Чума в Бедрограде

— Не нанюхался, за добавкой пришёл, — Гошка наконец-то повернулся от окна, но выражение, застывшее у него на роже, радости никому не добавило. — Звонили снизу: к нам фаланга с официальным визитом. Пока в буфет завернул, пирожки трескает. Тянет резину, чтоб мы лужу побольше нассали.

— Ур-род, — Соций херакнул перед собой кулаком и вдруг добавил, — фаланга урод.

В ответ на такое уточнение Гошка вздыбил свою фигурную, запоминающуюся бров’ и шагнул зачем-то к полкам, ломившимся от документов. Неважных, простеньких, тех, которые не надо прятат’ — семестровые отчёты Института госслужбы, прошения рядовых жителей города Бедрограда, образцы и формуляры для всякой официальщины.

Да Андрей тоже тот ещё урод, если он их кинул, но кому захочется в это верит’?

Бахта Рука непривычно отстранённо — без воспоминаний о всяких хвойных парфюмах — подумал, что примерно за то, что вытворил Андрей, таврам и отрезают косы другие тавры, а не какие-то бескосые злопыхатели. Свалил, спёр общие запасы, привёл хвост, не сказал ни слова. Ещё и личные агенты, Дмитрии леших их Ройши! Гошка после беседы с Шапкой всю Столицу оперативно перетряхнул — и ничего. Вчера разослали запросы по большинству учебных заведений, которые готовят медиков в Средней Полосе, откуда Дмитрий Ройш якобы родом. Кирзан’ и Старожлебинск уже ответили: не было у них никогда никакого Ройша, тем более Дмитрия.

С самого начала было ясно: имя — подставное, документы — фальшивые, с настоящими кто ж в Медкорпус за заразой сунется? И точно так же было ясно, что приставит’ к столичному вирусологу своего наблюдателя вполне разумно.

Всё ясно, всё разумно, всё так, как и должно быт’ — кроме одного. Почему остальные три головы Бедроградской гэбни раньше не слышали об этом наблюдателе?

Андрею понадобятся очен’, очен’ веские оправдания, чтоб не получит’ по шапке, когда объявится.

Гошка выудил из залежей макулатуры на полках какую-то бумажку — у него бывает, он юрфак заканчивал.

— Эпидемия уже идёт полным ходом, хоть весь запас вируса и растворился в воздухе, — Гошка смотрел на остатки Бедроградской гэбни тяжело и решительно одновременно. — Мы всё ещё имеем шанс ткнуть херов Университет в некомпетентность, непрофессиональное обращение с их собственным канализационным дерьмом и далее по списку. Только без учёта заражения через студентку-истеричку, в неё как случайный фактор никто не поверит, раз Андрей попался.

— Раз Андрей попался, ткнут нас, — мотнул головой Соций. — Нагнут хорошенько и ткнут во всё подряд.

Бахта Рука поймал себя на том, что мотнул головой параллельно с Социем. Подхватыват’ жесты друг друга ещё до того, как они начинаются, — стандартный навык, отлично работает на допросах: допрашиваемый сидит строго напротив гэбни и психует уже от того, как она слажено, одинаково двигается. Как единый организм, скреплённый синхронизацией.

Так уже и не разберёшь: это ты сейчас свои личные сомнения выразил или рефлекторно скопировал реакцию.

— Вы б дослушали, а? — возмутился Гошка, но усмехнулся при этом спокойно, понимающе. — Некогда спорить, фаланга пирожками не подавится и не исчезнет. Мы можем убедить его, что вирус на складах и эпидемия в городе — не наши художества. Я не я, кобыла не моя. Андреева кобыла — от гривы до хвоста.

Бахта Рука и Соций ответили почти хором:

— И что нам это даст?

— Все отвечают за каждого, сам как будто не знаешь.

Гошка метнул им свою бумажку, бумажка завертелас’, замедлилас’ в воздухе, но всё-таки спланировала на стол.

— Пока мы гэбня — отвечают, — он жёстко усмехнулся. — Предлагаю право нейтрализации четвёртого.

