Чужак из ниоткуда 4
Шрифт:
— Брось, Мэт, — сказал я. — Ничего не надо возвращать. Пусть всё будет новое, но такое же классное, как и старое. Или даже лучше.
— Эге, Джимми, — усмехнулся хозяин Circus Smirkus, — а ты, вижу, и впрямь вырос.
Мы сделали заказ и расселись за двумя столами. За одним: Мэттью Раймонд, Дэвид Рассел, Рейчел Картер с мужем Томом и я. За другим: Петров, Боширов, Антон и Борис. По случаю вторника и раннего вечера народу в баре, кроме нас, не было, так что чувствовали мы себя свободно.
— Знаю, что вы задумали, — сообщил бармен Бобби, ставя на наш стол кружки, наполненные светлым пивом с белоснежными шапками. —
— Спасибо, Бобби, — сказал я. — Пива будет вполне достаточно. И я заплачу.
— Обижаешь, — сказал бармен. — Я табличку закажу, что ты здесь был и повешу над этим столом. Представляешь, сколько будет желающих за ним посидеть? Так что пиво за счёт заведения — это самое малое, что я могу для тебя сделать. Пейте, крылышки скоро будут готовы, — и он гордо удалился.
Пиво оказалось неплохим, как и крылышки, и всё остальное. Мы славно посидели, вспоминая прошлые деньки. Я узнал, что воздушная гимнастка Венди Кембелл вышла замуж за какого-то богатого скотопромышленника из Чикаго и теперь растит дочь.
— А как Фрэнк Фостер? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами Мэт. — Когда Венди его бросила и вышла замуж, он запил, и нам пришлось с ним расстаться. Пьяный силовой акробат на сцене… сам понимаешь. Не знаю, где он теперь. Скажи, Джимми… — он замялся.
— Говори, Мэт, не стесняйся, — подбодрил я.
— Это правда?
— Что именно?
— Ну, вот это всё, что ты на самом деле не человек, а чужой в теле человека? Инопланетянин?
Я оглядел своих бывших товарищей и коллег. Все они молча и внимательно смотрели на меня, ожидая ответа.
— Эй, — сказал я. — Вы чего? Это же я, Джимми, мы с вами, как у нас в России говорят, пуд соли вместе съели и тысячи миль исколесили. Вы же меня знаете, как облупленного. Какая вам разница, инопланетянин я или нет? Да, инопланетянин. Но и землянин тоже. А если учесть, что гарадцы по сути тоже земляне, то вообще не вижу проблем. Главное, что я вас люблю, помню и всегда помогу, если что случится. Не дай Бог, конечно.
— Спасибо, Джимми, — кивнул Мэт. — Это мы и хотели услышать. Ты тоже можешь на нас рассчитывать.
— Наш трейлер ждёт тебя в любое время, — сказал Дэвид Рассел и отсалютовал мне бокалом с пивом.
Москва встретила нас уже осенним дождём и прохладой, которая после жарких дней на Кубе, в Аресибо да и в Нью-Йорке показалась… чересчур прохладной. Впрочем, даже привыкать к ней мне не пришлось. Прилетели мы двадцать третьего августа в четверг. Я едва успел пообщаться с родителями и сестрой, провёл ночь дома, а утром мне уже позвонил Цуканов:
— Доброе утро, Серёжа!
— Доброе утро, Георгий Эммануилович.
— Как долетел?
— Спасибо, нормально.
— Как самочувствие?
— Георгий Эммануилович, вы в курсе, что я — железный человек? Моё самочувствие всегда в норме, я полон сил, энергии и готов выполнить любое задание партии и правительства.
— Шутишь — это хорошо, — сказал добродушно помощник Брежнева. — Значит, смотри, Леонид Ильич сейчас в Крыму и ждёт тебя там с подробным докладом
обо всём, что случилось на Кубе, в Пуэрто-Рико и Нью-Йорке. Через два часа за тобой заедет твой шофёр, как его… да, Василий, отвезёт в аэропорт. Твой билет до Симферополя у него. В Симферополе тебя встретят и отвезут, куда надо. Всё понял?— Что ж тут не понять, — вздохнул я. — Нет покоя государственным людям.
— Правильно понимаешь, — сказал Цуканов. — А главное — не будет. Эта лямка до самой смерти.
— Спасибо, утешили.
— Всегда рад, обращайся, — сказал помощник Брежнева и положил трубку.
Два часа. Что можно успеть за два часа? Если ты в Москве, ничего. Тут на всё, минимум, день нужен. Ладно, полдня, и то лишь в том случае, если у тебя имеется машина с кремлёвскими номерами и личным шофёром. Значит, только сумку собрать, которую можно было, как выясняется, и не разбирать. Ну и за хлебом сходить, например. Интересно, что от меня нужно Леониду Ильичу такого, о чём нельзя сообщить по телефону? Скорее всего, связано с американцами. Как-никак я довольно плотно общался с Никсоном и Киссинджером, подробности этого общения главе нашего государства знать необходимо, дабы сделать определённые выводы по поводу нашего дальнейшего противостояния-сотрудничества. Ну и, конечно, гарадцы. Звездолёт «Горное эхо» и сигнал бедствия. Тоже архиважный вопрос, как сказал бы другой Ильич, Ленин. Опять же, в Крыму я ни разу не был. Говорят, там хорошо.
— Цуканов звонил? — спросила мама из кухни. Учебный год ещё не начался, и она была в отпуске.
— Он, — сказал я, входя на кухню, чтобы не кричать из коридора.
— Чего хотел?
— Через два часа уезжаю, мам, — вздохнул я.
— Опять?
Я только развёл руками.
— Надолго?
— Не знаю. Леонид Ильич вызывает.
— Куда, если не секрет?
— В Крым, — сказал я. — Там тепло, там яблоки [1].
— Да что ж такое, — сказала мама в сердцах. — Ребёнку только пятнадцать лет, а его дома вообще не вижу!
— Такой тебе достался ребёнок, мам, — сказал я и поцеловал её в щёку. — Не переживай, это ненадолго. Опять же, скоро учебный год начинается, мне в институт надо.
— Ох, даже не знаю, как ты будешь в институте учиться при всех этих своих делах. Там же на лекции надо ходить и на практические занятия! Иначе отчислят.
— Ничего, мам, как-нибудь выкручусь.
То, о чём говорила мама, отчасти волновало и меня. На лекции, действительно, ходить будет надо. Конечно, можно напрячься, задействовать министра просвещения Прокофьева Михаила Алексеевича, а в самом крайнем случае и самого Леонида Ильича и выбить в качестве исключения для себя заочную форму обучения. К слову, хорошая мысль. В том, что я сумею сдать все экзамены экстерном, у меня не было ни малейших сомнений.
Ладно, поживём — увидим. В конце концов, у Кемрара Гели уже имеется образование такого уровня, о котором никому из землян и мечтать не приходится. А жизнь, с учётом новых обстоятельств, может повернуться так, что мне и вовсе никакой земной диплом об окончании высшего учебного заведения не понадобится.
— Перед отъездом сходи за хлебом, — сказала мама. — Ленка где-то бегает, а у меня стирка.
— Хорошо, мама, схожу, — я засмеялся.
— Что смешного?
— Ничего, просто я тебя очень люблю, — сказал я, взял авоську и пошёл за хлебом.