Чудеса за третьей дверью

— Они вредят людям?

— Избегают вас.

— А есть причина?

— Была, — вздохнул гоблин. — Сперва друиды, считавшие себя сильнее и умнее. Надо сказать, не без оснований — их слово некоторых из фейри могло согнуть в бараний рог. А трудно говорить с кем-то на равных и уважительно, когда ты согнут в бараний рог. Потом пришли христианские священники, и их слово было ничуть не слабее. Да ещё добавились колокола. Есть фейри и духи, которые не переносят колокольный звон. К тому же приходило всё больше лесорубов, углежогов, крестьян. Леса начали отступать, а тех, кто в них жил, становилось всё меньше и меньше.

Зашуршали прошлогодние папоротники, и к ним вернулся Руй. На голове у кота был маленький веночек из синих цветов пролески. Зелёные глаза возбуждённо горели.

— Ну вот, полюбуйтесь, — усмехнулся гоблин. — Много их?

Кот кивнул.

— Замечательно, — Дуфф потянул носом воздух, с прищуром прикинул направление, где на поляне играли музыканты — и взял заметно левее. — Не будем мешать веселью.

* * *

Домой они возвращались уже в сумерках, так что часть пути Руй проделал в обычном облике, бережно спрятав полученный от дриады веночек в карман своей куртки. За день они наткнулись ещё на три полянки, где веселился лесной народ, отмечая начало нового года. Всякий раз Руй отправлялся на разведку, но — как он рассказал, едва снова смог говорить — только первое сборище было действительно большим. На остальных плясали совсем маленькие компании.

Тем не менее, Дуфф остался очень доволен их экспедицией. Степан же не знал, что и думать. Он вдруг понял, что удивительно быстро привык к домовому, гоблину и гномам. Даже русалка в пруду теперь казалась чем-то вполне естественным. И хотя хозяин шато ощущал беспокойство из-за неизвестных любителей выть по ночам, он всё же не воспринимал их как непосредственную угрозу. Этот мир, открывшийся ему за последние дни, был относительно небольшим, по-своему уютным и в общем-то понятным.

Но вот за какие-то часы границы мира фейри внезапно раздвинулись, и рябь от камушка, брошенного в тихую воду пруда, превратилась в настоящие океанские волны. Степан невольно вздрагивал, представляя себе, насколько далеко могли зайти последствия его случайной царапины и измазанной в крови волчьей фигурки. Эльфы, фавны и дриады веселились на полянах, древний лес Кенекан возвращался к своей подлинной жизни — той, которую он знал ещё до прихода в эти края людей. И человек задавался вопросом, имеет ли он вообще право претендовать на место в этом изменившемся мире.

Руй, похоже, распознал сомнения Степана, потому что когда они добрались домой и позволили себе, прежде чем заняться ужином, ненадолго передохнуть у камина, домовой тихонько тронул человека за руку:

— Не терзайтесь, хозяин. Может быть, это было предначертано судьбой, и вы не могли бы ничего изменить, даже если б захотели. А может быть, и могли бы — но спросите себя, стали бы?

Степан мгновение-другое подумал, и с лёгкой улыбкой покачал головой:

— Нет.

Глаза лютена блеснули зелёным, он улыбнулся, но ничего не сказал. Даже Дуфф, у которого всегда было в запасе острое словцо, в этот раз счёл нужным промолчать. Они посидели ещё немного, потом Степан поднялся:

— Если я сейчас не займусь готовкой, засну в кресле.

Руй подтащил к плите стул, Дуфф завозился у холодильника, доставая продукты.

Стук в дверь был негромким, даже робким. Фейри удивлённо подняли головы. Степан взглянул в окно. За стеклом в уже сгустившихся сумерках был различим одинокий человеческий силуэт. Руй торопливо превратился в кота. Дуфф, натянув очки, быстро обматывал голову шешем.

— Я что, не запер ворота? — спросил хозяин шато, делая шаг к двери. Стук повторился. Степан быстро оглянулся, убеждаясь, что его друзья готовы к незваному гостю. Открыл дверь — и попятился.

