши поцелуи и объятия не длились без всяких перерывов с ночи пятницы до времени твоего отъезда?