Чужак из ниоткуда 4
Шрифт:
Репортёр — молодой светловолосый парень в рубашке с распахнутым воротом и джинсовом костюме скороговоркой рассказывал о том, что по некоторым данным драка была спровоцирована американскими правыми, которые наняли для этого грязного дела три десятка боевиков из нью-йоркских банд. Однако, кто именно, за чьи и какие деньги напал на советскую делегацию, пока точно не известно, ведётся следствие.
— Как бы то ни было, — тараторил на камеру репортёр. — План нападавших полностью провалился. Сергей Ермолов — инопланетянин в теле советского подростка — фактически в одиночку разобрался с бандитами, уложив, минимум, десяток человек! С
— Чистая провокация, — сказал Петров, — и к бабке не ходи. Всё было спланировано заранее и спланировано хорошо. Одного не учли — сверхспособностей нашего Сергея. Человек так не может.
— Может, — сказал я. — Только не умеет. Пока.
— Обещаешь научить?
— Не всех. Для начала только избранных. И не взрослых, а детей, со взрослыми уже не получится.
— Почему? — спросил Боширов.
— Выросли, — я пожал плечами. — Почему для достижения мировых результатов в спорте тренироваться нужно начинать ещё ребёнком? По этой же причине. Психика и организм ребёнка гибки и пластичны — лепи, что нужно. А взрослый закостенел.
— Ну хоть чему-то! — воскликнул Боширов.
— Чему-то — пожалуй. Как только откроется первая школа в Москве, позову вас. Правда, боюсь, будет это ещё не скоро.
— Брось, Тимур, — сказал Петров. — Серый прав — поздно нам учиться всем этим приёмчикам. Давай лучше своим делом заниматься.
— Повторю, — сказал я и посмотрел на часы. — Чему-то научить можно. Но сил и воли для этого нужно приложить ой-ой как много… Так что, едем? Хочу повидать своих цирковых, когда ещё случай представится.
— Что с тобой делать, — сказал Петров, поднимаясь с дивана. — Поехали. Только Борю с Антоном надо предупредить, они тоже с нами.
— О Господи… — вздохнул я.
— Господь здесь совершенно ни при чём. Ты теперь не только национальное достояние, но и достояние всего человечества. Будь моя воля, я бы тебя вообще в номере запер до отлёта в Союз. Знаешь, почему всё это вообще стало возможным? Нападение, я имею в виду.
— Продажная полиция Нью-Йорка? — догадался я.
— Нет. Хотя и это тоже. Просто сплошные экспромты, а все подобные встречи и выступления на международном уровне нужно готовить заранее. Тщательно!
— Кто ж знал, что прилетят гарадцы, — сказал я. — И не просто прилетят, а ещё и в беду попадут.
— Всё равно, — упрямо сказал Петров. — Человека такого уровня, как ты, нужно беречь, как зеницу ока!
— Вот вас и прислали беречь, — сказал я. — По-моему, вы прекрасно справляетесь.
— Если бы нам стволы разрешили, мы бы ещё лучше справились, — пробурчал Боширов. — Может, и вообще бы до махалова дело не дошло.
— Перестреляли бы всех на фиг? — спросил я не без иронии.
— При необходимости и перестреляли бы, — произнёс Боширов уверенно. — Ты, Серый, конечно, парень хват, да такой, что куда нам, грешным, но не забывай, что с нами были двое писателей-очкариков и один уже совсем не молодой учёный. Или ты думаешь, эти молодчики бы их пожалели?
— Ну, Аркадий Натанович за себя постоять сумел, — сказал я.
Петров только фыркнул.
— Да нет, ребята, я же вовсе не против, — сказал я. — Конечно, и стволы вам были нужны, и огонь на поражение можно и нужно открывать, если иначе нельзя защитить тех, кого ты защищать обязан.
— Рад, что ты это понимаешь, — сказал
Боширов.— Странно, если бы не понимал, — сказал Петров.
— Почему? — спросил Боширов.
— Узбекистан, — напомнил Петров. — Золото в горах.
— Это была самозащита, — сказал я.
— Вот именно, — сказал Петров. — Ладно, проехали и поехали. Два ствола у нас есть — уже хорошо.
Знакомый шатёр Circus Smirkus я заметил из окна машины ещё издалека и тут же ощутил, как учащённо забилось сердце. Надо же, подумал, значит и впрямь этот цирк что-то для меня значит. Не так уж много времени я здесь провёл, но полюбить успел. Может, я вообще не ту профессию выбрал и надо в цирк идти, людей радовать, а не вот это вот всё? Смешно. Но то, что на сцене я чувствую себя нормально и даже хорошо, и зрительское внимание меня не смущает, а радует — факт. Даже, если зрители обличены властью с ног до головы, хе-хе.
— Малыш Джимми! — первый человек, которого я увидел на площадке для трейлеров, была Рейчел Картер.
Она как раз шла от своего трейлера к цирковому шатру, как тут нарисовался я со всей своей охранительной компанией.
— Клянусь Иисусом, это малыш Джимми! — повторила она, улыбаясь до ушей и широко раскидывая руки в стороны. — Иди скорее к мамочке!
В следующую секунду я был крепко прижат к её мягкой необъятной груди, а ещё через секунду меня отстранили и быстро осмотрели со всех сторон.
— Вырос! — констатировала Рейчел. — Но похудел! Плохо кормят тебя в твоей Москве?
— Твоих пирожков очень не хватает, мама Рейчел, — сказал я, улыбаясь. — Познакомься, это мои товарищи. Без них я теперь никуда.
— Охрана, — кивнула она. — Видела в новостях, как же. Молодцы, парни, защитили от подонков нашего Джимми!
— Да он и сам кого хочешь защитит, — сказал Петров. — Только перья полетят. Приятно познакомиться, Рейчел.
Отмечать встречу отправились в бар Lucky 7, расположенный неподалёку.
— В Джерси-Сити не так много баров, где можно душевно посидеть, — сообщил Мэтью Раймонд, который заметно обрадовался моему появлению. — Хозяин, к тому же, наш друг, и там подают отличные жареные куриные крылышки.
Название бара мне понравилось. Я перевёл его для себя как «Везучий», а семёрка, которая считалась счастливым числом не только на Земле, но и на Гараде, придавала ему убедительность.
Понравился и сам бар. Чем-то он напомнил мне любимый салун Джека Лондона «Первый и последний шанс Хейнольдса» в Окленде. Только побольше размером и с окнами при входе. А так — тоже от потолка до пола заклеен рекламными постерами, за стойкой сияют ряды бутылок и начищенные пивные краны, и даже лысый бармен, протирающий бокал, в первую секунду показался мне братом-близнецом того бармена из «Первый и последний шанс Хейнольдса», который рассказывал, что Джек Лондон пил всё и налил мне кока-колы.
На этот раз я уж было совсем решил взять пива, но вовремя вспомнил, что мне нет двадцати одного года, и пива мне не продадут.
— Ерунда, — махнул рукой Мэт, когда я сообщил ему об этом. — Мы возьмём на всех, а Бобби сделает вид, что не замечает, как ты пьёшь пиво вместо колы. Я в твои годы отливал в подвале дедовскую самогонку из банок, и мы потом употребляли её с друзьями в заросшем овраге за городом. Кто-то приносил сигареты, утащенные у отца, кто-то хлеб с кровяной колбасой, кто-то кусок сыра… Хорошие были времена, — он вздохнул, — жаль, не вернуть.