Цицианов

Представление о своем полку как о «местном племени» настолько глубоко проникло в сознание солдат, что чины полков, воевавших здесь с «ермоловских» времен, называли себя «кавказцами», а части, пришедшие на пополнение корпуса в 1840-е годы, именовали «российскими», причем последнее выражение имело откровенно презрительный оттенок. «Кавказцы» даже не считали своим долгом выручать «российских», когда те попадали в трудное положение. При этом спасение «частей-побратимов», называвшихся по местному обычаю кунаками, считалось святым делом [654] . Такая взаимная неприязнь частей одной армии очень показательна. Люди с общим языком, религией, присягой и подданством считали это второстепенным, выдвигая на первый план в самоидентификации принадлежность к полку. Этот процесс формирования особого духа Отдельного Кавказского корпуса заметен уже при Цицианове. Основную информацию о такого рода явлениях историк обычно черпает из воспоминаний, которые в отношении событий начала XIX столетия довольно скудны. Но и официальные документы позволяют судить о многом. То, что во время штурма Гянджи егеря не пощадили лезгин, не тронув остальных пленных, свидетельствует о своего рода «приватизации» войны, которая невозможна без соответствующих сдвигов в самоидентификации. Превратить вчерашнего мирного пахаря в инициативного и умелого солдата было непросто. Русское крестьянство было демилитаризованной средой, с полным отсутствием навыков владения огнестрельным или холодным оружием и воинских традиций. Во время народных гуляний высшим проявлением воинского духа была драка на кулаках, «стенка на стенку». Ни тебе джигитовки, ни фехтования, ни стрельбы. Примечательно, что один горец, бежавший домой из северной ссылки, уговаривал своих соплеменников продолжать сопротивление — по его верным сведениям, у царя «кончались солдаты»: на всем пути от Архангельска до Ставрополя беглец видел одних только мужиков с сохами.

654

Там же. С. 52.

Что же за люди воевали за славу российскую, кто раздвигал границы империи? Ответ на это дают, например, сведения о составе батальонов Эриванского полка. В 1803 году 1-м батальоном командовал подполковник Федор Мейендорф, немец-лютеранин из Лифляндии, не имевший на родине никакой недвижимости. Заместитель его, «подполковник на премьер-майорской вакансии» Каспер Рациус, был земляком и единоверцем своего начальника. Командир имел дворянские корни, а заместитель — сын чиновника. Из послужного списка премьер-майора Андриана Куприна мы узнаем, что этот офицер происходил из дворян, но поместья не имел. Из шести капитанов — ротных командиров — только у одного имелись крепостные — 60 душ, да к тому же не его собственные, а принадлежащие отцу. Еще один «людишек» не имел, а четверо — даже не имели на то права, поскольку были «из солдатских детей». Из девяти поручиков дворянами являлись шестеро, причем ни у одного из них не было собственности, да и их родителей-помещиков богачами назвать нельзя. В среднем за каждым числилось 37 крепостных (для установки «масштаба» напомним, что у «гоголевской» помещицы Настасьи Петровны Коробочки, которую никак нельзя назвать слишком богатой, имелось около 80 крепостных). Еще беднее оказались подпоручики — их наследство составляло менее 15 душ на одного. В батальоне состояло 42 унтера, претендовавших на выслугу обер-офицерского чина. 29 из них были потомственными дворянами, но, во-первых, из этого числа каждый пятый — безземельный, а остальные имели в среднем по 16 душ крепостных. Еще семеро именовались солдатскими, а четверо — обер-офицерскими детьми [655] . Последнее означало, что их отцы начали службу нижними чинами, а личное дворянство получили за ратные заслуги.

655

Приложения к 3-й части Истории 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. СПб., 1895. С. 30—35.

