Чужая — я
Шрифт:
Мои щеки стыдливо вспыхивают, но как объяснить папе сложность всей этой ситуации с Нортом, Говардом Фейрстахом, кольцом и всем остальным?
— Я правда не помнила…
— И до падения тоже, видимо, страдала забывчивостью.
Господи, я начинаю понимать, за что Стефан ненавидит брата. Норту хватило часа, чтобы обаять моего отца и настроить против меня, даже не имея этого в мыслях. Но, знаете, я тоже ужасная и тоже могу драться больно и не слишком честно.
— Пап, а Норт точно настолько хороший, как ты думаешь? Тебя, например, не смущает, что пока я месяц валялась на больничной койке, Норт ко мне не
— Я хотел бы, чтобы моя маленькая девочка меня тревожила. Но ты уже не маленькая, и это подтверждает кольцо на твоем пальце. И письмо, в котором ты винишь семью во всех своих бедах.
— Это неправда. Просто теперь, когда я узнала, какой стала в колледже… мне эта девушка нравится больше. Будет логично равняться на себя такую.
— А меня пугает, что эта девушка спрыгнула с крыши.
— Она прыгнула не сама.
Отец отбрасывает в сторону ножницы и устало сбрасывает следом перчатки.
— Так поведай мне, Тиффани, как после таких заявлений я должен со спокойной душой отпустить тебя в Бостон? Я успел десять раз пожалеть, что вообще согласился на твое возвращение в колледж.
Можно подумать, у него был выбор. Я собрала вещи и уехала без денег и поддержки. Родителям оставалось разве что связать меня, остальное мама перепробовала. Ну или мотаться за мной хвостом по всему Бостону. Или…
Я бы на месте родителей придумала, как заставить полицию меня задержать. Негуманно, но безопасно. Или было бы безопасно, не будь Говард Фейрстах прокурором.
— Пап, — смущенно зову я. — Да, с Нортом у нас все непросто, но он действительно адекватный. Зла мне не желает. И… есть не только он. Ребята, с которыми я живу, с которыми работаю. Я не одинока, пап.
— Но Норт сын Говарда Фейрстаха. Человека, которому ты пожимала руку, и делала это явно неспроста, — хмуря брови, говорит с намеком отец.
— Да. — Я набираю воздух в легкие. — Тебе следует знать, что он фактически купил Бостонский колледж. Сразу после того репортажа меня отстранили от занятий под предлогом эмоциональной нестабильности. И… и я взяла академический отпуск. Продолжу обучение на следующий год. Возможно, в другом заведении.
Лицо отца на глазах старится на несколько лет.
— Напомни, почему я не могу посадить тебя под замок? — грозно спрашивает он.
— Насилие, похищение. От двадцати лет.
Шутка папе не заходит.
— Я понятия не имею, что ты делаешь, Тиффани. Но, видимо, повлиять на это никак не могу. Надеюсь, ты не зря доверяешь людям, которых выбрала себе в друзья.
А уж я как надеюсь.
— Можно мне тебя обнять? — неожиданно хлюпнув носом, интересуюсь я неловко.
— Тебе никогда не нужно об этом спрашивать.
Я закидываю руки на шею отцу. Длиннющие рукава, которые я поленилась закатать, при этом смешно взлетают в воздух. Несмотря на тяжелый разговор, мне тепло и уютно.
***
Как ни удивительно, ланч прошел мирно. Как, впрочем, почти весь день. Потому что мама
всячески пыталась изолировать меня от Норта, а я не препятствовала. Восторга я, конечно, тоже не испытала (при маме даже с Хил не пощебечешь), а уж оставлять отца с «безобидной и обаятельной» версией Ворчуна было и вовсе небезопасно для моей психики. И все же день, когда мы обходимся без повышенных децибел и рукоприкладства, — хороший день. Это большее, о чем я мечтала весь первый курс колледжа. А потом было лето. И число «хороших» дней устремилось к нулю.— Норт, вы какое вино предпочитаете?
К концу дня я начала подозревать, что если я не выйду замуж за Норта, то это сделает мой папа. Они сыграли в шахматы вничью, и это окончательно убедило отца, что лучшей партии для старшенькой не сыскать на всем белом свете. Думаю, если бы ему довелось вести меня к алтарю и я бы внезапно передумала, отец бы скрутил меня по рукам и ногам, а затем передал с рук на руки будущему мужу.
— Впереди еще обратная дорога, — виновато поднимает руки Норт.
— Вы можете остаться.
— У меня завтра смена, — отрицательно качаю я головой.
Мама звякает ложкой.
— Ах, в том самом кафе. Ты туда вернулась? — мигом наседает мама. — Когда это?
Мы с папой многозначительно переглядываемся, и он хмурит брови, не одобряя молчание. Интересно, мама вообще понимает, что, если бы не отец, семья бы уже давно развалилась? Только любовь к нему держит нас вместе.
— Как только взяла академический отпуск в колледже, — говорю я без эмоций.
— Ты сделала… что?! — взвизгивает мама, не сдержавшись, и тотчас закрывает рот ладонью. Опомнилась, что в доме посторонний. — На кухню, Тиффани, немедленно!
— Нет. Все, что ты хочешь мне сказать, говори здесь. Все свои.
Я демонстративно беру Норта за руку и только тогда понимаю, насколько ледяные у меня ладони. Его кожа чуть не обжигает. Думаю, коснись я стремительно багровеющего лица матери, получила бы ожоги второй степени.
— Уильям! Ты… ты знал!
— Тиффани предупредила меня, — выгораживает меня отец, не уточняя, когда именно я его предупредила.
— И ты ничего мне не сказал?! — Отец лишь пожимает плечами. Мама награждает его многообещающим взглядом и снова переключается на меня. — Как ты можешь быть такой неблагодарной?! Мы оплачивали твое обучение, но…
— Нет, я благодарна. И не собираюсь брать у вас ни цента на будущее обучение. Но… разве не ты настаивала, чтобы я бросила учебу из-за травмы? Вот, я это сделала.
Нет, тут что-то не сходится. Я рассчитывала, что она начнет брызгаться ядом, повторяя «я была права, я говорила», но она против. Почему она против? Потому что я не только бросила колледж, но и не вернулась домой? Или тут что-то другое?
— В этом был смысл до того, как ты вернулась в свой ужасный колледж!
Я решительно ничего не понимаю. Хмурю брови, силюсь разобраться и так напряжена, что не сразу замечаю, насколько сильнее Норт сжимает мою руку.
— Я не… — говорю, пытаясь освободить пальцы, но он не пускает.
И только тогда я опускаю взгляд на наши сцепленные руки и осознаю, что он хочет мне что-то сказать. Что-то, что мне совсем не понравится. Мир останавливается и пропадает, жуткая догадка бьет меня с такой силой, что я рывком выдергиваю пальцы из ладони Норта.