Чудовище
Шрифт:
– Он выгнал меня из дома.
– Ты сбежала.
– Потому что он псих!
– А ты что устроила? – Мама бросила на меня сердитый взгляд, и в крови моей вскипел адреналин. – Да, я про кофе. Зачем ты налила ему слабительное? О чем ты вообще думала?
– Он толкнул меня на стену!
– Чтобы утихомирить.
– Потому что он садист!
Ну вот. Я это сказала. Слова мои отдались эхом в комнате.
Мама застыла как вкопанная.
– Он хоть раз тебя ударил?
– Я не это имела в виду.
– Или приставал к тебе?
– Еще не хватало!
– Тогда о чем?
О том, что она словно хрупкая лодочка, которую тащит за собой огромный корабль, чтобы разбить вдребезги.
– Он смотрит на женщин как на пустое место.
Мама подняла глаза.
– То есть теперь он у нас женоненавистник?
– Ведь не все женщины постоянно ревут, как ты. Не все мужчины обвиняют девочек-подростков во всем на свете, как Джон меня. И зачем Айрис все время быть паинькой? Помнишь случай с деревом? Помнишь, как Джон обвинил нас в том, что Айрис упала?
– Ну уж в этом-то он точно не виноват.
– Нет, виноват! Я потому и потащила ее гулять, чтобы она не слышала, как вы орете.
– Эдак кого угодно можно обвинить в чем угодно. Меня за то, что я сбежала, того, кто оставил пенек в траве, дерево – за то, что выросло слишком высоко, соседку за то, что не выглянула вовремя в окно и не остановила вас.
– Или меня за то, что я помогла Айрис залезть на дерево?
– Именно.
– А кто тогда виноват в том, что Джон психанул на обратном пути из больницы?
Мама покачала головой.
– Не знаю. Я вообще такого не помню.
– Я выбросила карты из машины, и он на меня наорал.
– Значит, ты виновата.
– Даже если я сделала это, чтобы тебе помочь?
– В каком смысле?
Между нами повисло напряжение. Мы впились друг в друга взглядами.
– Он перестал орать на тебя и наорал на меня, – пояснила я.
– То есть ты хочешь сказать, что специально все это устроила?
– Да.
– Ты швыряешься стульями и громишь кухню ради какого-то великого замысла?
– Видишь, мам? Ты его все время защищаешь, а ведь это он во всем виноват.
– Перестань с ним воевать, – сверкая глазами, напустилась на меня мама. – Он станет моим мужем. И твоим отцом. У нас будет счастливая семья, и тебе тоже будет хорошо.
Неужели она правда считает, что меня можно осчастливить насильно? Я встала с кровати, подошла к окну, посмотрела в окно на дерево.
Много лет назад я выбросила в окно машины карты, и Джон, точно по волшебству, обратил свою злость на меня. Пару недель назад я вышвырнула в окно его ноутбук. Ну и между этими двумя случаями происходило много всякого разного. Замысел не замысел, но что-то все-таки в этом есть…
А если бы я всего этого не сделала, Джон бы донимал маму неделями. Изматывал бы сперва встречными обвинениями, потом молчанкой. Не смотрел бы ей в глаза, не отвечал на вопросы. Ел и спал отдельно. С Айрис вел бы себя как обычно, чтобы мама знала: он наказывает именно ее. Приходил бы с работы на ночь глядя, а иногда и вовсе не возвращался. А мама повторяла бы: «Куда ты идешь? Почему ты снова так со мной? Что я такого сделала? Скажи, что мне делать?» Нет, она выполняла бы все свои обязанности – ходила по магазинам, готовила, убирала, помнила, что у нее вроде как есть дети, – но как-то вяло, словно ее жизнь лишилась красок.
Почему я это поняла только что?
Как же мама-то этого не понимает?
Она же должна защищать нас, а вместо этого ходит на цыпочках вокруг Джона. А если из-за чего и злится, так только из-за его измен.
– Он не станет хранить тебе верность, – заметила я.
– Ты этого знать не можешь, – отрезала мама. – Ты еще слишком мала и не понимаешь, что значит простить и жить дальше.
– От того, что ты его простишь, он не перестанет быть бабником. Просто теперь он будет знать, что измена сойдет ему с рук.
– Как ты можешь такое говорить? И вообще, не лезь не в свое дело!
– Наверняка они до сих пор встречаются. – Я повернулась от окна.
– Лекс, я тебя предупредила.
– Ты же не знаешь наверняка.
– Хватит! – Мама подскочила ко мне. Я думала, она меня ударит, но она просто стояла передо мной, и я поняла, что она сейчас скажет мне что-то ужасное. – Отношения – сложная штука. Тебе ли не знать. Про других гадости говоришь, а сама втюрилась в парня, которому ты вообще до лампочки.
– Ты о чем?
– О тебе с Кассом и о вашем тайном романе, который существует только в твоей голове. – Мама пригладила волосы. – Наверное, надо было мне раньше тебе это сказать. Но я думала, что ты сама это перерастешь и перестанешь его донимать.
Я молчала. Меня вдруг пробрал озноб.
– Ну давай, скажи что-нибудь, – не унималась мама. – Скажи, что понимаешь, о чем я. А то ты все время только злишься и дуешься.
– Потому что ты несешь чушь! Ты ничего не знаешь о нас с Кассом.
– Лекс, доченька, – мама попыталась меня обнять, – ну не плачь.
Я оттолкнула ее. Мне противно было находиться с ней рядом. Она слаба и смешна. Разве она что-то понимает в любви?
30
Я похлопала Касса по плечу.
– Привет, – сказала я.
Он обернулся, расплылся в улыбке, но она моментально испарилась, стоило ему осознать, что меня не должно быть в баре в Манчестере дождливым вечером в четверг.
– Лекс, Господи, что случилось? Что ты здесь делаешь?
Я почувствовала, что сидевшие с Кассом за столом две девушки и парень рассматривают меня с любопытством. Они замолчали. Догадались, что я для Касса что-то значу.
– Приехала тебя повидать, – ответила я.
– Одна? – Касс посмотрел мне за спину, словно ждал, что там вдруг появятся Джон, мама и Айрис.
– Извини, что не предупредила, у меня просто нет телефона. – Я бросила сумку на пол. – Домой ты меня отправить не сможешь, потому что последний поезд в Лондон только что ушел. А завтра у меня день рождения, и я хочу провести его с тобой.