Цицианов

Генерал И.В. Гудович, назначенный после гибели Цицианова на его место, решил доказать свое превосходство над покойным «действительным» и притом бескровным (как это любил император Александр I) покорением джарских лезгин. Несмотря на все ранее достигнутые договоренности, жители этого региона и не думали отказываться от набегов на Кахетию и тем более препятствовать другим дагестанцам совершать такие походы. Посланный для их «наказания» отряд под командованием генерала Орбелиани сумел запереть горское ополчение в одном из ущелий осенью 1806 года. Поскольку время для рейда в Грузию уже прошло, а правительственные силы были достаточно велики, джарцы охотно заявили о своем раскаянии и готовности вернуться под власть России. Гудович поторопился сообщить об этом сомнительном успехе в столицу 3 декабря 1806 года: «Лезгинцы, которых атака стоила покойному кн. Цицианову 1 генерала и более 600 человек других чинов, убитых и в пропасть попадавших, одним маневром и движением с разных сторон отрядов без потеряния и одного человека, будучи заперты, пришли в робость и покоряются» [693] . В ответ 23 января 1807 года из Петербурга полетел царский рескрипт, в котором говорилось: «Усмирение народа столь неукротимого чрез кроткие средства я признаю за успех весьма важный, поколику оный представляет собой образ поведения с пользами государственными наиболее сходственный, а потому изъявляю Вам через сие особенную мою признательность». Однако уже в мае 1807 года главнокомандующий был вынужден послать джарцам письмо с угрозами: они твердо выполняли обещание не нападать лишь когда делать это было трудно по причине непогоды, но как только появился подножный корм, а деревья оделись листвой, скрывавшей передвижения, опять занялись охотой на кахетинцев, на их скот и прочее имущество. О своем «конфузе» Гудович царю сообщить постеснялся [694] . Окончательно контроль над этим регионом был установлен только в 1863 году, после подавления очередного восстания.

693

АКАК. Т.З.С95.

694

Там же. С. 323-325.

* * *

Следующими почувствовали на себе железную руку Цицианова осетины. Несмотря на договоренности с их старшинами о защите караванов, следующих по Военно-Грузинской дороге, они не прекращали грабежи и вымогательства. В начале 1802 года терпение русских властей иссякло, и они решили, если не помогут увещевания, принять «меры строгости». В марте были посланы три роты пехоты и сотня казаков, которые, не доводя дело до кровопролития, добились выражения покорности [695] . Однако уже в июне того же года пришлось воевать с тагаурским старшиной Ахметом Дударуко, который ограбил один конвой и вынудил откупиться за 200 рублей другой, не сумевший в ущелье оказать сопротивления горцам. При появлении карательной экспедиции Дударуко со своими соратниками заперся в башнях, но гренадеры разорили его деревню, потеряв четырех человек убитыми и ранеными. После этого беспокойный старшина согласился принять присягу [696] . Сообщая Кочубею о «шалостях» осетин, Цицианов писал 31 октября 1803 года, что он ждет «праздного времени, чтобы их посетить и военною рукой запретить им притеснять торговлю» [697] . Выделение конвоев для купеческих караванов изнуряло немногочисленные гарнизоны на Военно-Грузинской дороге, но отправлять грузы без вооруженной охраны означало дарить их горцам, продолжавшим промышлять разбоем на этой трассе. 3 ноября 1803 года Цицианов обратился к министру внутренних дел Кочубею с предложением ежегодно формировать четыре больших каравана, следующих из России в Закавказье, — 1 и 15 мая, 15 сентября и 1 октября. В этом случае местное командование могло отправить для охраны значительные силы [698] .

695

Там же. Т. 1. С. 581-585.

696

Там же. С. 588.

697

Там же. Т. 2. С. 232.

698

Там же. С. 243.

