Чума в Бедрограде

Его нельзя недооценивать, он профессионал. Это именно он когда-то додумался до того, что можно заявить свои права на городские канализации, и проблема закрытых для Университета территорий будет решена.

Охрович и Краснокаменный

До сих пор занимаются ерундой, но — достанут из-под земли любого, добудут любые сведения, вытрясут правду хоть из мертвеца, попадут в монетку со ста шагов с закрытыми глазами, стреляя левой ногой.

Впрочем, монетки они обычно используют по-другому — прокидывают, кому из Революционного Комитета сегодня висеть кафедральным чучелом. Косятся нагло на Максима с Ларием: Университетская гэбня наполовину идеологически ненадёжна, в жизни Университетской гэбни должно быть больше искренней любви к Революции, Университетская гэбня должна стыдиться своего контрреволюционного прошлого!

Охрович и Краснокаменный не состояли в контрреволюционном движении и парадоксальным образом влюблены в существующее государственное устройство, а также в события, которые привели к его установлению.

…Три головы Университетской гэбни обладают таким несметным числом достоинств, что даже удивительно, как это им четвёртым достался Максим.

На очередной остановке в автопоезд зашли шумные дети в отрядских форменных куртках, совсем взрослые, лет четырнадцать-пятнадцать — последний курс. Загорелая девочка тут же вытащила из-под полы учебник по Революции, раскрыла ближе к концу, ткнула в страницу пальцем, явно продолжая какой-то спор.

Интересно, какие глаза были бы у этих детей, если бы в одном автопоезде с ними ехал не Максим, а Ройш, чьё лицо имеет так мало отличий от лица его деда, напечатанного в любом учебнике по Революции?

Ройш

Ройш не сел бы в гэбню — ни в Университетскую, ни в любую другую. Ройш упрямый, самолюбивый, сложный. И его ведь не упрекнёшь: он сам — сознательно и взвешенно — выбрал свой способ не терять достоинства под давлением ожиданий. Услышав его фамилию, каждый подумает о политике, как будто фамилия — всё тот же диагноз или даже приговор. Ройш никогда не был согласен ни с тем, ни с другим — а значит, он с юных лет был вынужден защищать от всего мира собственный путь любыми доступными методами.

Упрямством, самолюбием и сложностью, которые давно уже намертво въелись в кожу. Въелись и теперь сами командуют Ройшем, принуждая его профилактически отгораживаться от всего подряд.

Ройша нельзя попросить, на Ройша можно только рявкнуть: «Сделайте!» Иногда даже это не помогает, все последние дни не помогает.

Ройш думает, что исчезновение небезразличной ему студентки Шухер даёт право диктовать всем свои условия, срывать намеченный план работы.

Ройш неправ, но признавать свою неправоту он патологически не умеет.

В мае Университетская гэбня выяснила, что студентка Шухер заглядывает домой к Ройшу не просто так, а с какими-то политическими намерениями. Повинуясь не то неумеренной страсти к сплетням, не то феноменальному чутью, Охрович и Краснокаменный вздумали последить слегка за студенткой, повадившейся слишком часто навещать своего научного руководителя, и с удивлением обнаружили, что та водит дружбу с одним из голов Бедроградской гэбни. Пришлось устраивать драму с разоблачениями.

Студентка Шухер поддалась быстро, рассказала всё как есть: недавно с ней познакомился младший служащий из Столицы, временно переведённый в Бедроград, давний приятель Ройша. Этот приятель по долгу службы имеет доступ к определённым сведениям, указывающим на то, что в БГУ им. Набедренных есть некий полуслужащий, которому скоро придётся несладко. Он подозревает, что речь может идти о Ройше, но Ройша прямо не спросишь (упрямый, самолюбивый, сложный), проще найти неравнодушную к Ройшу студентку и отправить её покопаться у Ройша в документах — авось обнаружиться где-нибудь код уровня доступа. Мол, узнать, полуслужащий он или нет.

То есть — если выкинуть все бредни про столичных приятелей и полуслужащих и оставить только Бедроградскую гэбню — узнать, есть у Ройша второй уровень или нет.

Тогда они не понимали, зачем вдруг Бедроградской гэбне это понадобилось, но на добрые намерения надеяться не приходилось. Студентку Шухер отчитали, пристыдили за доверчивость, кое-что ей объяснили, перевербовали.

Ройш же, услышав, что пустил в свой дом шпиона, и бровью не повёл.

За приоритет личных интересов над общественными Ройша надо было пристрелить ещё в мае.

…Кто-то из детей выхватил у загорелой девочки учебник и рванул с улюлюканьем в конец состава. Максим вздрогнул, поёжился, заставил себя очнуться. Не засыпать, не засыпать.

Поппер же недавно расхваливал какое-то средство, говорил, помогает запросто продержаться несколько суток вовсе без сна, хоть и последствия от него для организма тяжёлые. Очередная наркота, но, кажется, что-то очень простое.

Ах да. Димины колючие браслеты из степных трав. Ещё немного народной медицины от не-специалиста, который может выдвинуть идею, но никак не может гарантировать результат.

Дима

Так много на чуму не работал никто, это факт. Дима впахивал всё лето в Медкорпусе, Дима не разгибал спину сейчас.

Так бестолково на чуму тоже никто не работал.

У него всегда всё недоделано, недодумано, висит на волоске от провала. Он умудряется всюду лезть с советами, помощь даже предлагать — вместо того, чтобы взяться за одно дело, но взяться всерьёз.

Сегодня утром Максим смотрел на Диму, видел его иссиня-чёрные волосы со странной ранней сединой — совсем как у Габриэля, только жёсткие, вечно растрёпанные — и непроизвольно его жалел.

 Иссиня-чёрные волосы с ранней сединой бывают у кассахов, нечасто встречающегося на территории Всероссийского Соседства малого народа. Плато Кассэх в конце 20-х присоединилось к Британии, хоть и не делось никуда после этого из Среднеросской Полосы. Кассахи с плато — подданные Объединённой Британии-Кассахии, кассахи во Всероссийском Соседстве — редкость, почти экзотика, а на любую экзотику найдутся ценители.

Гуанако служил когда-то в Ирландском Соседстве, от Ирландии до Британии рукой подать — то, как неровно Гуанако дышит к кассахам, видно невооружённым глазом. Как и то, что для Гуанако Дима — очередной красивый мальчик (да мало ли у него их было?), только ещё и чуть-чуть похожий на Габриэля.

А Дима ведь попал из-за Гуанако на Колошму, Дима видел там настоящую чуму — степную, страшную, непобедимую. Дима значился погибшим при возгорании изолятора, Дима прожил с Гуанако на краю света неполных семь лет. И всё это отправилось в мусорное ведро, когда этой весной Гуанако снова встретился с Габриэлем.

Сегодня утром Максим так взбесился на Диму, потому что смотрел на него и видел себя.

…Дети зачем-то открыли окошко, и порыв сырого ветра пронесся по автопоезду почти от самой кабины машиниста до хвоста. Максим присмотрелся: куртки у детей мокрые насквозь — простынут же, перезаразят пол своего отряда.

Вот как немногочисленные университетские медики, и без того валящиеся с ног от переутомления, должны на глаз отличать тех, кто просто словил сквозняк, от тех, у кого на самом деле она?

Водяная чума

Излечима. Смертельна. Но излечима. Но…

Выведена искусственно, можно сказать — выведена специально для заражения Бедрограда.

То есть, конечно же, всего одного здания в черте Бедрограда.