Чтоб знали! Избранное (сборник)

Папа – известный композитор, умер десять лет назад. Мама – всю жизнь папина жена. Я закончила электротехнический институт, а когда начала работать в почтовом ящике, поняла, что с этим мне не по пути, и ушла в ювелирку.

Вышла замуж и родила Светланку.

Я всё уговаривала мужа уехать. Наконец подали документы и сели в отказ на 10 лет. Три года на уговоры плюс 10 лет отказа, итого 13 лет – треть моей жизни как в тылу врага.

Приехали в Америку. Прожили 4 месяца (здесь должно быть объяснение, почему я разошлась с мужем).

Итак, подвожу баланс:

В Америке почти год.

Родные – ни одного человека, кроме дочки.

Друзья здесь – только вновь приобретённые, то есть знакомые.

Язык – оставляет желать много лучшего.

Профессии – нет.

Настроение – как зебра.

Состояние сердца – настрадалась так, что кажется, человеческое сердце не способно всё это вынести. Но как сказал мне один мудрый старик, поздравляя с Новым годом: «Что же ты, глупышка, сетуешь, что год прошёл впустую! Ты же выстояла, не наложила на себя руки и не сошла с ума. А это победа, да ещё какая!»

Состояние души – одна большая кровоточащая рана. Затянется ли она? (После «состояние души» всё зачёркнуто, но так, чтобы можно было прочитать. – Примечание Бориса.) Всё не те слова. Не могу охарактеризовать. Плохо.

Состояние внешности – удовлетворительное, пока люди не заглядывают глубоко в глаза. Как заглянут – шарахаются.

Вот, Боря, рассказала, что смогла. По крайней мере, честно, без розовой дымки, так как ложь не переношу всем нутром своим.

Хочу ли я счастья? Конечно, хочу! (Кто же не хочет?) Только всё время помню слова Мандельштама, которые он твердил своей Надежде: «И кто тебе внушил такую дурацкую мысль, что ты обязательно должна быть счастлива?» Вот это уже точно про меня. Поэтому-то меня так взбесило Ваше объявление. Вы так опрометчиво пообещали сделать женщину счастливой. А сейчас пропускаете кандидаток через сито. Откалибровываете. Этих в одну сторону – можно ещё поговорить. А тех – на выброс. Шлак.

Ладно. Понесло меня. Простите.

Боря, если Вы всё-таки решитесь мне ответить после такого почти обнажённого портрета, напишите о себе хотя бы что-нибудь. Не из брошюры. Ну, что можете. А вот сейчас совсем «зарвусь». Если Вы всё-таки будете мне писать, пожалуйста, не печатайте. Терпеть не могу официального шрифта в личных письмах. А потом, по почерку гораздо больше можно узнать о человеке.

Всего хорошего.

Мария

БОРИС – МАРИИ

Милая Мария!

Зачем боксёрство: гонг, раунд? Не хочу с женщинами биться, хочу любиться. Обнажённость же портрета всегда притягивает, так что не опасайтесь.

Спасибо за попытку правды. Не то, что подозреваю Вас в неправде, а то, что правда всегда исчезает при попытке прикоснуться к ней. Когда на меня находит разное – я пишу. Вам же повторяю сказанное кем-то: «Господи, избавь меня от страданий телесных, а от душевных я как-нибудь и сам избавлюсь». Вы здоровы (надеюсь), молоды (относительно), есть дочка (любимая и здоровая). Ну, остались без мужа. Туда ему и дорога, коль исчез. Конечно, «одиночество – страшное дело» (самоцитирую). Но шевелитесь, отвечайте на разные там объявления и пр., и отыщется кто-нибудь незряшный. Вот я, например, корреспондентом Вашим заделался. Не густо, но всё-таки.

О себе? Ладно. 12 лет американец. По сей день счастлив, что убёг из проклятой Богом и людьми Сов. России. Инженерство снабдило меня ненавистной работой, которая позволила мне облететь шарик несколько раз да иметь денежки на сносную (по американским масштабам) жизнь. Вот пишу в оставшееся от работы время, которого непростительно мало. Уже не помню, что Вам говорил по телефону, но скажу, что был женат, от чего осталось ощущение недоумения – а зачем нужно было жениться? Чтобы угодить обществу? Детей не завелось осознанно, поскольку жена не была матерью по духу, да и брак наш был ультракороткий – единственное его хорошее свойство.

Простите, что не выполняю Вашу просьбу и не пишу вручную. Не могу себя заставить делать сие, когда рядом «Макинтошик». Как-нибудь в следующий раз, когда буду писать Вам с необитаемого острова, тогда из бутылки Вы вынете моё рукописное послание.

Что же касается обещания сделать женщину счастливой, то счастье, как Вам известно, не в состоянии, а в смене состояний (по Фрейду). Так что осчастливливать непрерывно мне не удастся, а периодами – вполне. И весьма длинными.

Устал откровенничать. Ваша очередь.

Будьте здоровы.

А с фото как всё-таки? Неужто так и не пошлёте? Нехорошо.

Борис

ЮЛЯ – БОРИСУ

Здравствуй, Боря!

Ты, наверно, очень удивишься, получив моё письмо. По идее, я должна была сидеть и ждать, когда ты дашь о себе знать, но прошло уже четыре дня, и я решила больше не терпеть. Просто думаю, что после этого мне станет легче.

Я не собираюсь тебе объясняться в любви, не пугайся. Просто хочу поблагодарить за те дни, которые ты провёл со мной. За то, что я ни о чём не жалею. Ты был прав, я бы жалела, если бы не решилась.

Я думаю, ты знаешь (а если не знаешь, то я желаю тебе, чтоб ты никогда этого не узнал), что самое ужасное – это ждать чего-то. Я считаю, что мы должны щадить друг друга, что люди должны щадить друг друга. По-моему, сейчас возникла такая ситуация, при которой ты должен пощадить меня. Конечно, слово «должен» здесь совершенно не подходит, ведь я не имею права что-либо требовать от тебя. Это только просьба. Я знаю, что написать легче, чем сказать.

Поэтому прошу тебя, если ты собираешься как-то продолжать наши отношения, то я бы хотела об этом знать.

Если нет, то тоже. Пусть мне вначале будет тяжело, но это жизнь, всё пройдёт когда-нибудь. Я хочу, чтобы мы всегда говорили друг другу только правду. Ты только не подумай, что я требую каких-то экстренных решений, только то, что ты чувствуешь на сегодняшний момент.

Надеюсь, что ты ответишь.

Юля

МАРИЯ – БОРИСУ

Боря, Боря!

Что мне Вам ответить, корреспондент Вы мой дорогой?

Не поняли Вы меня, не боксёрство это, не позёрство.

Неприемлемы для меня Ваши советы, хотя и правильны. Я – барышня из гордых. По объявлениям не знакомлюсь.

Вы – чистая случайность.

Нет у меня цели заловить мужа. Да и не до этого. Есть более важные дела, с собой бы справиться да на ножки встать. Одно утешение, я – в Америке. И надо сказать, что это очень большое утешение.

Много воды должно утечь, пока забудется, зарубцуется. Или встряска нужна хорошая, чтобы душа встрепенулась, хоть немножко крылышки расправила.

Пытаюсь, пытаюсь справиться с собой. Пока плохо получается. Не я плачу – гордость моя плачет. Сама себя не узнаю.