Чужеземец

Алан дёрнулся как от пощёчины. Великая богиня Иманаиди ведала плотской страстью.

Жрицы её, напившись в полнолуние чего-то наркотического, отдавались во тьме храма паломникам. Тем, кто предварительно сделал достаточный взнос… расценки у великой богини были серьёзные. Но и результат обещался нехилый: совокупившись со жрицей Иманаиди, стареющие мужчины, по слухам, обретали утраченную прыть.

Хорошо ещё, если Илазугги будет там всего лишь таскать воду с колодца, мыть полы и растирать зерно… А то ведь…

«Господи! — вздохнул он обречёно, — ну зачем Ты так? Неужели иначе нельзя? Я не знаю Твоих путей, но ради Твоей любви к нам… неужели Твоя воля в этом? Матерь Божия, ну хоть Ты скажи Своему Сыну… Господи, прости мне это… но принять Твою волю на такое — не могу. Или… Или Ты всё-таки что-то сделаешь… пускай я даже никогда о том не узнаю, но Ты спаси девчонку, ладно?» Его дёрнули за рукав. Рабыня Анигидах, просочившись сквозь толпу, шепнула:

— Господин, пора уходить. Прежде, чем уйдут остальные.

Он сумрачно кивнул и, пытаясь никого не толкнуть и не оттоптать ничьи ноги, двинулся вслед за женщиной. Никто, впрочем, не обратил на них внимание — все слушали судью, который, велев увести «эту, без имени», обратился к толпе с заключительной речью.

— Но ведомо мне, что та, кто была мне дочерью, не своим умом додумалась до оскорбления богов. Есть люди, которые вовлекли её во зло, эти люди таятся в нашем городе, и, клянусь богами, я отыщу их. А тот из вас, кто укажет мне на них и представит верные доказательства, получит дюжину серебряных докко.

Дёшево всё-таки оценил его судья.

13

Ночью не спалось, а днём одолевала сонливость. А ещё больше — скука. Вот так сидеть, думать… чем ещё заняться? Газетку «Огхойские ведомости» не почитаешь, инфор тебе о новостях Внутреннего Дома не расскажет. Самое обидное, что и писать нечем и не на чем — все принадлежности остались в той деревне, в Аргимге. Как и писцовая лицензия. Полезная была дощечка, что уж говорить. Пригодилась бы в дороге.

В дорогу тянуло. Здоровье вроде бы уже позволяет, но надо ждать запропастившуюся тётушку. Две недели прошло, а сколько осталось? Как минимум столько же, а максимум вообще не определён. Она велела уходить, только если не вернётся через две луны.

Уходить, не попрощавшись, он не хотел. Совершенно не по-людски вышло бы. Тётушка Саумари, властная, язвительная и грубоватая, была куда интереснее всех прочих, с кем тут пришлось встретиться. И ощущалось в ней нечто… не магические способности, конечно, не аура и не харизма — скорее, какая-то непонятная причастность.

Скука давила. Молился, ясное дело — но долго молиться всё равно не удавалось, внимание быстро рассеивалось, всплывали в мозгу обрывочки воспоминаний — большей частью неприятные. Вроде бегства из Хагорбайи. Минута слабости, да. И каялся он за неё в молитвах, но легче не становилось. Нельзя, нельзя было принять такую помощь…

Он позвал Гармая. Раз уж выдалось столько свободного времени, с мальчишкой надо бы заниматься. Сперва — грамота «гаяни», потом счёт, начатки географии… Как бы ни сложилась тут его дальнейшая судьба, а пригодится.

Но оказалось, что это только у Алана бездна свободного времени, а у некоторых — дел по горло. Что тётушка уехала, работы не отменяет. И бочки наполнять, и двор мести, и крышу чинить, и столбы воротные снизу погнили, починки требуют… и в городе у него дела. Загрузил — и умчался, пятками сверкая.

Алан сам не заметил, как провалился в сон. Казалось бы, только что сидел в тени на чурбачке, прутиком чертил в пыли извилистые кривые — и вот уже упала на землю душная ночь, зажгла над затихшей Хагорбайей светильники звёзд… А в доме кузнеца Аориками люди толпятся. Самые близкие, самые верные… Даже высокородный Хигаури, командир городского гарнизона, рискнул выбраться.

— Уходить тебе надо, Наставник, и поскорее, — глядя в сторону, сообщил он. — Сам видишь, что в городе творится. Я, прости, помочь ничем не смогу, на воротах люди из городской стражи поставлены, подчиняются господину Миусихари. И как с восходом откроют ворота, так всех выходящих проверять будут. Ох, не пройдёшь ты проверки, Наставник… Хорошо хоть примет твоих пока не знают. Но это ненадолго, всегда какая-нибудь сволочь найдётся.

— А другие пути? — устало поинтересовался Алан. — Ну, может, подземный ход есть… или вот в похожем случае у нас одного вестника по городской стене в корзине спустили…

— Может, и есть в городе подземные ходы, — хмыкнул начальник гарнизона, — только мне про то никто не докладывал. А сам я не озаботился, уж прости. Видишь ведь, времена давно уж мирные стоят, осады никакой опасаться незачем. Солдаты обленились, с оружием упражняться их только плетью и заставишь… Что же до корзины со стены, это ж надо, чтобы по ту сторону наши были, верёвку закрепили бы и перекинули. И к тому же судья не глупее нас… вполне мог своих людей выслать стены стеречь. Тому вашему проповеднику, видать, повезло… или Господь сильно помогал.

Алан опустил голову. Вариантов не находилось. Даже Гармай — и тот молчит, не выскакивает с предложением разных боевых глупостей. Взрослеет мальчик…

Колыхнулся дверной полог, толпа чуть раздвинулась, и в горницу, опираясь на свой знаменитый посох, вошёл старый волхв Сианиари. Вот уж кого Алан сейчас менее всего хотел видеть. Охоч старик был до философских споров, и ведь выбрал же время. «Не до грибов, Петька» — вспомнился вдруг старинный анекдот.

— Дело-то понятное, — без предисловий заявил волхв. — На подземные ходы не надейтесь, их всего-то два и было, один из дворца наместника, другой из храма Господина Бурь. И оба ещё полторы дюжины лет как обвалились. Тогда на кровавую луну было трясение земли, Хозяин Недр, понимаешь ли, возбудился. Но ты, Аалану, не тревожься. Выспись лучше. Утречком я вас с парнишкой воротами проведу, и всё хорошо будет.

— Проведёшь? — язвительно скривился Алан. — С помощью своих духов? Ты это мне предлагаешь, вестнику Бога Истинного?

— Уж всюду тебе духи мерещатся, — старик отмахнулся от его слов точно от назойливой мухи. — Дело-то невеликое… мелкое дело, можно сказать. И без духов обойдёмся… Сам проведу, своей сноровкой.

— Как проведёшь? — тут же без спросу влез Гармай. Добро ещё при своих… а то ведь вся конспирация насмарку… не должен по здешним понятиям раб говорить, прежде чем хозяин не позволит. А ещё ведь своим разбойным опытом кичился… сопляк…