Генерал Цицианов пытался повысить эффективность действий против горцев различными мерами. Он, в частности, запретил командирам частей рапортовать о невозможности настигнуть противника. Ущерб от действий горцев главнокомандующий предложил возмещать за счет начальников, в зоне ответственности которых произошел прорыв кордонной линии. Так, стоимость казенного табуна, угнанного черкесами в 1802 году, он приказал удержать из жалованья командира Волгского казачьего полка майора Лучкина [656] . В своих приказах по корпусу Цицианов обрушился на офицеров Казанского мушкетерского полка, которые, вместо того чтобы научиться эффективно действовать против горцев, в совершенстве овладели мастерством писать пространные реляции. Из жалованья подполковника Астафьева было приказано вычесть стоимость 1700 патронов, выпущенных казанцами «в белый свет как в копеечку» во время налета чеченцев, которые буквально из-под стен Владикавказа угнали большой табун [657] . Полкам на Кавказе приходилось отказываться от многих уставных положений, выработанных в войнах «европейского» типа. После объявления тревоги, например, осенью 1802 года Севастопольский мушкетерский полк, расположенный на Лезгинской линии, занялся, «как положено», проверкой наличия солдат. Продолжительность этой процедуры оказалась достаточной для того, чтобы горцы угнали весь полковой скот [658] .

656

РГВИ А. Ф. 846. Д. 6166. Ч. 1. Л. 9.

657

Там же. Л. 17-20.

658

Там же. Л. 23.

Шефу 17-го егерского полка полковнику Карягину по поводу частого бегства арестантов Цицианов писал: «Все сие заставляет меня быть в полной уверенности, что ни офицеры, ни солдаты не читают артикула воинского устава о важности караулов и часовых. Ненаказанность за столь величайшее преступление довершает расслабление, и для того предписываю вашему благородию приказать читать оные перед ротами каждые праздничные и воскресные дни и заставлять не только солдат оные слушать, но и чтобы все офицеры были при оном; а после офицеров молодых и неосмысленных ребят, коих у вас довольно, испытывать, — знают ли и помнят ли читаемое. Ибо если ваше благородие не будете помышлять о том, что офицеру знать надлежит, то офицеры будут причиной вашего несчастья по службе, которую вы так давно продолжаете с честью» [659] . Цицианов терпеть не мог пустословия. 27 августа 1805 года он писал Лисаневичу: «Я и прежде знал, что поход ваш окончится не к славе русского оружия, что кончится реляцией и извещением об уходе вашего неприятеля. Какая же польза от вашего похода? Бедные солдаты! Сколько им мучений от сих пустых походов! Да и дождутся того, что их не будут бояться карабагские жители, как Баба-хана, ушедши в горы, и об них будут думать, что они боятся гор, не ведая, что сие произошло от лишней осторожности начальника» [660] . А его письмо тому же Лисаневичу от 9 января 1806 года выглядит совсем грозно: «Если ваше высокоблагородие не изловите Мирзу-бека и Фези-бека силой или деньгами, то не избежите военного суда, коему я вас предам, по власти мне дарованной» [661] .

659

История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 135.

660

АКАК. Т.2.МЬ 1470.

661

Там же. № 1493.

Полковник Карягин просил Цицианова прислать медика для выявления причин высокого уровня заболеваемости штаб-квартиры полка в селении Мигры. Ответ Цицианова был жестким: «Представляю собственному вашему усмотрению: 1-е) не вы ли виноваты, что все лето солдаты употребляли колодезную воду, которая признана медицинскими чинами вредной, и что сакли протекают во время дождя; 2-е) не на вашем ли единственно ответе, что нечистоты в крепости повсеместно; 3-е) кто иной отвечать должен, что больные лежат на полу без постелей и положенного одеяния, и, наконец, 4-е) ужели вы лишены способов запасать для больных дров?» [662] Весной 1804 года у того же Карягина буквально из-под носа горцы угнали всех полковых лошадей. По тексту письма Цицианова от 13 мая 1804 года можно заключить, что генерал с трудом подбирал выражения: «…с крайним неудовольствием читал, что вверенные вашему полку казенные, офицерские артельные и партикулярные также артиллерийские и казачьи лошади угнаны лезгинами, не только из-под форпостов (ежели были они, как вы пишете), но из-под стен форштадтских и из рук, почти прикрывавших табун. И тогда, когда их было не более 20 человек, а вы имели в команде 130 казаков. После такого происшествия имею я причину опасаться, что вас самих изнутри крепости злодеи увлекут. Повторяю — вас увлекут, получив не один же раз успех над вами к стыду вашему и ваших подчиненных. Репрессалию сделать вам позволяю, но с тем, чтобы она с верностью (на успех) устроена была и чтобы больше не осрамиться. Осторожность военная, распоряжения войск, повиновение подчиненных должны быть основаниями сего предприятия, и чтобы не было несчастья какого от своевольного поступка какого ни есть поручика или капитана, а еще менее, чтобы не было погони, какие вы уже два раза строили, по 60 верст гнали и не догнали. При всем том лошадиного табуна не дадут, а прочим скотом скоро ли вознаградится потеря 300 лошадей?» Прошло время, генерал поостыл и уже писал о досадном происшествии в «конструктивном» плане: «Если бы перед сим табун полковой из форштадта выходил с военной осторожностью, т. е. с передовым разъездом, и после объезда города патрулями, а не так, как в Твери, с одними извозчиками (пастухами. — В.Л.),то он не был бы отбит» [663] . От дисциплинарного наказания, а быть может, и от суда оплошавшего полковника спасло только его личное мужество, неоднократно проявленное в боях. На Кавказе военные заслуги являлись своего рода индульгенцией. Прапорщик Навагинского пехотного полка Немятов «начудил» по меньшей мере на лишение чинов и дворянства: в пьяном виде бросил караул, следствием чего стал угон скота горцами; сам приехал во Владикавказ, где катался на извозчике в сопровождении шарманщика. Финальный аккорд — скандал в квартире полкового командира «с произнесением ругательств, относившихся к полковому командиру и бывшим у него на вечере офицерам». Суд учел, что Немятов совершил все эти деяния «не по злобе или обдуманному плану, а в нетрезвом виде до самозабвения». Главным же оправданием стала храбрость, известная всему гарнизону. Офицера продержали под арестом шесть месяцев, перевели в другую часть и лишили полугодового жалованья [664] .

