Чудовище
Шрифт:
– Я не говорил, что ты меня достала. – Касс рассмеялся.
– Но ты это подумал.
– О, так ты у нас теперь мысли читаешь?
– Не смешно. Между прочим, это моя жизнь, а ты надо мной издеваешься.
– Н-да, – протянул Касс, – раньше ты не была такой занудой.
– Ну вот опять. Ты как будто суешь мне в руки какую-то вещь, а потом притворяешься, что никогда ничего не давал.
– Понятия не имею, о чем ты.
– То есть ты сам не ведаешь, что творишь?
– Давай спать.
Но так легко он от меня не отделается.
– А помнишь, как ты намазал мне живот вареньем, чтобы на меня сели
– Это было миллион лет назад!
– Вовсе нет: мне было десять, тебе двенадцать. Помнишь, как ты толкнул мальчишку на пляже, потому что он хотел со мной дружить?
– Он был придурок.
– А сколько раз по утрам ты вламывался ко мне в ванную, когда я чистила зубы, говорил: «Не смотри», – и писал?
– Да, было такое, – тихо согласился Касс.
Я не унималась. Год за годом он вытворял нечто подобное. Я даже удивилась, сколько всего помню. Как мы с ним валились на диван, обессилев от смеха, лазили по деревьям, прятались под кроватью, часами отсиживались в глубине темной кладовки. Уезжая от нас после выходных, он писал мне записки. На День святого Валентина, робея, положил мне на колени шоколадку. А когда я подхватила ангину, лежал рядом со мной в кровати; я раньше и подумать не могла, что можно с такой нежностью держаться за руки. Как мы учились ставить засосы друг у друга на руках. Как я порезала палец, а он засунул его в рот и высосал кровь. Всего лишь несколько недель назад на вечеринке Касс едва не врезал парню за то, что я с ним целовалась!
– Я тебе нравлюсь, – сказала я. Касс лежал ко мне лицом, глаза его блестели. – И всегда нравилась.
– А я никогда этого и не отрицал.
– Я имею в виду, как девушка. – Я откинула одеяло. – Хочешь, докажу?
Он медленно расплылся в улыбке.
– Каким же образом, интересно?
И тут меня осенило, точно молния прорезала темноту: доказать это можно одним-единственным способом. Как же я раньше не догадалась? Я выбралась из кровати, встала в одном белье на шершавый коврик, поддела пальцем лямку бюстгальтера, спустила с плеча. Я не сводила глаз с лица Касса. Он наблюдал за моими руками. Я медленно скинула вторую бретельку.
– Останови меня в любой момент, – сказала я.
Его глаза сверкали.
Я расстегнула бюстгальтер на спине. Никто еще не видел этого моего нового тела. В одиннадцать у меня начала расти грудь, в двенадцать – волосы на лобке. Месячные начались, когда мне было почти тринадцать. С тех пор грудь оформилась, бедра раздались, появились женственные изгибы.
Я бросила лифчик на пол, чувствуя себя невестой, которая скидывает фату. Смотри на меня. Это я.
Я старалась не прикрываться руками, не сутулиться, чтобы казаться меньше, чем на самом деле. Я сильная. Я красивая.
Я стояла, дышала, он лежал, смотрел на меня.
– Черт бы тебя побрал, Лекс, – сказал он.
Смелее, подумала я. Наберись смелости. Он всегда тебя любил. Он любит все твои укромные местечки.
– Я же тебе сказала, останови меня в любой момент.
Я поддела большими пальцами трусики. Сердце мое стучало так громко, что Касс наверняка его слышал, и в этом была какая-то особенная близость.
«Почему рядом с тобой труднее дышать?» – спросил меня однажды
Касс.«Когда ты произносишь ее имя, у тебя меняется голос», – заметил как-то Джон. Словно все знал.
Я медленно стягивала трусики, представляя, будто я – красавица-ведьма, которая влетела в окно к Кассу и опустилась на ковер, а он мальчишка-девственник, лежит в кровати и любуется мной, как зачарованный.
В глазах его блеснули слезы: до того я была прекрасна. Пусть я была неуклюжим подростком, и мне пришлось схватиться за стол, чтобы не упасть, когда я снимала трусы, – но я же была и ведьмой, чьи глаза метали молнии. Кассу всегда нравилась моя необузданная натура.
Я стояла перед ним голой, он пожирал меня глазами, пялился на грудь, живот, бедра, снова на грудь.
– Ты же меня любишь, – проговорила я.
Я шагнула к нему, и он вздрогнул, словно от прикосновения. Я почувствовала запах собственного обнаженного тела. Интересно, учуял ли его Касс?
– Ты меня любишь, – повторила я. – И всегда любил. – Я шагнула ближе.
– Что ты хочешь?
– Доказать это.
Он покачал головой.
– Ну не так же.
– А как иначе? Ты упорно все отрицаешь.
Касс вытер глаза тыльной стороной ладони.
– Оденься, пожалуйста.
– Не хочу. – Я дрожала. Меня бесило, что он расплакался, того и гляди, скажет, мол, ничего такого не имел в виду, я все неправильно поняла, все перепутала, выставила себя дурой. – То есть ты меня не хочешь, и чтобы я была с другим, тоже не хочешь? Так, что ли?
– Не глупи.
– Ну а что тогда? Ты ведешь себя определенным образом, говоришь мне всякое, а потом притворяешься, будто ничего не было. Зачем ты так поступаешь?
Он поднял с пола платье и швырнул мне.
– Оденься.
– Нет. – Я швырнула платье ему. С каждым словом, с каждым жестом я тряслась, как желе, но и идти на поводу у Касса больше не собиралась. Если я уступлю, если прикроюсь или спрячу себя, мне конец. Я же невеста-воин с гордо поднятой головой, и волосы мои треплет буря. Я сражаюсь за правду.
– Посмотри на меня, Касс – нет, не отворачивайся. Ты всю жизнь со мной заигрываешь.
– Бред.
– Ты говорил, что любишь меня. Говорил ведь? Ты сказал мне это, когда мы целовались у тебя на кровати.
– Я не это имел в виду.
– И сейчас ты смотрел, как я раздеваюсь, и ни словом не возразил.
– Я думал, ты перестанешь. Надеялся, что ты себя уважаешь.
– То есть я все это выдумала? – Меня охватила ярость. – Да ты же весь в него! В своего долбаного папашу!
– Заткнись!
Но меня уже было не остановить. Как же я раньше-то не замечала?
– Ты тоже играешь в горячо-холодно. Ты, как злой колдун, внушаешь другим, что они сошли с ума.
– Чушь какая-то. – Касс перевернулся и закрыл глаза, словно это что-то изменит.
– Ты даже хуже него, – не унималась я. – Потому что при всем при этом стараешься быть идеальным сыном. Все эти годы ты подначивал меня делать то, на что у тебя самого не хватало смелости. Типа ты такой послушный, а я в итоге отдуваюсь за нас обоих. Ты втихую подбивал меня на проделки. Ты заигрывал со мной, целовал меня, а теперь всплескиваешь руками – мол, надо же, какой ужас! И если твой отец об этом узнает, ты же снова окажешься не при делах, так? И как я только тебе поверила?