Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Джолиэтт стояла в дверях. И лицо у нее было... страшное.

— Чем?

— Она смотрела так... не объяснить. Не описать. Как смерть увидела в глаза.

— Даже так?

— У нас на стенах оружие висело. Охотничий же домик. Прежде, чем я успел хоть слово сказать...

Ликса обернулась на шум.

Широко открытые голубые глаза, светлые волосы, улыбка — простите. Я не хотела шуметь... я виновата.

И бешеная, безумная злоба, исказившая лицо Джолиэтт.

И — кинжал.

— Она его рванула со стены — я потом смотрел. Там кованые крюки

вылетели. Кованые!

– И?

— И ударила. Мы даже сказать не успели ничего. Даже вздохнуть. А в груди у Диксы уже кинжал. И та оседает, запрокидывается... я сразу понял — насмерть.

Ганц кивнул.

Нечто такое он и подозревал.

— А потом что?

— Отец вылетел. Увидел все это... ему чуть дурно не стало. Я блевал, он кое-как удержался, но решать дело требовалось срочно.

— Та-ак...

— А что нам было делать? Ликсу не вернешь, а если это обнародовать — нас растоптали бы в единый миг!

Действительно. Что тут было делать?

— Сказать его величеству.

— И мне бы поверили? Нам?

– Хм....

Ричард мог бы поверить. А Эдоард?

Ой ли...

Не говоря уж о том, что Эдоарду было плохо. Что он болел. Что такое известие могло его добить, а смерть короля на твоей совести... тут не о влиянии надо уже говорить. Жизни бы сохранить.

Ричард такое не простил бы.

Никогда.

— И какую тень это бросило бы на нашу семью?

— Тоже верно.

То ли он украл, то ли у него украли, но история там точно была. И поди, отмойся! Бесполезно. Ганц это понимал, понимал это и Майкел, и вот это понимание — не сочувствие, нет, жалеть своего собеседника Ганц и не думал, а именно сопереживание, делало его разговорчивее. Хоть кому бы рассказать.

И вместе с этой невольной исповедью падал, медленно падал с души громадный и тяжелый камень. Майкел ведь никому... даже на исповеди... вообще никому. Слишком страшной была эта тайна. Слишком опасной.

Кто-то может жить с камнем на душе, еще и дом из камней построит. А для кого-то это слишком тяжкая

ноша. Майкела она почти раздавила. А сейчас ему становилось легче.

— Вы понимаете.

— Да. Не говорю, что одобряю, но... возможно, я поступил бы так же.

И виконт медленно кивнул.

— Мне было очень плохо. Но иного выхода мы тогда не нашли.

— Крови много было?

— Почти что не было, считай. Так, пара капель. Если нож не вынимать, а я и не вынимал. Не смог. Его с такой силой вонзили... это как безумие было.

— А что потом было с ее высочеством? Она ударила — и?

— Упала сама. Лежала, как мертвая, едва дышала. Мы с отцом чуть с ума не сошли — ладно еще один труп, но принцессу так не спрячешь... оклемалась. Но только на следующий день. Мы ее в кровать перетащили. И... занялись Ликсой.

— Тело вы прятали.

– Я.

Майкел помнил, как заворачивал Ликсу в ковер. Как вез к оврагу.

И — плакал.

Гроза начиналась, а он плакал...

О девушке? О матери? О себе?

Он не знал. Но

было больно...

— Когда я домой вернулся, я видеть эту гадину не хотел. Отец пытался что-то объяснить, а я... я видел ее лицо в тот момент. Она хотела убить, понимаете?

Ганц медленно кивнул.

— Она жаждала убить, она наслаждалась, она этой смерти радовалась.

— С чего она так? Вы не знаете? Потом никаких разговоров не было?

Майкел решительно мотнул головой.

Разговоры!?

Да он бы душу Мальдонае продал, лишь бы забыть ту страшную ночь! А уж обсуждать ее... даже с отцом? Нет, никогда, ни за что... он и со своим духовником молчал, что та рыба. О таком — не говорят!

— Да разве я знаю? Отец в постели разочаровал? Или поругались? Или еще что? Я тогда не расспрашивал, и потом знать не хотелось.

Ганц медленно кивнул.

— Понятно. Поэтому вы пустили слух, что мачеха вам нравится чуть больше, чем нужно, и ушли из родительского дома.

— Да. Это было понятно, это было нормально принято. Это даже и обсуждать как-то смешно, все знают, такое случается. Скорее, мне еще и сочувствовали, но и одобряли. Примерный сын, не хочет огорчать отца...

И это одобрение тоже разъедало, что та кислота. Разъедало, мучило, уничтожало самое личность Майкела. Хорошо хоть продолжалось недолго, не успел окончательно спиться.

— А почему не рассказать, что она вам НЕ нравится?

— Это не аргумент для отъезда. Мало ли кто кому не нравится — и что? Годами живут вместе, терпят. Во благо рода!

— Ну, вы же не крестьяне с одной хижиной?

Майкел передернул плечами.

— На тот момент ничего лучше мы не придумали. Может, сейчас бы иначе сложилось, а тогда... я словно в дурном сне был. Отцу сказал, что не сдержусь — удавлю гадину. И рука б не дрогнула. Увидел бы... а уж когда каждый день перед глазами — тут и святой не сдержался бы! А я не святой!

— Вот даже как?

— Так.

— И уехали.

Да.

Ганц покусал губы.

Логично. Это сочеталось с тем, что он узнал. Но... были и прорехи в ткани повествования.

— Ваши братья знали об этом?

— Я не рассказывал. Если только отец или Джолиэтт.

— Как она реагировала? Кричала, билась в истерике.... Когда поняла, что убила? На следующий день вы с ней разговаривали?

— Я — нет. Отец.

— Вы при этом присутствовали?

— Да, — Майкел вспомнил и еще раз поежился, от омерзения. — Отец говорит, пытается до нее достучаться, объясняет, а все словно... рядом. В стену.

— Вас не слушали?

— Не слышали. Словно она в ступоре была. Словно... словно оргазм испытала.

Ганц кивнул еще раз.

Подозрения превращались в уверенность. Только вот «задницей чую» в качестве доказательства никогда не принималось.

— Вы приняли решение все скрыть. Это понятно. Вы уехали. И ни с кем не общались? Не разговаривали? Не просили приглядеть за мачехой? Не верю!

Майкел скривился.

— Ладно... просил.

– Кто?

— Слуги... я называть их не стану?

Поделиться с друзьями: