Чжунгоцзе, плетение узлов

— Красивые, — согласился Юньфэн.

— А-а, это шашки Ди-тая, — раздался голос Тайфэна откуда-то из кустов, а потом на друзей выскочил и сам Тайфэн. За ним следом появился Ди-тай.

— Правда, что из этих «шашек» люди варили похлебку, отведав которой, могли не бояться злых духов? — улыбнулся Юньфэн.

— Ну, может быть, когда-то… Я не знаю, — честно признался Ди-тай. — Я делал их давным-давно, когда только появился здесь и сильно тосковал. Очень давно…

— Думаю, они с тех пор успели зачерстветь и потеряли свои чудесные свойства, — заметил Тайфэн.

— Чжай-эр, — сказал Ди-тай. — Нам надо кое-что обсудить, — и протянул Нежате руку, помогая подняться. Нежата встал, растерянно глянув на Юньфэна. — Идем, идем, — поторопил его Ди-тай.

— И мы пойдем прогуляемся, поболтаем, — Тайфэн подмигнул Юньфэну и, положив ладонь ему на плечо, увлек в изумрудные сети ветвей.

Некоторое время они шли молча, раздвигая лианы, стебли, листья, кусты, потом Тайфэн заговорил:

— Я вижу тебя насквозь, и это не фигура речи, уж поверь, — он смахнул рукавом со лба паутину и глянул на Юньфэна с усмешкой. — «Я не понимаю, о чем вы, господин». Да?

Юньфэн молчал: он понимал. Тайфэн вздохнул:

— Сейчас вылезем из этих дебрей, погоди. Скоро уже придем.

Через половину благовонной палочки они действительно выбрались на открытое место — каменистое русло горного ручья.

— Поднимемся к истоку, — коротко бросил Тайфэн и легко запрыгал с валуна на валун, только поспевай. Юньфэн запыхался, почти бегом следуя за своим проводником. Наконец Тайфэн остановился у подножия горного склона, усыпанного медной листвой. У самых его ног из-под замшелого камня вырывалась узкая струйка воды и, пролетев немного, врезалась отшлифованным острием в чистый хрусталь, пронизанный солнечным светом.

— Дитайчжицзян, — просто сказал Тайфэн. — Ты ведь его искал, — и глянул на Юньфэна внимательно и тепло. Юньфэн смотрел на свежую светлую воду, непрестанно бегущую по гладким ладоням камней. Даже жажда отступила. — Вот и я так же… — улыбнулся Тайфэн. — Уже больше тысячи лет, знаешь ли. Прихожу сюда, смотрю. И ухожу. Казалось бы, что такого: выпил глоток — и свободен? И тишина на сердце: нет ни обжигающей музыки, ни боли от прикосновения к струнам. Нет болезни. Я исцелен.

— Что же тебе мешает?

— Одна очень странная мысль. Может быть, думаю я, тысяча лет, и еще две, три — сколько еще отмерил этому миру Великий Владыка — долгие-долгие годы рядом с другом, в конце концов, окажутся малой каплей в вечности без него. Там, после конца мира. Единственной каплей света в бесконечном мраке. Может быть, именно эта музыка, эта боль не дадут мне лишиться рассудка в вечности за пределами света.

— Почему — за пределами? — тихо спросил Юньфэн.

— Просто не знаю, какова будет участь таких, как я. Ди-тай отправится к своему Владыке, как только Тот призовет его. Меня в лучшем случае просто не станет. Наверное. Ди-тай, правда, уверяет, что его Владыка милостив беспредельно и может меня принять. Но тогда эта капля будет свидетельствовать против меня и отсечет от Его милости.

Впрочем, моя доля не должна тебя беспокоить. Я бессмертен, по крайней мере, пока породивший меня мир жив. У меня еще много времени, и я успею принять решение. А вот вы, люди, как бабочки-однодневки. Вы должны быстро решать. Великий Владыка ждет от вас любви, но не той, которую Ди-тай зовет ночным мотыльком в пламени свечи. Он хочет, чтобы ваша любовь очистилась, пройдя сквозь Его творение: друзей, врагов, каждого встречного — всех и всего, и вернулась к Нему. Так создается основа вечной жизни. Что-то в этом роде — Ди-тай мне объяснял. Ты знаешь об этом?

— Да, Чжайдао тоже говорил что-то подобное.

— Ну вот. Потому-то нужно очистить сердце и… Сам человек не может, ты ведь понимаешь. Понимаешь, как это действует?

— Понимаю. Но почему ты не хочешь?

— Моя природа — чувственная, как у животных и растений. Вдруг, лишившись какого-то чувства, я потеряю свою природу? Чем тогда я стану? Персиком без вкуса и аромата? А? — он подмигнул Юньфэну.

— Разве ты не получишь от Владыки что-то большее? Разве у Него — такого великого и щедрого — могут существовать персики без вкуса и аромата? А вообще Чжайдао говорил, что сладость чувственной любви — только прообраз любви Божественной, что…

— Он-то откуда знает про чувственную любовь? Из книжек что ли? — усмехнулся Тайфэн и, не дав собеседнику возразить, продолжил: — И что это ты заладил: Чжайдао, Чжайдао? Сам-то ты как считаешь?

— Мне кажется, он прав.

— Тогда почему ты сомневаешься?

— А ты?

— Просто люблю острое, пряное, сладкое. Мне нравится забавляться с огоньком. Когда я стану взрослее, надеюсь, это пройдет, — Тайфэн лукаво прищурился. — В любом случае, у нас с Ди-таем свои счеты. А что касается тебя, то… — он замолчал, скептически разглядывая Юньфэна. — Зачем тогда бамбуковый старичок прислал тебя к нам?

— Бамбуковый старичок? Это господин Цуйчжу?

— Он самый. Зачем он отправил тебя пить из Дитайчжицзяна? Почему?

— Он откуда-то узнал, хотя я вовсе не говорил… Не понимаю, как он понял что-то о неподобающем чувстве и о том, что мне не по себе. Я даже Чжайдао никогда не признавался.

— Но ты признавался Владыке.

— А…

— Владыка может раскрыть нечто о человеке тем, кто имеет возможность помочь, — Тайфэн положил руку на плечо Юньфэна. — Будешь еще думать?

Юньфэн вздохнул и посмотрел на родник, звенящий у его ног.

— Это самая вкусная вода на земле.

— Откуда ты знаешь? — улыбнулся Юньфэн.

— Мне Ди-тай рассказал, когда первый раз уговаривал выпить.

Юньфэн присел, протянул сложенную лодочкой ладонь к закрученной спиралью струйке и вдруг замер, не коснувшись воды.

— Да чего ты боишься? Ты же не лишишься памяти. Просто… твое любимое блюдо перестанет быть таким переперченным. Поменьше сычуаньского перца — и ты почувствуешь его настоящий вкус, — Тайфэн подтолкнул юношу в спину, и тот чуть не окунулся в источник.

Поймав равновесие, Юньфэн набрал воды и сделал глоток. Таким был бы вкус предзакатного неба — ясный, сияющий, незабудково-голубой. Хотелось пить не переставая, но после трех глотков Юньфэн почувствовал себя наполненным до краев светом и сладостью.

— М? — вопросительно глянул на него Тайфэн. Юньфэн покачал головой не в силах произнести ни слова. Он выпрямился медленно и осторожно, точно боясь расплескать лучезарную благодать, переполнившую его. Как они вернулись, Юньфэн почти не понимал, ощущая лишь солнечный свет, вошедший в него.