662

История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 120.

663

Там же. С. 153.

664

ГАР Ф.Ф. 678. Оп. 1. Д. 386. Л. 162.

От взора Цицианова не ускользали никакие мелочи армейского быта. В одном из приказов он опять же выговаривал своему любимцу Карягину: «Удивляюсь безмерно вашей беспечности, с какою командуете вы полком. Я нашел здесь на солдатах вверенного вам полка шинели в лоскутьях, и в одной подкладке в локте солдаты стоят на часах в холод. Буде вы будете опираться на сроки, то я велю нарядить следствие, а между тем предписываю вашему благородию на 15 человек на препровождаемом списке означенных через неделю были непременно построены новые во отвращение всеподданнейшего моего о том Государю императору донесения» [665] . Одним из приемов при дезертирстве был уход из строя под предлогом естественных надобностей. Солдат удалялся в укромное место, а потом скрывался в неизвестном направлении. Цицианов напомнил командиру, рапортующему о побегах, что следует при «справляющих нужду» солдатах оставлять надежного унтер-офицера [666] .

665

История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 179.

666

Там же. С. 179.

Строго взыскивая за промахи, Цицианов одновременно проявлял внимание к своим сослуживцам, стремился, чтобы его подчиненные не чувствовали себя обойденными наградами. Так, в рапорте на высочайшее имя от 5 августа 1805 года главнокомандующий ходатайствовал о выражении всем участникам похода к Араксу царского благоволения. Он просил также о награждении майора 7-го артиллерийского полка Вреде орденом Святой Анны 2-й степени. Этот штаб-офицер действительно обеспечил быстрый марш отряда Цицианова на помощь Карягину. Дело в том, что батарея, пришедшая из Тифлиса, имела не конные, а воловьи упряжки! Ни о каком скором продвижении речи быть не могло. Вреде же сумел за два дня найти нужное количество пригодных лошадей. Отмечая расторопность артиллеристов и их огромный вклад в достижение победы над персидскими войсками, главнокомандующий обратил внимание на явную обделенность наградами представителей этого рода войск. По этому поводу Цицианов писал императору: «…Когда во всех полках, в здешнем краю находящихся, производство в обер-офицерских чинах весьма скорое, то 7-го артиллерийского полка поручик Харламов, отличный по своей храбрости и во всех случаях с ожидаемым успехом употребляемый, уже 11-й год служит в одном чине, да и сверх его еще 3 офицера старее его в оном же полку, находятся по 11 лет в одних чинах, хотя теперь можно сказать утвердительно, что теперь и во всей армии едва ли кто-нибудь остается 10 лет в одном чине без производства; а потому самая справедливость без всякого пристрастия налагает на меня обязанность, прибегнув к неизреченному Вашего императорского величества милосердию, всеподданнейше испрашивать сказанному поручику Харламову, как отлично храброму офицеру и мною замеченному с хорошей стороны, повышения чином…» В том же рапорте князь отмечал подвиги подпоручика Нарвского драгунского полка Донцова, погибшего, «с мужеством защищая от многочисленного неприятеля вверенный ему для препровождения транспорт», и прапорщика того же полка Платковского [667] .