Не имея возможности для операций в горах, русское командование попыталось решить проблему переговорами и подарками. Но видя уступчивость русских властей и ободренные известиями о вероятности войны с Персией, осетины стали постепенно повышать плату за услуги и пошлины за провоз грузов, в том числе и казенных, через их территорию. Более того, в 1804 году они разгромили следовавшую в Грузию рекрутскую партию и конвоировавший ее полк донских казаков. Из 77 рекрут 26 пропали без вести, 12 были тяжело ранены («изувечены»); из 449 казаков 146 были убиты или пленены [699] . Осетинский старшина Дударуко вновь взялся за старое и в июне 1804 года фактически перекрыл движение по Военно-Грузинской дороге. Даже транспорт с порохом, нужный как воздух в условиях войны с персами, застрял во Владикавказе. Терпеть далее было нельзя, и Цицианов лично отправился «наказывать» горцев, нападавших на караваны. 26 октября 1804 года главнокомандующий послал приказ «всем тагаурским старшинам и народу»: «Вы видели, как поступлено с Дударуко за его дерзости и за то, что он вас вводил в несчастье; таковой точно участи и вы ожидайте, буде с получения сего не исполните то, что написано ниже. Не Кноррингово теперь время; не стану я с вами договоры делать; у кого есть штыки, тому денег платить не следует. Клянусь Богом, в которого верую, что камня на камне у вас не оставлю и не генерала пришлю, а сам приду с войском». Осетины должны были немедленно вернуть все вещи ограбленных путников, снизить пошлину до 30 копеек с пешего и 70 копеек с конного путешественника, установить твердую таксу за перевозку товаров на участке от Ларса до Казбека (2 рубля за вьючную лошадь и 1 рубль за верховую), беспошлинно пропускать казенные грузы. Взамен им обещали бесплатно отпускать соль и не препятствовать в закупках зерна [700] .

699

РГВИ А. Ф. 846. Д. 6166. Л. 1. С. 131.

700

АКАК. Т.2.С555.

Сочетанием переговоров и силовых мер Цицианову удалось добиться нормализации обстановки на Военно-Грузинской дороге. Он действительно был «грозой» горцев. Об этом свидетельствует курьезный факт: чтобы поднять боевой дух повстанцев, их предводители осенью 1804 года нашли убитого солдата, похожего на главнокомандующего, облачили его в нечто похожее на генеральский мундир и «воодушевляли» соратников видом поверженного врага. Против такого приема информационной войны генерал нашел простое и действенное средство: он пригласил представителей волнующихся аулов приехать и убедиться в собственном здравии [701] . В противостоянии с горцами Цицианов намеревался сначала действовать уговорами, а если таковые не помогут, то: «1) все башни сломать, 2) из всякой деревни дать аманата на своем содержании из лучших домов, и за всякую проказу доказанную посылать аманатов в Россию в солдаты или на заводы…» [702] .

701

АК Б.Т. 36. С. 10-11.

702

Там же. С. 11.

В начале 1805 года Цицианову вновь пришлось лично руководить боевыми действиями войск. Это видно из его письма В.Н. Зиновьеву от 29 января 1805 года: «Я был в осетинских горах с отрядом и вел там целый месяц войну, по необыкновению нашего войска к сего рода войне; но Бог милосердный без заслуг моих и тут мне показал свою благость и помог поселить страх в сих народах, разорявших несколько веков Карталинию, помог пройти к таким лесам, что, назад шедши, сам себе не верил и без Его святой помощи никогда бы пройти не мог» [703] . Горцы принесли повинную, но до их полного замирения было еще очень далеко.

703

Русский архив. 1872. Т. 10. Стб. 2170.

«Извлечение из писем, полученных с Кавказской линии в июне—августе 1804 года», опубликованное во втором томе «Актов Кавказской Археографической комиссии», рисует картину непрекращающихся столкновений с горцами. Кабардинцы вырезали три поста на реке Малке, у Кислых вод и недалеко от Моздока. Погибло около девяноста человек рядовых казаков и офицеров. 9 октября 1805 года чеченцы недалеко от Владикавказа захватили армейский «порционный» скот и убили нескольких нижних чинов [704] . Не унимались и жители высокогорных районов Грузии, издавна считавшие имущество соотечественников, живущих в долинах, своей законной добычей. Хевсуры, имевшие реноме самых храбрых воинов, в ответ на угрозу из Тифлиса сами сделали воинственное заявление. 24 мая 1803 года душетский капитан-исправник поручик Старосветский прислал Цицианову следующий рапорт: «Жители селений, при Арагве лежащих, жаловались мне, что пшавы и хевсуры угоняют у них лошадей, скот, овец и ограбляют людей, и из селения Ако, Хевечри, Верди и Кавкава, вымыслив, что им следует за кровь дедов их от селения Жинваль, присылали к нацвалу, чтобы прислать плату, а буде прислано не будет, то всё селение они разорят, против чего из селения отозвались, что они не знают, следует ли им платить за кровь дедов их, и теперь российские подданные, и надеются, что россиянами не попущены будут на истребление и разорение; но оные хевсуры выхвалялись, что тех кровью, у которых у одеяния обрезаны полы и на заде разрезано, подкрасят довольно Арагву» [705] .

