Чужая — я

Я выскакиваю под дождь, захлопываю дверь машины и бегу. Бегу куда-то к корпусам. В спину мне бьет свет фар автомобиля преследователя, освещая путь. Или не давая затеряться в ночи. Я не понимаю, вышел ли он из машины, оставив свет для устрашения, или все еще в ней, наслаждается зрелищем затравленной жертвы, сидя внутри. Я не оборачиваюсь, чтобы это проверить.

Я бегу к библиотеке. Я проводила там столько времени, что изучила основной зал от и до, я смогу там сориентироваться в темноте. И там есть сигнализация. Если я выбью стекло, приедет полиция. Меня могут обвинить в мелком хулиганстве, но это лучше, чем попасться в руки преследователю.

Спокойно, Стефан меня найдет.

По пути к библиотеке я вымокаю до нитки. Выбить стекло, оказывается, ничуть не просто! Я раз за разом пытаюсь это сделать локтем, но результат неутешительный: только рука немеет. Я истерически оглядываюсь и вижу, как в свете фар ко мне медленно, вальяжно движется мужская фигура. Бегать по кампусу кругами я не могу: мою выносливость не сравнить с мужской. Я могу поскользнуться на вымокшей траве. И Стефану, чтобы меня найти, нужна однозначная точка.

К черту, пусть увидит пистолет, Тиффани!

Паника накрывает с головой, я стреляю, а потом выбиваю остатки стекла ногой. Буквально рыбкой юркаю в проем, уже не заботясь особо о том, чтобы не сильно удариться. Лишь бы преследователь меня не догнал!

Спрятавшись за одной из многочисленных книжных полок, я напряженно смотрю на окно. Сигнализация визжит, заглушая все звуки, поэтому я не могу просто затаиться и слушать. А если не буду точно знать, где мой преследователь, — сойду с ума. Мужчина не озадачивается кувырками, как я. Он обматывает тканью руку и вытаскивает осколки, прежде чем влезть в окно. Он обладает грацией безумного хищника. У меня от одного его силуэта бегут по коже мурашки.

Он устремляется к полкам — благо не тем, где я, — и по мере его приближения, я начинаю различать то, как он насвистывает мелодию. Мелодию, пробирающую до печенок.

Он скрывается из виду, и меня начинает душить настоящий ужас. Я зря выбрала библиотеку. Этот человек может стоять в любом из проходов, дожидаясь, когда я выйду из-за стеллажей. Мне ужасно хочется посмотреть в телефон: нет ли новостей от Норта, не сдох ли сотовый вообще под таким дождем? Но едва дисплей загорится — меня найдут. Я вынуждена мучиться неизвестностью.

Сигнализация воет. Приедет либо Стефан, либо полиция. Надо только дождаться.

Нельзя стоять на одном месте: так он меня точно обнаружит. Я тихонько дохожу до конца стеллажа и выглядываю. Страх пробирает до костей. Оглядываюсь, потому что именно так в фильмах обычно подкрадываются к героям маньяки: сзади.

Юркаю в другой ряд. Там тоже чисто. Мне нельзя стоять на месте, нельзя стоять! Но свернув в третий раз, в четвертый, я начинаю понимать, что мужчина будто испарился. Незнание давит на психику еще сильнее присутствия, и я не выдерживаю. От страха я дышу все чаще и понимаю, что так недалеко до гипервентиляции. Если бы не крик сигнализации, преследователь бы уже вычислил меня по этому пыхтению.

О лестнице, ведущей наверх, я вспоминаю не сразу, дважды подумать о правильности своего поступка я уже не могу. Сбрасываю обувь и, оглядевшись, шмыгаю к ней, а затем почти бесшумно взбегаю по металлическим ступенькам. Я надеюсь, что искать меня он не станет.

Тиффани: Я на чердаке библиотеки.

Это я пишу Стефану прямо перед тем, как слышу доносящийся снизу свист… и шаги на лестнице.

