Чума в Бедрограде

— Всё путём, дядя, — кое-как проговорил Гошка, — расквитаемся. Нет башлей — нет делей, но я тебе вот что скажу: накопал я следов, и они мне не нравятся. Разбирайся со своими бедами сам, дядя, не маленький. А чтоб ты не дёргался, вот тебе предсказание, в Порту их любят делать: завтра узнаешь, где дочка твоя. Дмитрий Борстен тебе расскажет. А не он — так гэбня. Жопой клянусь.

Он не стал слушать шухеровского недоумённого лепета, скатился кое-как по лестнице, но даже сырой уличный воздух не прочистил мозги до конца. Мозги перетрудились, перегрелись и лопнули, они привыкли к многолетнему строительству в канализации и сложным бюрократическим планам, в них не влезала одна простая мысль.

Это он, Гошка, подставил своих.

Это он, Гошка, сдал чуму Университету.

Именно поэтому ему не найти крысу среди других.

Именно поэтому он столько ломал голову над тем, с какого же хера университетские решили, что травить собираются только дом Ройша. «Самую толику — разве больше одного дома потребно?» — то ли и правда чего-то в голове перемешалось (когда-то совсем давно был такой план), то ли почему-то Гошка рассказал кусок легенды вместо куска настоящего плана — решил подшутить над шаманом. Они повелись, теперь они импровизируют.

Они знали заранее, потому что он им рассказал.

Картинка складывалась.

Пробежав добрый квартал в неведомом направлении, Гошка перешёл на быстрый шаг. Какая-то белая птица резво вспорхнула из-под ног, расхлопалась крыльями.

С каких херов тут быть птице? Глаза сегодня, после сна в линзах-то, не лучше мозгов.

Не лучше мозгов всё это время.

Он же сам приказал своей гэбне — мы не подозреваем друг друга. «Я не сдавал наши планы, и никто из вас не сдавал».

Но он же тогда не знал, он не помнил, не догадался, не подумал вовремя.

Вот только это никого не ебёт.

Все головы гэбни люди, все люди совершают ошибки, вся вина делится на четыре. Вся, да не вся; можно простить того, кто сдал склады с вирусом фалангам, укоротив план и ускорив события.

Нельзя простить того, кто сдал сам план главным врагам.

Это всё — вопрос меры и степени.

Собственные ошибки всегда потом прилетают в рыло — и дальше люди делятся только на тех, кто готов признать и искупить, и тех, кто позорно поджимает хвост.

Цитата из самого себя дневного покроя немного отрезвила; Гошка накопал в кармане самокрутку (для антуража, так-то он предпочитал человеческие сигареты), глубоко затянулся (с зажигалки, не со спички — тоже для антуража, чтобы не забывать, что на этот вечер он не голова Бедроградской гэбни) и даже почти почувствовал вкус дыма.

Ещё немного побегает — и очухается как миленький.

Нет, не все ошибки можно просто признать, принять и простить. Не все даже можно искупить. Но это не означает, что Гошка не знает, что делать.

Он притормозил, стянул с головы бандану, ещё раз глубоко затянулся и выпустил струю дыма вертикально вверх.

Ему не нужны никакие оправдания и никакие аргументы. Его наебали — и он будет мстить, даже если это означает разобрать здание Университета по кирпичу.

Внутренний голос, такой миленький, трогательный и разумный, напомнил, что в прошлый раз, когда Гошка сам, один, без гэбни принимал решения, девка оказалась завербованной и вышло не очень хорошо.

Ну и где теперь эта девка?

Вот и Гошка думает — шёл бы ты нахер, внутренний голос.

Ему не нужны никакие оправдания и никакие аргументы.

Низкое бедроградское небо было сплошь обложено тяжёлыми тучами, но тучи тоже могли идти нахер.

Гошка невольно улыбнулся.

По крайней мере, перед ним больше не стоял вопрос о том, стоит ли посылать на головы Университетской гэбни очень злых людей с оружием.

Глава 25. 853

Медицинская гэбня. Виктор Дарьевич

— Не стрелять, — произнёс Виктор Дарьевич негромко, но его люди услышали и подчинились. — Опустить оружие. Пока что это неуместно.

Дула послушно уставились в пол.

Виктор Дарьевич почувствовал себя глупо и очень хорошо одновременно. Гулкие своды заброшенного здания грозным эхом повторяли его размеренные шаги.

Виктор Дарьевич открыл глаза, для разминки перебрал в уме новейшую редакцию полного перечня психопатий и только после этого приподнялся на локте. В купе было уже темно, а за окном — ещё темнее.

Новейшая редакция была хороша как минимум тем, что, помимо действительно существенных изменений, Виктор Дарьевич внёс туда один категорически абсурдный пункт, появившийся из опечатки одного излишне серьёзного ассистента. Виктор Дарьевич дал волю фантазии, доработал опечатку, за два вечера сочинил внятное клиническое описание выдуманного расстройства и заставил одну маленькую и доверенную лабораторию подвести под это дело правдоподобную статистику.

Вот и пусть теперь европейская разведка, постоянно пытающаяся умыкнуть передовые разработки Медицинской гэбни, ломает голову над неизвестным недугом. До смерти надоели, умственно неполноценные. Дёргают, дёргают — а потом Бюро Патентов опять вызывает на ковёр, качает головами и просит не сдавать позиций в международной гонке за прогрессом. Очень отвлекает.

Виктор Дарьевич вздохнул и воровато закурил (у путешествия без своей гэбни определённо есть преимущества — никто не зудит: «Не кури на голодный желудок, хоть стакан воды выпей, проснувшись»).

До Революции росской медицины почти что не существовало. То есть практикующие врачи практикующими врачами (правда, тоже те ещё шарлатаны были), но о медицине как науке речи не шло. В штейгелевском институте в Петерберге наклёвывались какие-то разработки, но там они и оставались. С закрытым городом, переполненным иностранцами, дореволюционное правительство не слишком считалось.

Европы такое положение дел более чем устраивало: удобно было держать на коротком поводке Росскую Конфедерацию за счёт чудовищного разрыва в научно-технической сфере. Революционный Комитет, быстро и нагло взявшийся за сокращение этого разрыва, нанёс Европам прямо-таки оскорбление. Вот и развели тут разведку.

Виктор Дарьевич самодовольно затянулся поглубже.

В описание фальшивой психопатии он запихнул что-то про манию контроля третьего уровня, хотя терминологически вернее было бы написать «третьей степени» (степени мании контроля, бред какой!). В Европах шутку не поймут — зато, когда тиснут в какое-нибудь международное издание статейку с ворованными материалами о свежем открытии в психиатрии, взятом известно откуда, во Всероссийском Соседстве порадуются лица третьего уровня, пристально следящие за любой утечкой информации из Медкорпуса. Хотя оные утечки — ой не их забота. Но мания контроля, мания контроля!