Цифры нации

– Я его вообще не получал! – ответил подсудимый.

Шприц посмотрел в его сторону, потом в уголовное дело и снова сказал: – В деле имеется ваша расписка о вручении вам обвинительного заключения. Вы знакомились с делом?

– Я отказался, потому что я не виновен…

«В таком случае – ты просто дурак», – подумал Шприц, а вслух произнес: – Понятно…

Метнув взглядом по залу, Игорь Альбертович только тут заметил на заднем ряду постороннюю пару – мужчину и женщину.

– А вы кто такие? – спросил он.

– Я потерпевшая, а это свидетель, – сказала женщина ласковым голосом.

Выпроводив свидетеля в коридор, Шприц велел потерпевшей даме сесть на скамью в первый ряд и продолжил заседание.

В итоге получасового рассмотрения дела, в течение которого судья выслушал показания потерпевшей, свидетеля обвинения, государственного обвинителя и огласил материалы дела, он объявил слушание дела оконченным и заявил о прениях сторон.

– Слово в прениях предоставляется государственному обвинителю Татьянохе Дмитрию Олеговичу, – сказал он.

Тот поднялся, взял в руки лист и стал читать обвинительное заключение. Из обвинения следовало, что Иван Иваныч Иванов с утра ходит без штанов. Только так. И не иначе. Поскольку об этом говорят свидетель обвинения, потерпевшая, а также материалы дела.

Однако для вынесения обвинительного приговора этого было явно недостаточно, тем более что потерпевшая с подсудимым жили как кошка с собакой.

«Точно… – решил для себя Шприц. – Это и есть юридический дурдом».

– Прошу определить для него наказание, – продолжил Татьяноха, – в виде трех лет лишения свободы с отбыванием на хозяйственных работах в местах, определяемых органами, ведающими исполнением приговора…

«Ну, ты хватил!» – удивился Шприц, глядя в сторону свидетеля, оставленного в зале после допроса. Свидетель, разинув рот, с удовольствием зевал.

– Встать! – заревел Шприц, стуча колотушкой. – Я тебе говорю, свидетель!

Свидетель поднялся и хлопал глазами под испепеляющим взглядом судьи.

– Пятнадцать суток! – воскликнул Шприц и стукнул колотушкой.

– Кому? – удивился свидетель. – За что?

– За неуважение к суду! Я не обязан на гланды твои любоваться!.. Увести!..

Судебный пристав, стоявший столбом, оживился, метнулся к свидетелю и, не успел тот сказать хоть слово, как на его руках уже скрежетали наручники.

– Моду взяли! – ворчал Шприц.

– У нас толерантность! – опомнился свидетель. – Свободное государство!..

– Я тебе покажу свободу…

Проводив взглядом пристава со свидетелем, судья впал в задумчивость, глядя в поверхность стола и потирая пальцами лоб. Секретарь откинулась в спинку стула и глядела в потолок.

– Судебное заседание продолжается, – наконец объявил судья, и секретарь вновь прильнула к столу.

– Слово для защиты предоставляется адвокату Козолупову Леопольду… За номером…

Шприц посмотрел в бумаги и произнес номер защитника. Тот поднялся из-за стола, выпрямился и начал речь, не глядя в бумаги. На вид ему было лет восемьдесят, хотя, в принципе, возраст для подобной категории самозанятых деятелей не имел никакого значения. Хоть сто лет ему будь – тем более что это не просто защитник, а юрист с электронной начинкой вместо обычного мозга.

Адвокат, огласив обвинительное заключение, углубился в так называемое материальное право – в суть статьи, по которой был привлечен к ответственности его подзащитный.

Шприцу это сразу же надоело, поскольку комментариями данных статей он был сыт по горло еще со студентов. Другое дело, что подсудимый не виноват абсолютно. Допустим, прошелся голым разок перед дочерью, которая ему не родная приходится – и что с того? Сразу надо в кутузку? Растлитель?! В то время как дело может быть совершенно в другом.

Робот-защитник тараторил как сорока, не вникая в существо дела. Это была общеустановленная практика: с давних пор считалось, что только робот способен удержать в себе кладезь юридической науки. Шприц, отвернувшись лицом к окну, едва заметно качал головой. Затем с удовольствием зевнул, не скрываясь, в открытую, потому что только он мог себе это позволить. Потом, давя зевоту, взял со стола пульт управления, направил его в сторону защитника, нажал кнопку и произнес:

– Ваше время истекло, уважаемый.

Защитник, не говоря ни слова, согласно кивнул головой и опустился за стол.

«Ну что за бараны эти защитники», – думал Шприц, предоставляя последнее слово подсудимому.

Глава 8 Там чудеса

Машка с утра бродила по комнатам и совала свой нос во все щели – то кресло передвинет, то столик журнальный, то поднимет с пола невидимую пылинку и отнесет ее в мусоросборник, а то вдруг вцепится в пылесос.

– Кажись, крыша у нее поехала, – говорила Софья Степановна, сидя в столовой вместе с Федором Ильичем. – Не узнать робота.

– У нее же программа, – удивлялся Федор Ильич, – она же не может сама по себе изменяться.

– А скажи ей – опять засвистит: «У меня права! Наступают на горло!»

– Да уж…

– Слава богу, на дачу ей ходу нет…

Софья Степановна осеклась на полуслове, потому что снова послышались шаги; в столовую вошла Машка – с видом, будто ее только что опять оскорбили.

– Что приготовить на обед? – спросила она, глядя как-то вбок, мимо Софьи Степановны.

– А сама-то чего ты хотела бы? – наобум спросила Софья. И тут вдруг началось: Машка вылупила глаза и понесла ахинею, типа, какие же вы недалекие и какие же вы упертые!

– Да будет вам известно, – говорила она, – андроид существо не ядящее, а только дышащее!

Софья Степановна молчала, поскольку каждое ее слово теперь могло обратиться против нее самой.

Отведя душу, Машка вышла в коридор и тут столкнулась с Кошкиным.

– Что у вас происходит? – спросил Кошкин. – Неужели так сложно немного помолчать? Я же работаю! У меня заказ!

– Ну и работай… – Машка, склонив голову, обошла его и спряталась в зале.

– Что у вас, мама? – сказал Кошкин, заглядывая в столовую.

– У нас ничего… Это у вас надо спросить.

Кошкин вошел, сел на стул и склонил голову, упершись локтями в колени.

– Никто не знает, что эта сволочь опять выкинет, – неожиданно произнес он.

– Я и говорю, – откликнулась мать. – Совсем с катушек съехала…