Я сижу на чердаке библиотеки, скованная ужасом перед своим охотником и высотой одновременно. Я часто ощущала себя жертвой, которую загоняют в угол, но не буквально. Мне всегда было куда бежать, куда вырваться, к чему стремиться. Но я в тупике, на высоте, которой боюсь до дрожи, и все равно куда меньше, чем его. Я не должна бояться, мне нужно подумать. Я достаю телефон и проверяю в последний раз, нет ли звонка от Норта. А потом, вытерев ладонями мокрое лицо, действительно открываю засов, потому что надеюсь проскочить обратно в библиотеку, прикрытая стеной дождя или с помощью пистолета, и оставить этого человека на крыше. Пусть полиция разбирается с ним, когда приедет. Кстати, где она? Почему так долго?!

Дождь льет сплошным потоком. Моя одежда уже промокла до белья, и я должна быть синей от холода. И страха. Каждый шаг по крыше дается мне с таким трудом, будто к ногам по центнеру привязано. Развернувшись, я достаю пистолет и беру на мушку дверь. Но выходит он, и я застываю истуканом, парализованная, не в силах двинуться вовсе.

Норт обещал меня удержать и не взял трубку. Почему? Будь здесь он, у меня был бы шанс. Хотя бы шанс!

Я направляю на своего мучителя пистолет дрожащими руками. Выстрелить… смогу ли я выстрелить?

— Отдавай, — говорит убийца, протягивая руку.

Я пячусь назад. Рациональная часть меня понимает, что крыша закончится, идти некуда, надо остановиться, но страх сильнее. Я выпрямляю руки до максимума. И мой убийца, закатив глаза, преодолевает расстояние между нами в пару шагов, вырывает пистолет и швыряет его на крышу.

Отлично: я не могу выстрелить в человека даже перед угрозой жизни. Если мне нужен был ответ на вопрос, похожа ли я на маму, то вот он. Моя щека горит болью даже под холодными струями дождя. Человек, который может сделать такое с собственным ребенком, — выстрелит. Наверное. А я не могу.

— А теперь телефон, — велит тот, кто, как я теперь знаю, зовется Басом.

Я начинаю мучительно соображать сквозь липкую пелену страха: он не выстрелил в меня. Допустим, не хотел огнестрельного ранения, но заставлять меня отдать телефон… Он мог бы сбросить меня с крыши или ударить и отобрать, но он ничего из этого не делает.

Я напряженно отдаю ему мобильный и смотрю, как он удаляет запись с Говардом, а может, и не только ее. Он избавляется от улик. Что-то будет.

— Дрожишь? — ужасающе улыбается мужчина. — Ты заслуживаешь немного страха.

— Вы не собираетесь…

Он смеется. Скрипуче, неприятно. Он как прекрасное в своей красоте алое яблоко, насквозь гнилое внутри. В нем нет ничего красивого, кроме оболочки.

— Ну ты же не придешь к Говарду Фейрстаху еще раз, если он пожелал тебя не видеть? Я бы мог сбросить тебя с крыши в любой момент, и я бы с удовольствием это сделал, не сомневайся. Но нам ни к чему сейчас трупы. Впрочем, предвыборная кампания длится не так уж долго, поэтому веди себя как хорошая девочка, мисс Райт. Ах да, и не приближайся больше к его сыновьям. Ни к одному из них, ясно? Мы друг друга поняли?

Я помимо воли вздрагиваю, чувствуя, что угроза отнюдь не пустая.

— Отойди от нее! — слышу я ледяной голос Стефана. Занятая уже-вроде-как-и-не-убийцей я даже не заметила, как он очутился на крыше, куда я его настойчиво зазывала еще несколько минут назад.

— Так-так-так, — с выражением блаженства на лице говорит мужчина. — Моя милая комнатная собачка явилась. Что это ты здесь делаешь? Разве тебе не положено умывать руки в другом месте?