704

РГВИ А. Ф. 846. Д. 6166. Ч. 1. Л. 124.

705

АКА К. Т. 2. С. 559.

Не затихали бои и на Кубани. Вот типичные «кавказские будни» начала XIX столетия: «7 апреля 1804 года кабардинцы наехали днем к посту Есентуцкому, находившемуся на половине дороги от Константиногорска к Кисловодскому укреплению. Сначала в малом числе вступили они в перестрелку со сторожевыми казаками Донского полковника Кошкина полка, которых тогда было 8 человек при офицере; потом неприятелей собралось из разных мест до ста человек. Казаки, видя превосходное их число, спешась, из-за лошадей отражали их. Кабардинцы же, увидев приближающихся казаков на помощь из других притонов, тотчас обратились в бегство; их преследовали, но бесполезно — догнать никак не могли. При этой перестрелке убито 2, ранено 4; со стороны неприятеля убито 2, ранено несколько. Через три дня 1 мая партия чеченцев, состоявшая из 20 человек, утром очень рано отогнала рогатый скот и табуны лошадиные на противной стороне реки Терека от деревни князя Бековича. Известясь об этом, Моздокский комендант полковник Протопопов послал в погоню 70 человек Кубанского казачьего полка при офицере. Они в довольно большом расстоянии догнали врагов и отбили весь рогатый скот, ведя с ними перестрелку. При этом были ранены три, с противной же стороны убито 4, ранено несколько. В ночи с 10 на 11-е того же месяца трое кабардинца, подкравшись к пикету, стоявшему за рекой Малкой, сделали выстрел по часовому. Донского Кутейникова полка урядник Щепакин, находившийся на том посту, с 10-ю вооруженными казаками пустился преследовать неприятеля, и, гнавшись около 20 верст, неожиданно на реке наткнулся на партию кабардинцев, составлявшую около ста человек, которые тотчас отрезали казаков и открыли стрельбу. Урядник, сколько ни защищался, но видя превосходное их число, нашелся принужденным отъехать и, спешась, засел в лесу и тем спасся от большой потери. При этом убито казаков 2, а у неприятелей — 1» [706] .

706

Кавказцы, или Подвиги и жизнь замечательных людей, действовавших на Кавказе. СПб., 1859. С. 6.

В хронике Кавказской войны период Цицианова занимает скромное место — всего три с половиной года из полуторавекового противостояния мощнейшей империи и конгломерата вольных обществ и феодальных политических структур. Не выглядит значительным и география походов против горцев, которые совершались под его руководством. Однако значимость события, как известно, далеко не всегда определяется временем и пространством. Цицианов по-новому стал разговаривать с местными владыками и горскими старшинами. До него русские приходили и уходили, не отличаясь в этом смысле от завоевателей, которых не раз видели тамошние горы. Теперь русские пришли и остались. Мало того, они стали требовать от местных жителей соблюдения новых правил, многие из которых никак не вязались с основами их представлений о мировом устройстве. Это было начало нового этапа присоединения Кавказа, процесса, сыгравшего огромную роль в изменении политической карты Черноморского и Каспийского регионов.