От неожиданности Бахта Рука и Соций шумно выдохнули.

Гошка явно очен’ торопился — фаланга нагрянет с минуты на минуту! — но таки дал время осмыслит’. Снова вернулся к окну, распахнул форточку. Бахте Руке почему-то захотелос’ вытворит’ что-нибуд’ совсем дурацкое, детское даже — покричат’ в эту форточку, например. На языке вертелос’ нелепое слово «коноедство» — храбрая попытка Бахты Руки и его отрядских товарищей ругат’ся как будто по-таврски.

Как ест’ коноедство, но Бахта Рука промолчал.

— На-а-армально, — обалдевшим голосом протянул Соций.

Да только вед’ правда — нормально, как нормально взят’ и самому себе отрубит’ руку. Жутко, в здравом уме не захочется, но у них такая работа, в ней всякое бывает. Уж какую выбрали, никто не заставлял.

— Он не только нас кинул с планом, — Бахта Рука говорил медленно, скорее для себя, — он весь Бедроград подставил.

— Да не знал он! — вдруг заорал Гошка. — Да, умотал в Столицу хер знает зачем, да, падла, но когда сбегал и запасы крал, не знал ведь на самом-то деле, что мы эпидемию уже запустили!

— Ты там определись, — Соций угрюмо чиркнул спичкой.

Бахта Рука смотрел на Гошку, снова заметавшегося от стены к стене, и думал, что тому сейчас гораздо сложнее, чем им с Социем. Предложит’ применение ПН4 к Андрею — это правильно, это может спасти ситуацию, но это… в общем, Бахта Рука сам бы никогда не смог.

— Чего определяться? — Гошка застыл посреди кабинета. — Он не знал, а значит, у нас именно она, критическая рассинхронизация.

Повисла тишина, от которой может случит’ся припадок клаустрофобии — густая, плотная, не дающая сделат’ ни шагу не хуже обвала в канализационном туннеле.

Критическая рассинхронизация, диагноз пострашнее любой чумы — водяной, степной, леший знает какой. Единственный повод применит’ право нейтрализации четвёртого, ничего неожиданного, это заставляют зубрит’ в Институте госслужбы, это должен знат’ каждый, кто служит в гэбне, да только обвалившейся на голову тишине наплеват’.

— Из-за ПН4 будет расследование. Заклюют, — смахнул тишину Соций. Он не боится обвалов, он служил в горах. — Выплывет же всё.

Соций не пытался найти оправданий Андрею, он вообще не говорил ни слова про Андрея, но и ухнувшему в припадок ложной клаустрофобии Бахте Руке, и всклокоченному, дёрганому Гошке было совершенно очевидно, что все возражения Соция — это тоже оно, животное, физическое нежелание отгрызат’ самому себе руку.

Где-то там в бумажке, которую швырял Гошка, форме для ПН4, мелькает обрывок из определения гэбни: «единица управления сферой, территорией или учреждением».

Единица, не четыре единицы. И тем более — не три плюс одна.

— Не выплывет, успеем замести, — Гошка скрестил руки на груди и стал обратно собранным, почти живым. — Пользуясь служебным положением, Зябликов Андрей Эдмундович под носом у родной гэбни устроил чуму в Бедрограде…

— Родная гэбня вовремя зашевелилась, по горячим следам выловила папашу чумы Таху Шапку и начала принимать меры? — оживший Гошка вселил в Бахту Руку нездоровый азарт.

— Улавливаешь, — одобрительно кивнул Гошка, взялся за форму для ПН4 и потряс ей в воздухе. — Все помнят, что это непредсказуемая штука? Типа либо его, либо нас, либо кого-то из нас, либо всех сразу, либо вообще никого?

Бахта Рука не хотел вчитыват’ся в служебную инструкцию, он и так в курсе, как оно бывает: созывают Комиссию по Делам Гэбен из одного фаланги и нескольких кожаных плащей Силового Комитета, Комиссия разбирается, что и как, долго разбирается — и выносит решение. Любое. Кто в итоге окажется виноватым и к кому примут меры — заранее неизвестно.