«Только привидений мне не хватало!» — мелькнула безумная мысль.

На пороге шато стояла девушка. Девушка со старой фотографии, хранившейся в витрине вместе с деревянной фигуркой и армейским жетоном.

Глава 13. Два друга

— Месье Мишоне? — неуверенно спросило «привидение», не решаясь переступить порог.

— Не-ет, — так же неуверенно протянул Степан.

— А месье Мишоне дома?

— Боюсь, месье Мишоне умер.

«Привидение» ахнуло. Небольшая спортивная сумка, которую оно держало в руках, упала на каменные плиты дорожки.

— Не хотите войти?

Девушка нерешительно посмотрела через его плечо. «Старый Али» у стола с равнодушным видом нарезал ветчину и сыр. В кресле у камина, положив морду на подлокотник и рассматривая беседовавших на пороге людей, устроился большой рыжий кот.

— Если месье Мишоне умер, то кто вы?

— Его племянник. Степан Кузьмин.

Девушка сосредоточенно нахмурилась.

— Вы не француз?

— Нет. Я русский.

Словно это что-то подтверждало, незнакомка кивнула и, подняв свою сумку, шагнула через порог. Степан щёлкнул выключателем — они с фейри привыкли к освещению от камина, но ему, с одной стороны, не хотелось пугать девушку, а, с другой, хотелось её как следует рассмотреть.

— Присаживайтесь, — мужчина подвинул незнакомке стул. Он уже понял, что ошибся, но ошибся лишь отчасти. Лицо ночной гостьи было копией лица с фотографии: тот же тонкий нос, та же линия рта с изящной ложбинкой над верхней губой. Тот же миндалевидный разрез глаз — только у девушки, устало опустившейся на стул возле стола, глаза были не карими, а тёмно-серыми, как предгрозовое небо. Другими были и волосы: «привидение» оказалось блондинкой, а не брюнеткой. Конечно, волосы можно было и перекрасить, но Степан, едва включив свет, сообразил, что будь гостья той девушкой с фото, ей сейчас должно было быть не около двадцати лет, а никак не меньше сорока.

— Месье Али, мой садовник, — представил гоблина Степан. Дуфф вежливо склонил голову.

— Добрый вечер, мадемуазель.

— Месье Руй, — указал на кота Степан. — А вы?..

— Ника, — гостья поставила свою сумку на пол.

— Очень приятно, — он выжидающе смотрел на девушку. Та слабо улыбнулась:

— Моё полное имя Даница Вукович. Но Ника проще и привычнее.

— Значит, вы тоже не француженка? — пошутил Степан.

— Я сербка.

— Так зачем вам был нужен месье Мишоне?

— Потому что, — девушка замялась, но потом взглянула мужчине прямо в глаза и решительно закончила, — потому что он, возможно, мой отец.

— Ай! — «Старый Али» сунул в рот обрезанный палец. Кот приподнял голову с подлокотника кресла. Степан в изумлении смотрел на гостью.

— Простите, но почему вы так решили?

Вместо ответа Ника достала из внутреннего кармана курточки кошелёк, а из кошелька — сложенный в несколько раз листок, и, развернув его, протянула Степану. Это оказалось письмо, продублированное на русском и французском языках. Листок столько раз разворачивали и складывали снова, что сгибы местами прорвались, и были аккуратно подклеены прозрачным скотчем. Осторожно разложив письмо перед собой на столе, Степан принялся читать вслух, чтобы Дуфф и Руй тоже могли узнать содержание.

«Дорогая Милица!

Наверное, это письмо для тебя будет словно письмо с того света, но это действительно я. Я жив, и очень рад, что наконец-то разыскал тебя!

Прости, что поиски так затянулись. Я тогда почти полгода пробыл в госпитале, потом долго восстанавливался, а когда вернулся в строй — получил новое назначение, но уже не на Балканы. Я пытался отыскать тебя или кого-то из твоей семьи, но из этого ничего не вышло. После выхода в отставку продолжил поиски, когда это стало возможно — прилетел в Боснию, как частное лицо. Оказалось, что Борака больше нет, только старое кладбище и братские могилы на его окраине.