Глава пятая. ПЕРСИДСКАЯ ВОЙНА

Победоносные российские орлы парят над башнями Ганджи…

П.Д. Цицианов

Если о неизбежности некоторых войн упорно спорили их участники и современники, оставляя этот спор в наследство историкам, то относительно неотвратимости вооруженного столкновения России и Персии в начале XIX столетия никаких сомнений не возникало ни в царствование Александра I, ни впоследствии. Включение Грузии в состав Российской империи коренным образом меняло политическую обстановку на Кавказе, причем в значительной степени это происходило за счет ущемления интересов Ирана. В Тегеране знали о военном могуществе северного соседа, но, как уже говорилось, шах и его окружение полагали, что присоединение Грузии — одно из тех «пришествий», которые уже случались в прошлом с последующим восстановлением «статус-кво». При всей удаленности персидской столицы от столиц европейских в ней имели представление о ситуации в Старом Свете и не без оснований полагали: у императора Александра I нет солдат для Закавказья, они нужны ему на западных границах. Шах не сомневался, что окончательное утверждение России в Грузии приведет к ослаблению и в конечном счете к потере персидского влияния в Дагестане, Армении и Азербайджане. Это же, в свою очередь, приведет к нежелательным последствиям в отношениях с Турецкой империей, будет стимулировать активность восточных врагов Ирана — афганцев и туркмен. Таким образом, вторжение персидских войск в Грузию являлось только делом времени. Но даже если бы по каким-то причинам этого в самом начале XIX столетия и не произошло, то войну начала бы Россия. Как мы помним, Эриванское и Гянджинское ханства считались «утраченной» частью государства Багратидов и потому подлежащими возврату добровольно или силой оружия. В 1803 году о таком подходе к историческому наследию Грузии Россия заявила «покорением» Джаро-Белоканской области, некогда подчинявшейся Тифлису. В Петербурге также не оставляли мысли установить контроль над прибрежными районами Дагестана и Азербайджана для обеспечения безопасности восточной торговли, тогда как в Тегеране считали Кубинское, Шемахинское, Талышское, Бакинское и Дербентское ханства «своими». Военные головы на основании имеющегося опыта и тогдашних стратегических представлений вынашивали планы установления южной российской границы по действительно удобному рубежу, который образовывали река Араке и Талышские горы. Любой из этих причин было достаточно, чтобы началась война.

Первым изменение геополитической ситуации на себе испытал Джавад-хан Гянджинский. Рапорт действительного статского советника Коваленского Цицианову от 17 декабря 1802 года выглядит как список поводов для открытого столкновения с этим владетелем: переманивание жителей из Грузии, контакты с врагами России, финансовая помощь мятежному царевичу Александру, претензии на Шурагельскую провинцию, попустительство тем, кто грабит российских подданных. Вдобавок ко всему, Джавад-хан запрашивал немыслимо высокую пошлину за пропуск через свою территорию караванов с соленой рыбой, «дерзко» отвечал на послания представителей России [707] . Через долину Куры лежал кратчайший путь от персидской границы вглубь Грузии. Коннице требовалось всего три перехода, чтобы оказаться у стен Тифлиса. При этом два из них шахская армия совершала по землям, населенным мусульманами, верность которых было трудно прогнозировать. «Обуздание» джаро-белоканских лезгин позволяло усилить экспедиционный корпус за счет войск, выведенных из долины реки Алазань, где стало поспокойнее. Подготовительным шагом к войне можно считать поход русского отрада в провинцию Самух, чтобы «привести ее в повиновение» подобно Джаро-Белоканской области и найти наиболее удобные места для форсирования реки Куры. Еще в феврале 1803 года Цицианов получил известие о том, что Джавад-хан Гянджинский, несмотря на свои дружеские письма и даже заявления о желании принять российское подданство, готовится к войне — собирает войска и припасы и заключил союз с Ибрагим-ханом Шушинским. Не исключалось создание антироссийского союза под эгидой персидского шаха. Чтобы отвлечь последнего, Цицианов приказал шефу Астраханского гарнизонного полка Завалишину совершить «диверсию» в район Астрабада и Баку. Подготовка флотилии маскировалась намерением наказать каракайтагского хана (уцмия) за разграбление российского торгового судна. Для дезориентации Ших-Али-хана Дербентского распространили слух о готовности Александра I возвести его родственника Касим-хана на престол в Шемахе.

707

АКА К. Т. 2. С. 586-587.

Общий план кампании 1803 года у Цицианова был такой: совершить «поиски» в направлении Гянджи и Эривани и занять Баку, благо к тому склонялся сам правитель этого ханства. «По устройству переправы через Куру, — писал Цицианов, — я сам пойду из Шамшадиля, во-первых, к Гандже, дабы не оставить позади себя неприятеля, ибо ганджинский хан Джевад помирился с шушинским ханом Ибрагимом и получил от него две пушки в подарок. Из Ганджи пойду через Шамшадильскую провинцию прямым ходом к Эривани, отстоящей от оного на 70 верст. Когда засим подоспеет время занять Баку, то у меня за оставлением двух гарнизонов в Гандже и Эривани не будет и двух комплектных батальонов». Поэтому главнокомандующий просил прислать подкрепления [708] . Примечательно, что о занятии Гянджи и Эривани Цицианов писал как о свершившемся событии.

708

История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 207.