Чужое тело, или Паззл президента

И еще более нелеп был шутливый вопрос о переходе Яши в ислам. Уже потом, восстанавливая в памяти все детали того разговора в ресторане, Яша вспоминал, что Евгений Викторович и сам, похоже, испугался этого вопроса, потому что как бы сразу осекся.

Но ведь Евгений Викторович явно не дурачок. Убогий дурачок такого плана с детектором лжи не придумает. Это ходы вполне на интеллектуальном уровне покойного Петра Григорьевича… Получается странная раздвоенность. С одной стороны, Петр Григорьевич и Евгений Викторович хорошо знали меню ресторана. С другой — никто там Евгения Викторовича в лицо не знал, хотя он утверждал обратное… Он опять вползал в дурацкое кольцо Мёбиуса, у которого одна поверхность незаметно переходила в другую. Нужны дополнительные данные. Ну, хотя бы можно было спросить у Кости, бывал ли Петр Григорьевич в «Ми пьяче». Это сделать совсем не трудно, хотя Костя не любит прошутто и как будто не собирается перейти в ислам… И почему-то у Кости на голове была клетчатая накидка, как она там называется у мусульман… Кажется, куфия. А этот вздор уже значил, что он засыпает. Только не концентрироваться на самом засыпании, а то эта зыбкая граница бодрствования и сна не терпит вглядывания. Лишний раз взглянешь, подумаешь, что засыпаешь, — и сон тут же отступит. Отступит, приступит, наступит…

В девять утра Яша уже звонил Косте:

— Костя, доброе утро, это Яша, он же, с вашего разрешения, вице-президент «РуссИТ». Я вас не разбудил?

— Господь с вами, господин вице-президент, — рассмеялся Костя, — вы не только не разбудили меня, вы даже скоро меня увидите. Я уже на полпути к вашему сосновому раю, нужно поговорить.

— Чудесны дела твои, господи, я как раз думал о том, чтобы спросить у вас об одном деле.

— Потерпите немножко, господин вице-президент. Помните, как говорил Петр Григорьевич? Никогда не говори сейчас того, что можешь сказать позже. Может быть, ты еще передумаешь. Несказанное всегда интереснее сказанного. Больше вариантов. Кофе будет, шеф?

— За «шефа» спасибо. Принимаю это как комплимент. Ты же так Петра Григорьевича звал. Бегу ставить кофе.

Когда Яша разлил кофе по двум разномастным чашкам, Костя спросил:

— Теперь можешь спрашивать. Что ты хотел спросить?

— Скажи, Петр Григорьевич часто бывал в итальянском ресторане «Ми пьяче» около Пушкинской площади?

— А в чем дело? — Костя бросил подозрительный взгляд на вице-президента, и Яша отметил про себя странную настороженность начальника службы безопасности фирмы.

— Да так, потом как-нибудь объясню. Так бывал?

— Не просто бывал. Ему этот ресторанчик очень пришелся по вкусу. Несколько раз всё меня уговаривал подняться с ним. Но у меня правило: сохраняй дистанцию. И между машинами и между людьми, особенно когда ты на работе.

— Спасибо, Костя…

— А все-таки для чего это тебе?

— Да так, ничего. Какие у тебя дела?

— Евгений Викторович просил передать, что наш китаец, судя по всему, или уже в Москве или вот-вот пожалует. И вся эта затея с полиграфом может оказаться довольно полезной. Завтра утром Свистунов должен появиться в офисе. Анна Николаевна сегодня позвонит и скажет, что шеф назначил ему встречу на десять утра. И ровно в десять шеф начнет распекать его за отказ пройти испытание на детекторе лжи. Предупреди его, что Евгений Викторович неплохой актер, и разнос будет в высшей степени правдоподобный. И громкий.

— Что значит громкий?

— То и значит. Важно, чтобы крики слышала Анна Николаевна.

— Так она…

— Скорее всего, да. Не забывай, что я все-таки начальник службы безопасности и кое-что знаю. В частности, что она спит с нашим многоуважаемым Юрием Степановичем и во сне видит, как он бросает законную супругу и переезжает к ней.

— Ну что ж, спасибо за информацию.

— Это еще не всё, ради чего я приехал.

— Слушаю.

— Скажи, Вундеркинд, а можешь ли ты со своими ребятками приспособить какой-нибудь маячок, чтобы он в случае необходимости был у Свистуна, и мы могли бы отслеживать его перемещения?

— Да и делать ничего не надо. Не знаю еще как работает наш российский ГЛОНАСС, но с ДжиПиЭс сталкивался. Очень точная система, между прочим, местонахождение объекта определяется с точностью до метра-двух.