667

АКАК. Т.2.С.843-844.

Цицианов понимал, что для успешных действий в зимних условиях уставное обмундирование решительно не годилось. Он приказал для отряда, который двинется зимой через перевалы на Эривань, «…запасти войлоков, чтобы сделать коты или кеньги сверх сапог, и велеть полушубки расширить и подлиннее коли можно сделать, дабы можно было сверх кафтана надеть полушубок и им закрыть ляжки, а сверх шинель, а сверх тесак и суму..» [668] .

Печальный опыт с переводом 15-го егерского и Севастопольского полков из Крыма прямо в район интенсивных боевых действий показал, что необходим процесс адаптации войск к местным условиям. Поэтому Цицианов предлагал сначала размещать новоприбывшие войска на Кавказской линии, тем более что там снабжение продовольствием и фуражом оказывалось гораздо более легким делом, чем в Закавказье, а затем, по мере надобности, эти уже адаптированные к местным условиям части переводить в Грузию, замещая полки, предназначенные для боевых операций и размещения в «новопокоренных» крепостях [669] .

668

Дубровин Н.Закавказье… С. 352.

669

Там же. С. 240.

На пространстве между Черным и Каспийским морями враг мог появиться неожиданно. Поэтому здесь царила атмосфера постоянной тревоги. Боевые действия, как правило, развивались по одному и тому же сценарию: стремительные налеты горцев с изнурительной и почти всегда безуспешной погоней. Вот картина одного из «типичных» боев на реке Алазань. Около трехсот лезгин напали на 20 солдат, возвращавшихся с лесозаготовок. Солдаты успели укрыться в каменной башне и продержались до подхода подкрепления — двух рот с пушкой, при появлении которых противник отступил. После боя один из офицеров поскакал впереди части к месту расквартирования, но по дороге был перехвачен горцами и изрублен [670] .

670

РГВИ А. Ф. 846. Д. 61. Ч. 1. Л. 3-3 об.

Солдатам и офицерам приходилось учиться не только лазать по кавказским кручам, но и налаживать отношения с союзниками, действительными и мнимыми. «Мирный» князь Росламбек Мисостов, имевший чин полковника русской службы и числившийся в списках лейб-гвардии Казачьего полка, сообщил о сборе больших сил горцев и посоветовал русскому отряду перейти на другую сторону Кубани. Во время переправы с плота сорвалась пушка. Чтобы поднять ее со дна, были отправлены сотня казаков и взвод егерей, а остальной отряд двинулся дальше, поскольку Мисостов пообещал обеспечить безопасность «спасателей». Когда же солдаты и казаки занялись работой, кубанцы набросились на них и перебили. Майор Пирогов попросил помиловать его, но Росламбек велел ему раздеться, после чего уздени Росламбека изрубили офицера на куски. Спаслось только 12 солдат, сумевших справиться с течением бурной реки [671] . Свой поступок князь объяснил тем, что от руки русского солдата пал его племянник, проходивший курс обучения «наездничеству», или, попросту говоря, грабежу. Вообще с коварством приходилось иметь дело на каждом шагу. Провиант даже от союзников приходилось принимать в зерне, поскольку «мнимые друзья» нередко примешивали в муку размолотые ядовитые зерна хлопчатника, что приводило к отравлениям [672] .

671

АКАК. Т.2.С. 1019.

672

История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 221.

Понятия «коварство» и «военная хитрость» нередко являлись на Кавказе синонимами. Генерал Глазенап решил запугать кабардинцев видом большого отряда, явившись на переговоры во главе нескольких пехотных батальонов при артиллерии. Для этого ему пришлось ослабить гарнизоны почти по всей линии. Горцы две недели переливали из пустого в порожнее, а тем временем их «немирные» собратья, пользуясь удобным случаем, хозяйничали на «русской» стороне Кубани. Только когда до генерала, наконец, дошло, что его оставили в дураках, он приказал разорить несколько аулов и тут же добился согласия кабардинцев на все условия [673] .

673

АКАК. Т.2.С. 1019.