— Ты не совсем понимаешь, о чем я говорю. Если дело дойдет до того, что наш уважаемый акционер господин Фэн захочет побеседовать со Свистуном в укромном местечке, допустим, где-нибудь на даче, его помощники — надо думать, не совсем уж круглые лопухи — вполне могут захотеть проверить, нет ли на нем спрятанного диктофона или чего-нибудь еще подозрительного. В том числе и маячка. Противника лучше переоценить, чем недооценить. Я это еще в Чечне хорошо усвоил. Сколько там наших ребят полегло от того, что не все это помнили… Да что б эти бородачи что-нибудь соображали в боевых действиях? Да никогда. Это тебе не зад кверху задирать, молясь Аллаху. А соображали. Да еще как. И бесстрашны так, что никак мы не могли понять, откуда это у них, от ненависти к нам или от стремления побыстрее попасть в свой мусульманский рай.

— Значит, ты хочешь, чтобы мы переделали маячок так, чтобы хотя бы при поверхностном осмотре его нельзя было обнаружить?

— Именно.

— Надо посмотреть. Костя. Думаю, что-нибудь можно попробовать сделать.

— С богом, Вундеркинд.

— Скажи, Костя, — задумчиво спросил Яша, — а Свистуну опасность не будет угрожать?

— Не боись. Для того-то и нужен маячок, чтобы мы всё время были около места встречи. Если место встречи изменить нельзя, то уж контролировать его мы просто обязаны.

12

Свистун подошел к Анне Николаевне. И чего я, дурак, никогда в самодеятельности не участвовал, думал он, знал бы сейчас, как изображать испуг. Он на всякий случай шмыгнул носом и попытался пригладить ладонью вихры волос.

— Анна Николаевна, как там президент? — испуганно спросил он. — А то вы вчера звонили, что он вызывает меня к десяти.

— Вообще-то озабоченный какой-то, Олег Игнатьевич. Я как всегда ему кофе заварила, он утром любит кофе покрепче, Петр Григорьевич тоже любил. Принесла, а он даже не посмотрел в мою сторону, спасибо не сказал. Сейчас я спрошу, можно ли вам зайти. — Она щелкнула тумблером внутренней связи и спросила: — Евгений Викторович, к вам Свистунов из лаборатории.

— Пусть зайдет, — рявкнул президент так, что Анна Николаевна вздрогнула и испуганно откинулась на спинку своего вращающегося креслица. Она с сочувствием посмотрела на посетителя, вздохнула и едва заметно пожала плечами, ну что тут сделаешь, сам видишь, в каком он настроении.

Свистунов робко, бочком, вошел в кабинет.

— Евгений Викторович, доброе утро, вы меня вызывали?

— А, борец за гражданские свободы, — хмуро сказал президент, поднял глаза от бумаг, которые лежали на столе, посмотрел на Свистунова и вдруг хитро подмигнул ему. Свистунову сразу стало легко и весело, и предстоявшая сцена уже не казалась тягостной, а наоборот забавляла его. — Рассказывай, — загремел президент, — чем же тебя так оскорбил обыкновенный детектор лжи? А? А может, дело вовсе не в твоей аллергии, черт тебя возьми, на нарушения каких-то там прав, а в том, что ты просто боишься проверки? Я вообще заметил, что люди особенно цепляются за высокие принципы, когда совесть не чиста и есть, чего скрывать. Чего ты молчишь? Может, тебе действительно есть чего бояться? Ну! Выкладывай, что ты так уперся!

— Да нет, Евгений Викторович… я… я, Евгений Викторович, хотел…

— Я догадываюсь, что я Евгений Викторович. Ты мне все-таки объясни, почему ты отказался от испытаний! Ты же знаешь, что компьютер почти готов, что кое-кто за него не только какими-то паршивыми и придуманными правами пожертвовал бы, мешок бабла выложил бы. А ты вдруг со своими правами! Никого проверка на полиграфе не ущемляет ни в каких правах, а у него, видите ли, аллергия на них! — Евгений Викторович снова подмигнул Свистунову. — Ну, долго будем в молчанку играть, а? Эх, старого доброго КГБ на вас нет, они бы вам быстро разъяснили, где у кого какие права. Съездил бы следователь разок-другой по морде, и ты, выплевывая выбитые зубы, сразу увидел бы, у кого какие права. Идите, Свистунов, и подумайте еще раз. Или вы пройдете проверку, или мы вынуждены будем просто уволить вас. Сидеть и думать, что у вас там действительно на уме — это, простите, не наша забота. Да и времени на детсадовские уговоры у нас уже нет. Всё. Идите.

Свистунов вышел из кабинета. Раздраженный голос Евгения Викторовича скомандовал из динамика внутренней связи:

— Анна Николаевна, сделайте мне, пожалуйста, кофе.

Анна Николаевна сочувственно посмотрела на Свистунова, который совсем по-детски тер скатанным в комок платком глаза, и он понял, что связь, наверное, и не выключалась, и Анна Николаевна слышала всю сцену в кабинете. Он горестно вздохнул и, опустив голову, побрел к выходу. Ну и Свистун, думал он о себе, изо всех сил стараясь не расплыться в гордой улыбке, кто бы подумал, что у тебя еще и актерский талант прорежется. Ну, в Художественный, может, и не взяли бы, но в любом сериале уж точно бы сыграл.